— И как он сюда попал, мы, конечно, никогда не узнаем, — со вздохом заметил Лукас, отсоединив и бережно кладя в пепельницу блестящую скрепку для бумаг. Потом он вынул из папки дубликат (под ним лежала длинная анкета, заполненная Грайсом в комитете труда), передал его Грайсу и сказал: — Если вы отдадите его на обратном пути швейцарам, они, я думаю, будут очень рады.

— Наверняка, — согласился Грайс. — Они ведь чуть мозги себе не свихнули, размышляя, куда он мог деться.

— Да-да, порядок есть порядок, и у нас, как вы уже могли заметить, строго его придерживаются. А вам, кстати, не претит скрупулезное соблюдение писаных, так сказать, законов?

Грайс грустно, но энергично покачал головой, чтобы показать, как трудно ему усвоить весь до чрезвычайности сложный комплекс альбионских законов, и продемонстрировать свою полнейшую готовность слепо им подчиняться.

— Я, знаете ли, давно уже не мыслю себе жизни без твердо установленных учрежденческих законов, — добавил он.

— Тогда давайте посмотрим, что вы нам о себе сообщили. Так-так, родился тогда-то, учился там-то, женат и счастлив, прежние работы такие-то, а последние три года — «Комформ».

— Совершенно верно, «Комформ».

Для пересылки анкеты в «Альбион» ее сложили вчетверо, и сейчас, развернутая Лукасом, она немного топорщилась, так что Грайсу удалось глянуть и на другие лежащие в папке документы. Под альбионским бланком с детальным описанием предложенной Грайсу вакансии лежало убористо напечатанное письмо из «Комформа» — стало быть, здесь наводили справки о новых служащих. Остальных документов Грайс разглядеть не смог, однако он был уверен, что узнал бледно-коричневый фирменный бланк Центрального ссудно-строительного банка, где он работал десять лет назад. Порядок порядком, но такая дотошность показалась ему диковатой.

— Превосходные характеристики, — сказал Лукас, заметив, что Грайс пытается рассмотреть лежащие в папке бумаги. — «Комформ», насколько я понимаю, был для вас немного необычной фирмой?

Грайс не нашелся с ответом. На его взгляд, все конторы, в которых он служил, мало чем отличались друг от друга.

— Я говорю, что вы, если не считать вашей работы в «Комформе», всегда трудились в непроизводственных, так сказать, фирмах — в банках, архивах, страховых компаниях. Даже на военной службе вы были клерком Архивного управления ВВС. Я думаю, вы едва ли часто видели самолеты.

— Да просто ни разу не видел. Разве что в небе, когда у меня появлялась охота глянуть вверх.

— Вот я и говорю, что, кроме как в «Комформе», вы, наверно, никогда не видели производства. И значит, это была не совсем обычная для вас фирма.

— Ах вот вы о чем. Да ведь производства-то я и там, признаться, не видел. Фабрики-то у них на западе. Так что я видел нашу мебель только в демонстрационных залах. А как ее делают, я и понятия не имею.

Получилось, что Грайс отрицательно ответил Лукасу. Однако тому его ответ явно понравился.

— Значит, вы готовы быть только промежуточным звеном во всеобщей экономической цепи? Готовы смириться с тем, что не увидите конечного продукта своего труда?

Грайс понял, что это основной — хотя очень какой-то странный — вопрос приемного собеседования. И в ответ следовало сказать что-нибудь вроде «Господи, да конечно же нет!». Однако он решил ответить немного попространней.

— Господи, да конечно же нет! — воскликнул он. — Я всегда считал, что ежедневная работа, какой бы она ни была, и есть конечный продукт моего труда. Я старался добросовестно выполнять свои обязанности, чтобы другие работники могли подхватить и продолжить начатое дело.

Лукаса вполне удовлетворил такой ответ. Видимо, Грайс был прав, не добавив, что от человека, мол, нельзя ожидать большего.

— Прекрасно, — сказал Лукас. — Именно такого отношения к трудовой деятельности и требует та должность, на которую вы претендуете. Вам предстоит работать во внутрифирменном отделе — он снабжает канцелярскими принадлежностями все другие службы «Альбиона», — и человеку с иными, чем у вас, взглядами может показаться, что он как бы отстранен от живого дела. Надеюсь, вы-то не затоскуете вдали от суетного, как говорится, производства?

