ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Выйдя от Дэна, Джулиет почувствовала, что ноги ее словно летят над тротуаром. Как она вообще могла чувствовать с такой силой? – размышляла она. Ей надо было бы осудить себя за то, что она предала Сина, ее должно бы волновать, что, когда все это пройдет, кто-то будет здорово обижен. Но ее это не волновало, и вину она тоже не чувствовала – ну, может, немного, но это не имело значения. Вместо этого она парила, переполненная радостными предчувствиями, счастливая как никогда в жизни. Странно, что даже разговор с Рэйфом, который час назад казался таким мимолетным, стал важным для нее. Она вошла, по крайней мере ненадолго, в другое, новое измерение, где никого из людей не было, а существовали лишь она и Дэн.

Раздался автомобильный рожок, и Джулиет удивленно обернулась. По другой стороне улицы взбирался «метро», и, к своему удивлению, Джулиет узнала за рулем Катрин. Она помахала рукой, и Катрин опустила стекло.

– Эй, привет! Что ты делаешь в этой части города? Приехала посмотреть Говард Дэвис Парк? На твоем месте я не пропустила бы это. Поверни на следующем повороте налево, потом поезжай прямо и увидишь указатель автостоянки «Бель Визаж». Там всегда много свободных комнат.

– «Бель Визаж»? – Джулиет перешла дорогу и приблизилась к машине Катрин. – Это не один ли из наших отелей?

Катрин засмеялась.

– Нет, но кто знает, в чем разница? Если там больше четырехсот комнат, то кто узнает, остановилась ли ты там или нет?

Джулиет тоже рассмеялась.

– Какая ты коварная, тетя Катрин! Представляю, как разозлился бы Дэвид, если бы кто-нибудь так злоупотреблял нашей автостоянкой.

– Что ж, если ты так щепетильна, забудь на сегодня о Говард Дэвис Парке и давай поедем в город, выпьем чашечку чаю.

Джулиет больше всего на свете хотелось бы побыть одной, разобраться в своих новых чувствах, но у нее не хватило духу отвергнуть предложение Катрин. Она очень привязалась к своей тетушке.

– Звучит заманчиво. А куда ты предлагаешь поехать?

– Я знаю одно местечко. Ты его ни за что не найдешь, если не поедешь со мной, да и можешь заблудиться. Слушай-ка, бросай свою машину здесь, где попало, прыгай в мою, а потом я тебя привезу обратно.

Джулиет заколебалась. Не покажется ли странным Дэну, если он увидит ее машину возле своего дома спустя полчаса, как она вышла от него. Но Катрин уже открывала дверцу.

– Запрыгивай. Между нами, – мы перегородили дорогу. А если я допущу еще одно нарушение правил, то, боюсь, меня лишат прав.

Джулиет улыбнулась.

– Ты меня ограничиваешь!

Катрин улыбнулась в ответ, а азартный блеск в ее глазах был таким заразительным!

– Да, – зловеще сказала она, – я знаю!

«Медный чайник» оказался старомодной чайной с кружевными скатертями, карликовыми пальмами и трехъярусными тележками, нагруженными крошечными вкусными французскими пирожными.

– Ну, расскажи мне, как тебе нравится Джерси, – сказала Катрин, наливая чай в тонкие, ребристые фарфоровые чашечки. – Я знаю, твоя бабушка в восторге, что ты приехала. Она чувствует, что столько лет пропустила, не общаясь с тобой, и она, конечно же, права. – Она смотрела ей прямо в глаза, но в то же время как-то уклончиво. – Но, думаю, ты вряд ли решишь надолго здесь задержаться.

Джулиет слегка покраснела. Получалось так, что тетушка была способна читать ее тайные надежды и распознавать мечты, о которых она сама еще не ведала.

– Еще слишком рано думать в таком ключе, но на Джерси много привлекательного, – признала она.

– Ах!

Джулиет немного смущенно засмеялась.

– Я думаю, ты удивляешься, где я только что была. Ну, должна признаться, это был не Говард Дэвис Парк.

– Нет. – Рот Катрин забавно искривился. – Я почему-то так и подумала.

