Если тотемические представления сводятся к коду, позволяющему переходить от одной системы к другой (безразлично, сформулирована ли она в терминах природы или культуры), то, вероятно, встанет вопрос, почему эти представления сопровождаются правилами действия. На первый взгляд тотемизм или то, что считается таковым, выходит за рамки простого языка, не довольствуется постановкой среди знаков правил совместимости и несовместимости; он основывает этику, предписывая либо запрещая поведенческие действия. Вот что кажется, по крайней мере, проистекающим из столь частой ассоциации тотемических представлений с пищевыми запретами, с одной стороны, и с правилами экзогамии — с другой.

Прежде всего ответим, что такая предполагаемая ассоциация происходит из логической ошибки. Если условились определять тотемизм по одновременному присутствию животных или растительных деноминаций, запрещений, касающихся соответствующих видов и запрета на брак между родами, носящими одинаковое имя и подверженными одинаковому запрещению, тогда ясно, что сцепление этих правил ставит проблему. Но, как уже давно замечено, любое из них может встретиться и без прочих либо два из них — без третьего.

Это особенно ясно в отношении пищевых запрещений, образующих широкую и сложную совокупность, из которой так называемые тотемические запреты (иначе говоря, происходящие из близости коллектива природному виду или классу природных феноменов или объектов) представляют собой лишь частный случай. У ндембу колдун, он же ясновидящий, не должен есть мяса лесного оленя, поскольку шкура этого животного неравномерно покрыта пятнами; в противном случае появляется риск, что его предвидение отклонится, не сконцентрируется на важных вопросах. На том же основании ему запрещены: зебра, животные темной масти (могущие затемнить его провидение), один вид рыб с острыми костями (ввиду опасности проколоть ему печень — органдивинации) и несколько видов шпината со «скользкими» листами, чтобы не выскользнула от него его сила (V. W. Turner 2, р. 47–48).

В период инициации у лувале юноше разрешается мочиться только у ствола следующих деревьев: Pseudolachnostylis deckendti, Hymenocardia mollis, Afrormosia angolensis, Vangueriopsis Lanciflora, Swartzia madagascariensis — эти древесные породы символизируют пенис в состоянии эрекции, а их плоды вызывают представление о плодовитости и жизни. Также запрещается употреблять мясо различных животных: Tilapia melanopleura, рыбы с красным брюшком, цвета крови; Sarcodaces sp. Hydrocyon sp. с острыми зубами, символизирующими боли, следующие за обрезанием; Clarias sp., клейкая кожа которого напоминает о трудностях в зарубцевании; пятнистая генетта — символ проказы; заяц с острыми резцами и «жгучий» стручковый перец — напоминание о страданиях при обрезании и т. д. Инициируемые девушки подчиняются аналогичным запретам (С. М. N. White 1, 2).

Мы привели перечень этих запрещений, так как они специализированы, хорошо определены и толково продуманы; в общей категории пищевых запретов их можно расположить в противоположной стороне от тотемических запретов, от которых они легко отличимы. Однако у фанг Габона Тессман описал огромное количество запретов, иллюстрирующих не только крайние, но и промежуточные формы, что объясняет, почему даже среди приверженцев тотемических интерпретаций суще- ствование тотемизма у фанг упорно оспаривалось.

Запреты, которые обозначаются у фанг одним общим термином беки, в разных случаях касаются женщин и мужчин, инициированных и неинициированных, подростков и взрослых, супружеских пар, ожидающих либо не ожидающих детей. Впрочем, они располагаются в весьма разнообразных семантических полях. Не следует потреблять вещество, находящееся в слоновых бивнях, поскольку оно мягкое и горькое, хобот слона, так как это рискует ослабить конечности; овец и коз — под страхом того, что от них может передаться прерывистое дыхание. Белка запрещена беременным женщинам, поскольку она затрудняет роды (см. выше, с. 160). Мышь противопоказана для употребления молодыми девушками, поскольку она не имеет стыда, крадет маниок, когда его промывают, и девушки подобным образом рисковали бы тоже быть «украденными». Но мышь запрещена и в более общем плане, поскольку она обитает вблизи человеческого жилища и ее рассматривают как члена семьи… Некоторых птиц избегают либо из-за их неприятного крика, либо из-за их физического вида. Детям не следует есть личинки стрекоз, от которых может передаться недержание мочи.

Гипотеза о диететическом опыте, выдвинутая Тессманом, недавно была подтверждена Фишером в отношении туземцев понапе, полагающих, что нарушение пищевых табу влечет за собой физиологические расстройства, весьма похожие по их описанию на явления аллергии. Но этот автор показывает, что аллергические расстройства даже у нас часто имеют психосоматическое происхождение: у многих людей они возникают от нарушения табу психологического или морального характера. Так симптом, природный по проявлению, восходит к диагнозу из сферы культуры.

Что касается фанг, по которым мы привели лишь несколько примеров запрещений из внушительного списка, составленного в случайном порядке Тессманом, речь идет скорее о религиозных аналогиях: о зверях с рогами, ассоциированных с луной, о шимпанзе, свинье, питоне и т. д. ввиду их символической роли в определенных культах. То, что запреты возникают не из-за свойств, присущих определенному виду, а ввиду места, которое ему предназначается в одной или нескольких знаковых системах, ясно следует из того факта, что цесарка запрещена инициированным женского культа нканг, тогда как в мужских культах превалирует противоположное правило: культовое животное разрешено инициированным, но запрещено новичкам (Tessmann, р. 58–71).

Итак, существуют экстра- либо паратотемические пищевые запреты, организованные в систему. И напротив, многие системы, традиционно полагаемые тотемическими, содержат запреты, не являющиеся пищевыми. Единственный пищевой запрет, отмеченный у бороро Центральной Бразилии, относится к мясу оленя, иначе говоря, не тотемического вида; но животные и растения, служащие эпонимами для кланов и субкланов, похоже, не делаются объектами специальных запрещений. Привилегии и запреты, связанные с клановой принадлежностью, проявляются в другом плане — в плане техники, сырья и украшений, ведь каждый клан отличается от других, особенно во время праздников, убором из перьев, перламутра и других материалов, которые не только по своей природе, но и по форме, способу обработки строго фиксированы для каждого клана (Levi-Strauss 2, chap. XXII).

Северные тлинкит, живущие на побережье Аляски, также имеют ревностно охраняемые клановые гербы и эмблемы. Но те животные, которые изображаются или представление о которых вызывается изображением, не являются объектом какого-либо запрещения, если не считать одной незначительной формы запрета: люди из клана волка не могут выращивать это животное, так же как люди ворона — свою птицу-эпоним; говорят, что члены клана лягушки испытывают страх перед этими земноводными (McClellan).

У центральных алгонкин, которым незнакомы запреты на животных, служащих клановыми эпонимами, кланы различаются по раскраске тела, одеянию и употреблению церемониальной пищи, особому для каждого из них. У фокс клановые запреты никогда или почти никогда не относятся к пище. Они характеризуются самым различным происхождением: члены клана грома не имеют права делать изображения на западной стороне стволов деревьев и купаться в голом виде; клану рыбы запрещено строить запруду для рыбной ловли; клану медведя — лазать по деревьям. Клан бизона не может ни свежевать копытное животное, ни смотреть, когда оно умирает; клан волка не имеет права участвовать в похоронах своих членов, запрещено бить собак; клан птиц не должен причинять зло птицам; клану орла запрещено ношение перьев в волосах. Считается, что члены клана «вождь» никогда не говорят плохо о человеческом существе; члены клана бобра не могут преодолевать реку вплавь; белого волка — не имеют права кричать (Michelson 2).