Изнемогая от жары, с лицом, покрывшимся бисеринками пота (несмотря на тень от зонтика), Кэтрин неуверенно улыбнулась Даггану и толпе рабочих. Их так много, и благополучие каждого из них отныне зависит от нее лично. Эта мысль вызвала у нее серьезное беспокойство. Она подумала, что почувствовал бы ее отец, если бы ему самому пришлось явиться в Луизиану и вступить в права наследства. Ей показалось, что для него это было бы еще более затруднительно.

– Не обращайте на них внимания, мисс, – протяжно произнес Дагган, улыбаясь ей в ответ искривленными губами. – Они просто сгорают от любопытства, ведь вы их новая хозяйка. Если уж говорить начистоту, то я тоже. Полагаю, вы хотели бы пройти в дом? Дела мы сможем обсудить после того, как вы отдохнете. Вы ведь за этим приехали сюда? Наверное, полковник Деламар уже успел ввести вас в курс.

Ее поджидала легкая коляска и фургон для багажа. Хэл Дагган одним махом оказался в седле и поехал вперед, а за ним двинулся весь кортеж, прочь от содержавшегося в полном порядке пирса, вдоль по ухоженной, аккуратно посыпанной гравием дороге, обсаженной дубами. «Край Света» маячил впереди словно мираж в пустыне. Ветер теребил пряди испанского мха, свисавшие с дубовых ветвей.

– Индейцы говорят, что это – пряди волос несчастной девушки, которую бросил любимый, и она с горя утопилась в болоте, – промурлыкала у нее за плечом Элиза тем своим загадочным тоном, который как нельзя лучше вязался с волшебной красотой окружавшей их картины.

– Теперь, когда я здесь, я готова поверить во все, что угодно, – отвечала Кэтрин, снова ощутив себя словно под наркозом. Она чувствовала себя такой слабой, что не в силах была пошевелить и пальцем. – Это какое-то зачарованное место, но даже если мне все только снится, я не хочу просыпаться.

ГЛАВА 9

Кэтрин не смогла бы с уверенностью сказать, что страдает от одиночества, ведь круглые сутки вокруг нее суетилось столько народу, и все же отсутствие Адриена породило в ее сердце ноющую пустоту. Тоска усиливалась еще и оттого, что ей совершенно нечем было заняться. Как и в Бовуар-Хаусе, здесь всем заправляла Селеста, держа в уверенных руках дом и распоряжаясь действиями целой когорты слуг. Если она с чем-то не справлялась, то в дело вступал Пьер или Анри, Элиза или даже Филлис.

Особняк действительно был чудесным, но после того, как Кэтрин облазила его с чердака до подвала, осмотрела все грандиозно обставленные комнаты, ухоженные сады и разрушенный грот (как две капли воды похожий на те, что были модны в европейских садах в конце прошлого века), – время стало тянуться для нее томительно медленно. Ее глаза бесцельно скользили по окружавшей пышной природе, а в ушах звенело от непроницаемой тишины, навалившейся словно душная перина, – стоило умолкнуть обычной дневной суете и цикадам завести свою монотонную музыку, – правда, здесь ее разнообразили внезапные крики ночных птиц и кваканье лягушек.

Сходство между устройством плантации и принципами устройства английских усадеб не кончались на особенностях архитектуры. Здесь все было сделано по общему образцу: сыроварня, скотобойня, пекарня, кузница, плотницкая и конюшни для множества лошадей, с помещениями для жокеев, тренеров и конюхов, что ухаживали за замечательными животными и неустанно трудились над производством чистокровных скакунов. Сюда пришлось привезти лишь кое-какие мелочи, которые местные мастера не смогли сделать сами.

Целыми днями раздавался стук деревянных вальков, которыми колотили белье прачки, стиравшие в больших медных котлах. Для того чтобы им всегда хватало дров, содержались специальные дровосеки, снабжавшие и их, и чудовищных размеров печь, расположенную на кухне. В зимний период дрова требовались также и для отопления дома, хотя обычно с наступлением прохлады в благословенные довоенные времена семьи плантаторов возвращались в городские особняки, уже не опасаясь изнурительной жары и сопутствовавших ей эпидемий желтой лихорадки и холеры. Теперь мало кто из них мог позволить себе такой образ жизни: хотя понемногу Юг оправлялся после войны, но прежним временам не суждено было вернуться, и La Belle Epoque[18] все больше превращалась в легенду.

