Ферьер выхватил с полочки один из томов, причем выхватил так стремительно, что несколько соседних книг ссыпалось на пол, и в упор глянул поверх очков на Грайса, как бы определяя уровень его интеллекта. Порывистая энергичность уживалась в этом человеке со спокойной властностью. Недаром Тельма сразу же бросилась подбирать упавшие книги, хотя вовсе не была услужливой девицей.

— Читали вы что-нибудь Арнольда Беннета, мистер Грайс? — Вполне подходящий для этого книжника вопрос, подумал Грайс, он наверняка довольно часто начинает разговор с цитаты из любимого автора.

Арнольда Беннета Грайс не читал, но видел телефильм по его роману «Клейхенгер», а Ферьер как раз и совал ему в руки этот роман, такой растрепанный, будто его выудили из мусорного ящика.

— Вот, прочтите-ка, пожалуйста, отмеченный тут абзац.

Грайс без всякого энтузиазма взял в руки книгу. Экранизированный «Клейхенгер» с очень медленно разворачивающимся действием ему в свое время совсем не понравился. А людей, которые заставляли его что-нибудь читать у них на глазах, он считал пренеприятнейшими типами, потому что никогда не знал, чего они ждут — взрывов хохота, восхищенных восклицаний или досадливых покрякиваний.

Но сейчас ему таки пришлось прочитать отчеркнутый красной шариковой ручкой пассаж:

«Спокойная и неспешная коммерция в провинциальном городке давала почти неосязаемые прибыли, но все же кормила людей. И никто не замечал, насколько интересен этот процесс, эта кропотливая деловая жизнь, медлительное перераспределение капиталов, мешкотное воздвижение и медленное угасание репутаций на фоне уходящих в прошлое веков. Печатное дело с применением ручных станков привилось тут и стало медленно расцветать после Французской революции. Издавались Библии да иллюстрированные Травники, а ленивые ослы развозили их в переметных сумах по всему графству; и никто не слышал ничего романтического в пыхтенье паровых печатных машин, размножающих счета и каталоги сотнями, а то и тысячами в час…»

Грайс ничего не понял и молча отдал раскрытую книгу Ферьеру, надеясь, что тот укажет ему на зашифрованную шутку или глупую опечатку. Ферьер, однако, рассеянно сунул книгу в карман халата, а потом сказал:

— Печатное дело, мистер Грайс, издавна питает коммерцию жизненными соками. Если где-то идет напряженная деловая жизнь — значит, вы обязательно обнаружите там и типографию. А если типография закрывается или куда-нибудь переезжает — значит, деловая жизнь идет на спад. И наоборот, если в каком-то районе деловая жизнь давно захирела, фабрики закрыты и заколочены, но в узком неприметном переулочке открылась хотя бы крохотная типография — жди возрождения. Потому что печатное дело не только поддерживает — оно рождает коммерцию.

Явно заранее отрепетированная речь, подумал Грайс. Оглядевшись, он увидел, что все почтительно слушают Ферьера. А Копланд, игравший здесь, по-видимому, всего лишь вторую скрипку, не только мирился с тем, что его подчиненный по «Альбиону» захватил власть, но слушал его как спасителя человечества.

— Печатника можно уподобить бродячему врачевателю древности, мистер Грайс, он способен излечить от любого недуга — или по крайней мере способен убедить людей, что ему подвластен любой недуг, а этого часто вполне достаточно. Ваше предприятие лихорадит? Закажите печатнику рекламные плакаты или брошюры — многие процветающие фирмы завоевали себе место под солнцем благодаря красочным рекламным брошюрам. Печатник изготовит вам вывеску, объявление о часах работы конторы, фирменный календарь с рекламой ваших товаров. Потребители не помнят адреса фирмы? Значит, вам нужны конверты о отштампованным на них адресом вашей фирмы. Заказчик хочет получать товары почтой? Для этого нужны типографские бланки почтовых заказов. Каталог товаров — тоже дело печатника. Изящная упаковка, красочные бумажные сумки — тоже. Чтобы заказчик расплатился с вами, пошлите ему отпечатанный в типографии счет. А заодно уж не забудьте обзавестись и типовым напоминанием: «Вы пропустили срок платежа. Будем вам очень благодарны, если вы по возможности быстро оплатите наш счет».