– Я встретила кое-кого. Помнишь, ты говорила мне об адвокате бабушки, Дэне Диффене, когда я в первый раз была у тебя? Ну, это его сын. Он писатель, вдовец…

– Дэн Диффен! Правда? О Джулиет! – вспыхнула Катрин, и ее круглое маленькое лицо порозовело под облачком седых кудряшек. – Думаю, мне не надо было бы говорить тебе, но когда-то мы с Дэном Диффеном… ну мы очень нравились друг другу.

– Тетя Катрин! А ты – темная лошадка! Ну-ка, давай теперь ты рассказывай мне обо всем этом!

– О Джулиет, правда, особенно говорить не о чем. И я уже столько лет об этом не думала…

Она умолкла, вспомнив, как двадцать лет назад между нею и адвокатом Софии вспыхнула взаимная приязнь.

Она примчалась домой на Джерси, едва заслышав об аресте сестры, и практически ее первый звонок был в кон-юру Дэна. Она сквозь завесу времени представила его себе – изящно сложенного мужчину в золотых очках, сидевших на крючковатом носу. А волосы у него слегка поредели над обоими висками… В то утро он был немного не в себе, и не только от того, что ему пришлось оказаться в положении защитника Софии, которую он знал уже столько лет, но также потому, что Катрин проложила себе дорогу через его секретаря и застигла его врасплох. Но, несмотря на этот немного смущенный вид, он производил впечатление сильного, знающего человека, весьма привлекательного в глазах Катрин.

К удивлению всех родственников, Катрин так и не вышла замуж. Конечно, в юности у нее были дружки, одним из них был Джефф Макколей, с которым она познакомилась, когда он приехал на Джерси на похороны Пики. Когда она приехала в Лондон, то зашла к нему, как обещала тогда в саду «Ла Мэзон Бланш», и вскоре они стали очень часто встречаться. Но Джефф был слишком вольнолюбивым, чтобы осесть, а потом, подобно ему, ни один из молодых людей, с кем она позже знакомилась, не оказался для нее подходящим. Катрин не хотела ни с кем вступать в длительные отношения, оптимистично веря, что ее «Мистер Подходящий» ждет ее сразу же за следующим углом. Она нажала на карьеру, пока как-то раз, проснувшись, поняла, что все это ее вполне устраивало и она не собирается кому бы то ни было отдавать свою независимость. И вот тогда-то, когда она меньше всего ожидала снова влюбиться, она встретила Дэна.

Конечно, в ту первую встречу она не поняла, что может случиться. Она была слишком поглощена тем ужасом, в котором оказалась София, и думала, как бы поддержать ее. Понимание того, что Дэн был единственным, ради кого она могла оставить работу, свою лондонскую жизнь, свою так высоко ценимую независимость, пришло позже, она лелеяла это понимание во время неизбежных встреч. И в один прекрасный день оно разорвалось в ее сознании внезапно, как бомба.

Разумеется, Катрин знала Дэна, когда они были молодыми, но между ними пролегал огромный возрастной барьер – она все еще была ребенком, а он – молодым человеком. Но сейчас все замкнулось на какой-то несуществующей точке, они были просто мужчиной и женщиной, которые работали заодно и открыли для себя, что этот удобный для них союз духа и ума – основа для долгих, прочных отношений.

Беда была в том, что для них все оказалось слишком поздно. Может, Катрин и была свободна, но не Дэн. Он был женат, сыну его было одиннадцать лет, дочери девять. И хотя ненадолго Дэн почти уступил тому, что могло быть самой большой страстью его жизни, он слишком любил жену и детей, чтобы причинить им боль, а Катрин видела на примере своих учеников из Ист-Энда, к каким трагическим результатам приходили разбитые семьи, и поэтому совесть не позволяла ей бороться за Дэна. Пламя страсти вспыхнуло ярко, но коротко, на время осветило ее жизнь блеском, который она никогда в жизни не забудет. Но когда суд закончился, она вернулась назад, в Лондон, к своей прежней жизни. Долгое время ее терзало едва переносимое чувство потери – прикоснуться к такому счастью, а потом добровольно отступиться от него… Она была в депрессии, близкой к отчаянию. Но Катрин была из тех, кто умел выживать. Она отказалась потворствовать своей боли и вновь погрузилась в любимую работу. Постепенно боль стала утихать. Спустя годы Дэн Диффен стал сладостным и мучительным воспоминанием.