Однако в отличие от соседних плантаций «Край Света», благодаря изворотливости мистера Керригана, проявленной в тяжелые времена, сумел сохранить прежний облик. Он по-прежнему привораживал своими темно-зелеными бархатными лужайками, могучими дубами вдоль аллей, любеллиевыми и кипарисовыми рощами, ухоженными цветниками и подстриженными газонами, и в некотором удалении, но постоянно напоминавшая о себе – река – грозный бог, всегда готовый выйти из берегов и смести все кругом. Однако стоило выйти за границы сада, как всякое сходство с Англией испарялось, и вы оказывались во власти джунглей.

Однажды утром, вскоре после приезда, Кэтрин поднялась раньше обычного, быстро оделась с помощью Филлис в костюм для верховой езды, убрала волосы под шляпу и была готова осмотреть дальние поля в сопровождении Хэла Даггана. С ними отправился неизменный Ти-Жан, облаченный в темный костюм и цилиндр. Он сохранял замкнутое и даже высокомерное выражение на черном лице. Кэтрин часто гадала, не происходит ли ее телохранитель от какого-нибудь конголезского вождя. Скорее всего, так оно и было.

– Вы могли не тащить с собою своего черномазого, – вполголоса заметил Хэл, когда они бок о бок выехали вперед, оставив Ти-Жана на почтительной дистанции.

Кэтрин сердито нахмурилась, выпрямившись в седле, по бокам которого пышными складками спускалась ее юбка. Затянутые в перчатки руки с силой сжали поводья.

– Не надо отзываться от Ти-Жане в такой унизительной форме, мистер Дагган. Я ценю его службу.

– Оно и видно, что вы не из здешних мест, мисс Энсон. – И без того кривые губы Хэла скривились еще больше, а в голосе прозвучала снисходительная дерзость. – Я уж не говорю про вашу речь, которую мало кто без труда понимает – да и все остальное тоже. Слишком уж бросается в глаза то, что вы – чужестранка.

– Мистер Керриган тоже был чужестранцем, – запальчиво возразила Кэтрин. Они уже выехали из конюшен и миновали кухню и людскую.

– Это верно, мисс, – захохотал Хэл, – да только он прожил здесь черт знает как долго. Война там или нет – негры для него всегда были черномазыми, а заодно и все полукровки – неважно, сколько белой крови течет у них в жилах и каких там французских авек-плезиров они нахватались у себя в лицеях.

Из печной трубы над кухней валил дым, и во влажном воздухе висели запахи свежесваренного кофе и выпеченного хлеба. Анри, навалившись пузом на кухонный подоконник, приветливо взмахнул толстой рукой, что считалось у него верхом учтивости.

– По крайней мере, он не был жесток с рабами? – спросила Кэтрин, в памяти которой ожили рассказанные когда-то отцом жуткие истории. Она почувствовала себя виноватой. Неужели и эту вину ей предстоит принять вместе с остальным наследством? Одна мысль о том, что Анри мог подвергаться побоям, была убийственна.

– Ха, да конечно же, нет! – Хэл дернул головой, сбросив зацепившуюся за шляпу прядь мха. – Он не побоялся нарушить закон, запрещавший давать неграм образование, и даже нанял для них специальную учительницу, пока власти не заставили его прикрыть эту лавочку.

– А как же во время войны? Чью сторону он принял? – В характере Керригана выявлялось столько новых, разнообразных граней, что Кэтрин уже не знала, что и подумать.

Хэл опять расхохотался, с циничной гримасой на уродливом лице он насмешливо смерил ее с ног до головы стальным взглядом:

– Финн Керриган ничью сторону не принимал, он держался своей стороны.

– А эта учительница, она все еще живет где-нибудь поблизости? – Кэтрин подумала, что если бы ей удалось с нею повстречаться, она могла бы больше выспросить про Финна Керригана.

– Мисс Саутли, вот как ее звали. Марта Саутли – и тоже англичанка. Болтали, что она перебралась в Орлеан и открыла там женскую школу. Ежели хотите, я мог бы узнать подробнее.