– Как здорово, что тебе их дали! – Я не думал о том, что говорю. – Кто их тебе подарил?

– Ганка! – сообщил Лукаш с восторгом, не спуская глаз с драгоценных игрушек. – Я, правда, выбрал бы другие, но ничего. Ганка сказала, что даст мне еще.

Осиный рой опять зажужжал в моей голове. Одна оса, самая ядовитая, меня ужалила.

– А где Ганка?

– Ушла, – беззаботно ответил Лукаш.

– Так ты здесь один?

– Нет. Пани Эзехиашова и Ольда дома. Ольда лежит, а его мама за ним ухаживает.

– Что с ним?

– Боится, – злорадно объяснил Лукаш. – Умирает со страху.

– Отчего? – Я подошел к гаражу и сел на деревянную скамью без спинки, которой кто-то подпер дверь в гараж. Стоило мне откинуться на эту дверь, как одна из створок чуть приоткрылась. Я заглянул внутрь – гараж был пуст, только красный мопед стоял, прислоненный к стене неподалеку от двери. Я вздрогнул, вспомнив о том, какую трагическую роль сыграл сегодняшней ночью белый «трабант» инженера Дрозда.

– Он боится дяди Луиса, – зашептал Лукаш, глядя на меня округлившимися от ужаса глазами. – Я думаю, он к нему во сне является, – добавил он уже спокойно.

– С чего ты взял? – По моему телу пробежала дрожь. Из гаража тянуло сыростью.

– Я слышал, как он сегодня ночью кричал. Его комната рядом.

– Что же ты слышал? И почему решил, что он кричит во сне?

– Потому что Ольда разговаривал с дядей Луисом. Говорил: не дам тебе это письмо! Уничтожу его! Мне его вообще не следовало брать, оно мне не нужно, оно довело бы меня до того же, что и тебя! – Лукаш смотрел на меня своими чистыми глазами, он явно слово в слово повторял услышанное.

По моей спине стекал пот.

– Какое письмо? – Внутри у меня все дрожало: а вдруг мальчик не сможет ответить?

– То, что Ольда выклянчил у дядя Луиса на прошлой неделе, – сразу же ответил Лукаш.

– А ты что об этом знаешь? Ты был там с ними?

– Да нет, не совсем, – лукаво улыбаясь, пояснил мальчик. – Я был на лестнице. Пришел сказать дяде Луису, чтобы он шел ужинать. А дядя и Ольда наверху ругались, поэтому я не стал их беспокоить, – с невинным лицемерием продолжал Лукаш.

– Из-за чего они ругались?

– Да все из-за этого письма. Что оно вас так интересует? – недовольно пробурчал он.

– Лукаш, ты все помнишь? Когда это было? Будь я владельцем коллекции Эзехиаша, всю ее отдал бы сейчас за точный ответ.

– Во вторник вечером.

– Хорошо помнишь?

– Еще бы! В тот вечер бабушка хотела пораньше лечь, ей надо было утром рано вставать. – Он посмотрел на меня в упор со скрытым упреком. – Вы ее не очень-то искали, да?

– Искал… Но знаешь… как-то все… – Да, незавидное у меня положение.

– Ладно, – великодушно сказал Лукаш. – Я знаю, у вас свои заботы. Ганка пообещала, если бабушка скоро не вернется, отвезти меня к ней.

– Куда? – Мне вдруг сделалось трудно дышать.

– Да в психушку. Фрэнку, видать, очень плохо. Что с вами?

– Ничего. – Я с усилием превозмог тошноту. – А меня вы с собой возьмете, когда туда поедете? Устроим пикник, – попытался пошутить я.

– Само собой! – весело сказал Лукаш. – Вот здорово будет! Поедем на вашей машине?

– Да. – Мы опасно отдалялись от того, что меня интересовало. – Но сперва мне надо решить свои проблемы. Помнишь, как в ту ночь у вас мы с тобой разговаривали? Ты еще подумал, что я…

– Частный детектив? – перебил он меня. Его памяти можно было позавидовать. У меня имелся шанс – сказочный, неиспользованный, огромный, дожидающийся меня вот уже неделю.

– Да. – Какое-то интуитивное побуждение заставило меня все поставить на одну карту. – Знаешь, где я провел эту ночь? В тюрьме. – Я тут же испугался, что за этим последуют вопросы. Их задал бы любой взрослый.

Но они не последовали.

– Вы сбежали? – Лукаш глядел на меня с уважением.

Я рассмеялся.

– Нет. Оттуда не сбежишь. Меня выпустили.