— Господи, да конечно же нет, — повторил Грайс. Должность сама плыла ему в руки. Больше того — было похоже, что она уже у него в кармане.

— Работа, насколько я могу судить, покажется вам вполне знакомой. Вы будете иметь дело с оформлением заказов-требований на канцпринадлежности, причем вся документация у нас внутренняя, так что вам не придется обрабатывать денежные расчеты.

— И, стало быть, никакой возни с налогами?

— Совершенно верно.

— Золотая жизнь! Х-х-хах!

— Вы думаете? Ф-ф-фа!

— Так стало быть, закупок извне Отдел канцпринадлежностей не производит? — спросил Грайс. Он задал этот вопрос, чтобы ввернуть коммерческий термин в ответ на Лукасовы «внутрифирменные заказы-требования»: разговор у них пошел профессиональный, и Грайс решил его поддержать, хотя вовсе не интересовался подробностями своей будущей работы. Но, поддерживая профессиональный разговор, он как бы оказывался с Лукасом на равных.

И его очень удивила реакция начальника Отдела служащих — удивили не слова, а то, как они были сказаны.

— Закупки извне были бы отнюдь не вашей заботой, — отрезал Лукас, словно бы советуя Грайсу не умничать, не лезть вперед, а знать свой шесток рядового клерка. И он сказал были бы вместо будут. Значит, должность-то может еще и уплыть из его рук? Вообще, как начал понимать Грайс, вопросы Лукаса были составлены куда хитрей, чем он думал. Вернее, не хитрей, а профессиональней. Возможно, Лукас прослушал в каком-нибудь университете спецкурс по психологии служащих.

Дальше, правда, все пошло как по маслу. Лукас вынул из папки бумажку, похожую на внутрифирменный бланк-заказ, и прочитал Грайсу «Административно-коммерческие правила прохождения службы в тресте «Британский Альбион» — первоначальная зарплата, размеры ежегодной прибавки к ней, длительность отпуска, схема начисления пенсии и всякое такое прочее. От Грайса тут требовалось только рассудительно кивать головой да иногда бормотать, что все это выглядит вполне приемлемо.

— Ваша должность является должностью третьей категории, это на один порядок ниже субуправленческих должностей, входящих во вторую категорию. Вы уверены, что со временем вам не захочется получить повышение?

Это был второй основной вопрос собеседования, наверняка таящий в себе тщательно зашифрованные опасности.

— У меня, знаете ли, нет служебного тщеславия, — твердо выговорил Грайс.

— Вот и хорошо, — похвалил его Лукас. — Мы сознательно набираем работников, годных только для одной должностной категории. Это избавляет нас от ненужных и напряженных разговоров, когда управленческие вакансии заполняются со стороны.

— Мудрая политика, — сказал Грайс, тут же сообразив, что лучше бы ему промолчать. Во-первых, он никогда раньше не сталкивался с такой политикой и поэтому просто не мог судить о ней, а во-вторых — и это было главное, — он высказался явно не по чину служащего третьей категории. Однако у Лукаса его слова возражений не вызвали.

— Ваша должность будет постоянной, — сказал он, милостиво возвращая Грайса к уверенности, что новая работа у него как бы уже в кармане. — Но вам придется выполнить еще одно наше условие. «Комформ», насколько я понимаю, намерен и в нашем светлом будущем избавляться от избыточной рабочей силы?

— Похоже на то.

— Ну так вот. В «Альбионе», знаете ли, не поощряют рассказов о возможных вакансиях. Когда они появляются — если кто-нибудь из работников уходит, к примеру, на пенсию, — мы предпочитаем набирать служащих без лишнего шума и по собственной инициативе.

Грайсу, конечно, было приятно, что альбионское начальство выбрало его «по собственной инициативе», но у Лукаса, на его взгляд, концы с концами явно не сходились. Открытое объявление в комитете труда как-то не вязалось со словами Лукаса о нелюбви «Альбиона» к лишнему шуму при найме служащих. Без шума и по собственной инициативе они могли бы подобрать сотрудника, обратившись в одно из частных посреднических бюро на Нью-Бонд-стрит или где там все эти бюро сейчас размещаются. Хотя, может быть, Лукас, прослушавший университетский спецкурс по психологии служащих, сам решал, кто из претендентов наилучшим образом подходит «Альбиону». При этой мысли Грайс почувствовал, что стремительно растет в собственных глазах.