– Так вы знали его? – Кэтрин вся подалась вперед, ее губы приоткрылись – так ей хотелось узнать побольше про загадочного ирландца.

– Отчасти. Он не был принят в нашем кругу – с ним поддерживали только деловые отношения. К тому же он столкнулся с захватчиками. Настоящий прохвост.

– Эта война была такой ужасной?

Ей захотелось утешить его, развеять грусть, исказившую его черты, и, как это ни смешно, она даже почувствовала себя в какой-то степени виновной в предательстве Керригана. Видимо, так сказался ее британский патриотизм, хотя она в жизни не встречала этого своего земляка, да и война проходила в тысячах миль от Англии.

– Я мало что запомнил. Новый Орлеан не выдержал долгой осады армией Союза и оттого не подвергался пожарам и грабежам. – И его плечи приподнялись в легком, небрежном пожатии. – Но я помню, как мне было обидно, что я больше не могу отправиться в Валлард.

– Валлард?

– Это наша плантация. Я никогда не забуду тот день, когда мама сообщила мне, что его разорили вражеские солдаты.

– Мне так жаль. – Невольно она положила руку ему на локоть. – Но теперь там все восстановлено?

Он взглянул на нее, и лицо его вновь оживилось.

– Если вы не обидитесь, давайте сменим тему беседы. Мы приспособились, вот и все. Люди вообще живучи, как вы, наверное, могли убедиться и на собственном опыте.

– Мистер Керриган не пострадал в результате войны – так говорил мне полковник Деламар.

Подвижный рот Адриена сложился в презрительную ухмылку: энергично взмахнув своими холеными руками, он произнес:

– У мистера Керригана для этого было слишком много денег, которые он вложил в огромное количество предприятий, – и в результате разбогател еще больше во время послевоенного бума. Стоило здесь объявиться янки, и он уже завел с ними шашни и принимал их в Бовуар-Хаусе.

– Это вас возмущает? – И снова ощущение вины. «Может быть, мне стоит сделать пожертвование на нужды осиротевших во время войны детей», – подумала она, прежде чем здравый смысл поборол это вздорное чувство. – Она не может отвечать за дела умершего, чужого человека.

– Я же говорил, что был совсем мальчишкой. Но это ужасно возмущало маму и остальную старую гвардию.

– И вашего отца?

– Он умер от удара – не смог перенести вести о том, что потерял Валлард.

«Мы так похожи», – подумала она. Ее сердце наполнилось сочувствием к этому юноше, который наделен красотой, обаянием, интеллигентностью, безупречным происхождением – а в глубине души оплакивает кончину отца, совсем как ока.

– Что я могу сказать? – прошептала она с повлажневшими глазами. – Я так хорошо понимаю вас. Не прошло ни дня, чтобы я ни вспомнила об отце, ни затосковала по нем, ни захотела услышать вновь его голос.

Он долго и внимательно смотрел на нее, а потом поднял руку и осторожно отер слезинку, выкатившуюся из-под ее ресниц.

– Моя милая мисс Энсон, как же вы добры! Я чувствую, что нам есть о чем поговорить, поговорить по-настоящему. Не найти ли нам для этого более спокойное место?

Не в силах устоять перед тем, что самый обаятельный джентльмен в этом зале сидит подле нее и заглядывает ей в глаза с таким видом, словно для него на свете существует лишь она и лишь ее сочувствия он ищет, Кэтрин забыла о приличиях и последовала за ним в сад. Она с удовольствием набрала полную грудь целительного свежего воздуха. По широким ступеням они спустились на террасу, едва освещенную луной и тусклыми огоньками свечей, – несколько парочек уже устроилось здесь, укрывшись в тени деревьев.

– Здесь довольно тепло для такого позднего часа, – заметила Кэтрин.

– Это душистое и обволакивающее тепло, – прошептал он, нагнувшись к самому ее уху. – Словно кто-то живой обнимает вас. Ветерок ласкает вас и целует. Вы чувствуете это? – И он почти неслышно провел пальцем по ее обнаженному локтю.

Кэтрин понимала, что ей лучше всего отдернуть руку, убежать обратно в зал, подальше от этого обворожительного мужчины, но она была не способна пошевелить и пальцем. «Да я и не хочу, – подумала она. – Мне приятны его слова, его прикосновения, его внимание ко мне. Я хочу помочь ему избавиться от грусти. Ведь это именно то, чего я втайне искала всю жизнь – кого-то, кто нуждался бы во мне, верил мне, открыл бы мне свою душу».