Слушатели весело захихикали. Возможно, он работает лектором-почасовиком на вечерних курсах по печатному делу, подумал Грайс. Язык у него подвешен прекрасно, и умения заинтересовать слушателей ему, конечно, не занимать.

— Я не знаю, кто вам обо мне говорил, мистер Грайс, но что-то вы, по-видимому, слышали, раз пришли. Я всю жизнь был печатником. Меня обучили этому делу в маленькой хаммерсмитской типографии. Ничего особенно серьезного мы, как правило, не печатали: нам заказывали лотерейные билеты, а не красочно иллюстрированные Травники, о которых пишет мистер Беннет. Но иногда и мы получали необычные заказы — нам поручали изготовить серию литографий или, например, отпечатать малым тиражом книгу, издаваемую автором за собственный счет. И тогда мне приходилось не только печатать, но и переплетать книгу и подготавливать для переплета тисненую кожу — я освоил все профессии полиграфиста. Мы, конечно, состояли в профсоюзе, а профсоюзные законы запрещают работать не по своей специальности, но мы привыкли делать все что нужно, была бы работа. А потом нашу типографию купил «Альбион», и меня перевели сюда, в это здание. Да я и не возражал, потому что по реконструкции улицы нашу маленькую типографию все равно должны были снести. Ее и снесли, начисто своротили бульдозерами. И вот получилось, что деньги-то «Альбион» заплатил, но ничего не приобрел, а только ослабил свое финансовое положение.

Все это, разумеется, было интересно, Да только Грайса-то не касалось. Неужели они так и не спросят его, зачем он пришел? Ведь им должно вроде бы казаться, что он отправится отсюда прямо к Лукасу и выдаст их всех с головой. Ну а если не к Лукасу, то к Пам. Надо бы, кстати, выяснить, в каких они отношениях с альбионской труппой, ведь по крайней мере один из них, Ваарт, похаживал на собрания любителей. Так кого же поддерживает эта шайка?

Между тем Ваарт, который был тут явно в своей стихии, кого бы из альбионцев он ни поддерживал, мечтательно сказал:

— А работа на здешних фабриках кипела вовсю, с утра до ночи, стало'ть, кипела, это каждый, небось, помнит.

— Совершенно верно, — подтвердил Ферьер, но обращался он по-прежнему к Грайсу. — Вы не можете себе представить, каким оживленным был в те времена Грэйн-Ярд. Небольшие фирмы арендовали здесь каждый склад, каждый пакгауз, на помещения был такой спрос, что существовал даже список фирм, которые ждали своей очереди. Склады-то здесь пустовали давно, потому что городские власти запретили пользоваться речными причалами, просто сломали их, но планов использования этого района с его складами было великое множество. Да ничего из этих планов не вышло, городские власти решили снести все здешние постройки ради какого-то грандиозного проекта. И вот, когда кончался срок аренды, ее больше не возобновляли, мастерские и фабрики одна за другой закрывались, пустели и прогорали прибрежные кафе, и в конце концов коммерция здесь умерла, а типография стала конторой. Одним росчерком пера печатников превратили в конторских служащих и кладовщиков: мы еще приходили сюда на работу, но занимались никому не нужной писаниной — составляли инвентаризационные списки, описи оборудования, архивные реестры, — пока нас не перевели в новое здание за рекой. Нечего и говорить, что грандиозный проект, задуманный городскими властями, так и остался на бумаге, — мы вполне могли бы работать печатниками в нашей типографии до сегодняшнего дня и худо ли, бедно ли, но зарабатывать себе на пропитание честным трудом. Как говорит Арнольд Беннет: «Спокойная и неспешная коммерция давала почти неосязаемые прибыли, но все же кормила людей».

— Во-во, кормила, и зарабатывали мы наши денежки не дурацкой писаниной, — проворчал Ваарт. Эти слова завершили рассказ Ферьера. Все молчали. Грайс почувствовал, что теперь объяснений ждут от него, хотя из их разговоров он так и не понял, зачем, собственно, они сюда ходят. Он откашлялся и, надеясь, что его кашель не сочтут нервозным, сказал: