– Я слушал этот оркестр, – понимающе кивнул Леонардо. – Восемь лет назад, когда герцог Миланский посетил Флоренцию. Бедняга герцог!

Леонардо говорил о герцоге, убитом в день рождества в церкви.

Синьор из Милана, помрачнев, опустил голову. Затем снова перевел разговор на музыку. Он вспомнил миланских певцов, поведал о новом музыкальном зрелище-сказке, в котором по желанию ныне покойного герцога Галеаццо пробовали силы наиболее одаренные люди.

– Оперой называется. В ней в равной мере участвуют поэты, музыканты, певцы, устроители зрелища, и даже танцоры.

Леонардо внимательно слушал. Его захватывало все, что было ново. В мыслях он уже представлял себе, как сам напишет такую же оперу, где Аталанте Милиоротти будет петь главную партию. Он сказал новому знакомому о своей идее. Одна идея повлекла за собой другие.

Занималась заря, совсем поблекли огоньки светильника и свечей, а флорентинец с миланцем все еще сидели плечо к плечу, двое случайно встретившихся, нашедших друг друга людей.

Миланец о себе не рассказывал, он говорил лишь о красотах Милана, о его богатстве и удивительных женщинах. Леонардо, наоборот, захотелось рассказать этому человеку все о себе, посвятить его в свои планы. Он говорил о секретах переноски целиком церквей, о том, каким образом можно было бы для этого использовать давление воздуха.

– Это вполне возможно! – воскликнул он горячо и с азартом продолжал излагать недоверчиво улыбавшемуся собеседнику различные свои наблюдения.

К этому времени новые знакомые уже покинули питейный зал и бодро шагали по улицам Пизы, будто не они просидели целую ночь без сна.

Несмотря на позднюю осень, в это утро с моря подул теплый ветер. Открылись лавки. В распахнутой булочной пекарь бил по щекам ученика, с огромными ведрами спешили к колодцу заспанные слуги.

Проходя мимо палаццо Агостини, миланец посмотрел вверх, на стрельчатые башни здания.

– Так примерно выглядят наиболее скромные дворцы Милана, – проговорил он с пренебрежением, отлично зная, что этот дворец считается одним из прекраснейших строений Пизы.

Когда они спустились к берегу Арно, Леонардо уже развивал мысль о том, что надо бы проложить каналы по реке между Флоренцией и Пизой. Тогда бы исчезли тростники, болота и равнина стала бы орошаемой.

Сколько планов, чаяний, воспоминаний просилось на уста Леонардо! Он не смог объяснить, чем вызвана вдруг такая общительность. Он даже не заметил, что его спутник уже с час как совсем умолк, хотя выражение смуглого лица, даже теперь, в лучах солнца, сохранявшего свою темную окраску, продолжало оставаться понимающим, а глаза светились сочувствием.

– Вы непременно должны побывать когда-нибудь в Милане, – произнес он задумчиво.

– Вы правы, я должен туда съездить. Да и хочется мне в Милан. Признаюсь, я не впервые подумал об этом сегодня.

Леонардо притих. Он не сказал о том, когда и почему родилось в его сердце это желание…

Настало время проститься с миланцем. Скульптор Якопо уже, наверное, нетерпеливо дожидается его.

Леонардо пожал миланцу руку с чувством дружбы, внезапно возникшей этой зарей.

– Я увижу вас вечером? – спросил синьор Лодовико.

– К сожалению, я сегодня же должен вернуться во Флоренцию.

– Но мы еще когда-нибудь… когда-нибудь встретимся с вами, – с улыбкой кивнул миланец и размеренным шагом направился к гостинице.

Леонардо, пройдя несколько десятков шагов, остановился у перекрестка и, прислонясь к стене, несколькими штрихами набросал врезавшееся в память лицо своего нового знакомого…

Об этой встрече и думал Леонардо теперь, много месяцев спустя, снова очутившись у входа в гостиницу. Дождь, усиливаясь, рьяно хлестал по камням мостовой.

На стук раздалось знакомое ленивое шарканье. Борсо шел открывать по обыкновению вяло и неохотно.

– Не тужи, куманек, бывает и хуже, – ободрил хозяина возница. – Коллето заняли… Еще хорошо, что мне удалось вовремя улизнуть. Не то папские наемники непременно отняли бы моих лошадей!

Хозяин что-то буркнул в ответ, и ворота за ними с грохотом закрылись.

Леонардо снова ощутил сходство этой ночи с той, прошлогодней, и даже спросил:

– Ну что, слушает еще ваш миланец музыку?

– Кто, синьор Лодовико? Что за чушь вы говорите! Он еще весной покинул Пизу. Неужели вы не слыхали? Теперь он правит Миланом. А канцлера обезвредил.

– Правит Миланом, говорите?! Значит, Лодовико и есть герцог Сфорца?

– Будет вам. Неужто вы не знали, что это был он? Синьор Лодовико Сфорца. По прозвищу Моро, Мавр, то есть.

Да, Леонардо на самом деле не знал этого. И сейчас, как нечто невероятное, вспоминал свою долгую с ним беседу, восстанавливал в памяти черты лица тогдашнего изгнанника.

В окно упорно стучал дождь.

Да, не мешало бы побывать в Милане…

Осенний дождь – стойкий противник. Он может разогнать даже целую армию. Победители Колле охотно приняли предложение Лоренцо Медичи заключить перемирие на три месяца. А ведь синьор Лоренцо знал, что за перемирием последует мир, более того, коалиция. Деньгами многого можно добиться: например, изменить настроение неаполитанского короля, сбавить воинственный пыл урбинского герцога, утолить жажду мести папы. Но жажду мести Лоренцо Медичи ничем не утолить, и от нее никуда не денешься.

Золото дома Медичи и рука синьора Лоренцо настигнут любого на любом расстоянии. Убийца Бандини исчез, но не бесследно. В своем безумном от страха бегство он нет-нет, да появлялся то в одном, то в другом уголке Италии. Но повсюду чувствовал над головой угрозу смерти.

В ушах его все еще гудели, выли губительные колокола флорентийского собора. Но еще страшней было просыпаться ночью от кошмара: «Palle! Palle!»

Не было Бандини покоя на итальянской земле. Ему с трудом удалось пробраться на турецкую территорию. Он прибыл в Константинополь под высочайшее покровительство Порты.

Но и это не помогло ему. Перед золотом Медичи раскрываются все двери. Оно оказало должное действие и на Мохаммеда II. Султан велел арестовать и в кандалах передать Бандини людям Медичи.

Флорентийское правосудие тоже не медлило. 20 декабря 1479 года наемный убийца-неаполитанец был казнен и повешен на окне палаццо Капитано.

Унылым, серым днем продрогший Леонардо, вместе с несколькими товарищами по цеху, тоже находился в толпе на площади. Когда безжизненное тело повисло на веревке, он наскоро сделал с него набросок.

– Каким безобидным кажется он в таком виде! – заметил Леонардо соседу.

То был Сандро Боттичелли. Они уже давно не встречались.

Сандро не проявлял ни малейшего желания возобновлять дружеские отношения с преяшим коллегой.

Более того, на другой же день синьор Лоренцо снова услыхал о мессере Леонардо нечто такое, что отнюдь не пришлось ему по вкусу.

– Но ведь это же ангел! – добродушно засмеялся находившийся при разговоре Полициано.

– Да, но и среди ангелов бывают восставшие, – проворчал властитель Флоренции.

– Лоренцо Великолепный уж как скажет, так не в бровь, а в глаз! – склонив голову перед своим могущественным владыкой, сказал придворный поэт.