– Это действительно приятно, – дрожащим голоском отвечала она.

– И непохоже на вечера в вашей английской деревне? – Его голос был едва слышен.

– Совершенно непохоже!

«Ох, миссис Даулинг, видели бы вы меня сейчас, – подумала она. – А Бет Карпентер была бы поражена, она бы чувствовала зависть и любопытство».

– В Англии часто идут дожди, – добавила она, стараясь говорить как ни в чем не бывало, словно не чувствуя, как его рука легла ей на плечо.

– Здесь тоже бывают дожди. Ужасные ливни, когда Миссисипи выходит из берегов и все превращается в хаос – иногда доходит до наводнений. Но вы приехали к началу лета, в самый приятный сезон, хотя и самый жаркий. Я припоминаю, как гулял с отцом по вечерам в Валларде, – смутный образ человека, которого я обожал. «Это твоя земля, сынок, – любил говорить он, – твое достояние. Ты должен как следует охранять ее и заботиться о ней и обо всех, кто от тебя зависит, как это делаю я». Но мне так и не представилась такая возможность.

– Все еще исправится, я уверена. – Она порывисто обернулась к нему с сияющим взором. В ее глазах мелькнула неясная мысль. – Вы хотели бы снова владеть своей плантацией?

– Конечно, но это безнадежно. Мы утратили практически все. О, мы довольно сносно живем в городском доме, но у нас ни за что не наберется достаточно средств, чтобы восстановить Валлард. Нет, мисс Энсон, лучше мне об этом и не мечтать.

– Возможно, я могла бы помочь вам, – нерешительно вымолвила она.

Он застыл и отодвинулся, взгляд его стал непроницаемым.

– Я не нуждаюсь ни в чьей помощи. И если этому суждено вообще когда-то случиться, то лишь благодаря моим собственным усилиям. Ладуры никогда не ставили себя в неловкое положение или в зависимости от кого бы то ни было.

Кэтрин отвернулась, проклиная себя. Он так горд, а она оскорбила его. Как бестактно, как грубо! После такой выходки он ни за что больше не станет с нею говорить.

– Я не хотела вас обидеть… простите неловкость иностранки, – прошептала она.

Он не сразу ответил, а с отсутствующим видом глядел вдаль. Она различала в сумраке его профиль: высокие скулы, римский нос, выпуклые губы, упрямый подбородок. Наконец он обернулся, слегка улыбаясь:

– Давайте просто не будем об этом говорить. Эта ночь слишком прекрасна для низменных материй. Наслаждайтесь же ею.

Это была волшебная ночь, казалось, она сама – словно живое существо, дышит и движется под темным пологом листвы, в которой звенели цикады и угадывались темные провалы непроглядной тени под дубами. На темно-пурпурном бархатном небосводе сияли звезды – ей казалось, что никогда они не светили так ярко. Все страхи и сомнения оставили Кэтрин, и она встрепенулась всем своим юным телом. «Наконец-то я дома, – радостно думала она. – Ни за что отсюда не уеду».

– Мисс Энсон, вы позволите мне нанести вам визит? – глубоко заглянув ей в глаза, со значением спросил Адриен.

– Мистер Ладур, я ведь только успела приехать. И я думаю устроить большой прием, как только познакомлюсь с достаточным количеством народа. Элиза поможет мне в этом. – О, она помнила преподанные ей миссис Прентис уроки: «Не будьте чересчур покладистой. Джентльмены ценят скромность и предпочитают сами добиваться внимания дамы».

Ее невообразимое счастье может изменить ей, и в ушах ее вовсю звонили тревожные колокола, но то безрассудное, бесшабашное существо, что всегда жило в ней, пусть под строгим контролем, изо всех сил рвалось на свободу, страстно желая взять от жизни все и сразу. Да и какая беда может выйти из того, что Адриен посетит ее, к тому же в присутствии Элизы?

– Как вам будет угодно. – Он едва заметно улыбнулся и придвинулся к ней поближе на каменной скамье, где они устроились. – Я не хотел бы показаться вам нахальным, но равным образом я не желал бы и рисковать потерять вас из-за другого мужчины.