Мальчик выглядел разочарованным. Ему жаль было лишать меня нимба загнанного беглеца. Я поспешил все исправить:

– Но в любой момент меня могут схватить опять. И уже так просто не выпустят, если…

– Если что? – Лукаш, придвинувшись ко мне вплотную, с нетерпеливым ожиданием заглядывал мне в лицо.

– Если я не смогу ответить им на вопросы, которые мне зададут, – сказал я, удрученный мыслью, что требую от мальчика того, что свыше его понимания.

Лукаш нахмурился, потом спросил деловито:

– Это все про то убийство?

– Да.

– И вы думаете, это сделал Ольда?

Я не ответил. Меня угнетало чувство стыда, что я так безжалостно втягиваю ребенка в грязные дела взрослых. И тут вдруг я вспомнил про труп старой женщины, найденный в болоте.

– А не мог это быть он?

– Нет! – победно заявил Лукаш. – После той ссоры Ольда уехал. А дядя пошел со мной домой.

– На чем он уехал, на автобусе?

– Не знаю, наверное, автостопом. Он приехал вон на том мопеде, – мальчик оглянулся на гараж, – но у него бензин кончился. И ему пришлось его там оставить. Ох, он и злился!

Пока все было ясно. Сомнений нет, Эзехиаш умер только в среду. Я вспомнил, как в тот день видел в гараже красной виллы машину и еще что-то, похожее на небольшой мотоцикл. У меня мелькнула новая мысль.

– А почему он не взял «трабант»? И почему эта машина вообще там оказалась? Она ведь принадлежит Дроздовым?

– «Трабант» был не на ходу, – со знанием дела сказал Лукаш. – У него что-то случилось с зажиганием. Ганка еще на прошлой неделе не могла на нем уехать. Она его там оставила, а дядя Луис обещал ей отремонтировать. Дядя Луис говорил, что это коробка, которая работает на своей собственной вони, – презрительно заметил мальчик.

– И отремонтировал?

– Нет. Томаш потом сам взялся за него. В четверг, когда вы с ним подрались. Ганка сказала, что пришлось долго уговаривать полицейских, чтобы они разрешили взять машину.

Перед моими глазами возникла красная вилла в тот четверг в сумерки. От гаража шел коренастый мужчина с резиновым шлангом в руке. На этой картинке чего-то не хватало. Я осторожно вернулся к самому главному.

– А ты не помнишь, из-за чего Ольда и пан Эзехиаш ругались? Вспомни хоть что-нибудь, если ты что-то понял.

– Все я понял! – оскорбленно заявил Лукаш. – И все помню!

Я впился в мальчика измученным взглядом.

– Ольда сказал: «Оно у тебя с собой? Ты его носишь просто так в кармане?» Дядя Луис ничего не сказал, а вроде как бы захрюкал. Он вообще-то мало говорил. «Ты с ума сошел! – закричал Ольда. – Ты легкомысленный старый…» Он, конечно, хотел сказать «дурак», но потом поправился: «Ты старый человек, а так легкомысленно себя ведешь, будто совсем не понимаешь, в чем дело, будто тебя это вовсе не касается». Потом было тихо, а потом дядя Луис сказал: «Парень, я уже начинаю понимать, чего вы хотите. И ты угадал, мне до этого нет дела.

Да, я старый, усталый человек, и это письмо было для меня только гарантией спокойной старости. А поскольку до сих пор оно не принесло мне ничего, кроме всяких неприятных сцен, которые мне в моем возрасте неинтересны, то…» «То что?» – переспросил Ольда, он это так сказал, будто бы задыхался. «Письмо останется лежать в кармане, который ты считаешь недостаточно надежным тайником для этого драгоценного документа». Я прямо видел, как дядя Луис улыбается. А потом что-то как хлопнется об пол! А дядя Луис так сердито закричал: «Будь же все-таки повнимательнее!» Потом я услышал, как он семенит вокруг стола, он бегал такими быстрыми маленькими шажочками. А потом опять заговорил Ольда, да так быстро-быстро, почти что не разобрать. – Лукаш даже лоб наморщил, чтобы как можно точнее воспроизвести эту часть разговора. – Ольда сказал: «Ты не сделаешь этого… прошу тебя… отдай его мне, раз для тебя оно ничего не значит… а для меня это тоже гарантия покоя и уверенности… я уже не такой молодой, мне оно нужно, я бы хотел жениться… Обещаю тебе, что никогда им не воспользуюсь, но у меня хоть что-то будет на руках». Ольда ужасно клянчил, прямо чуть не плакал, но дядя сказал: «Нет!»