Даже помазанный богом, король зависим от милости толпы, и молодой Людовик знал это лучше, чем кто бы то ни было. Его деда, Генриха IV, убили. Кузена, Карла I, английского короля, казнили.
Поэтому все аллегории в парке предназначены для смирения дерзких, замышляющих напасть на короля Франции. Во всех рощах и фонтанах будто слышится предупреждение Людовика XIV: «Мятежников я накажу по заслугам». Хотелось бы мне побывать там с тобой, чтобы показать, как этот парк дышит политикой!
Конечно, это я виноват, что ты так поздно заинтересовалась садами Версаля. Надо было рассказать тебе о своих исследованиях с самого начала. Тогда ты бы лучше поняла, почему я так люблю фонтан Аполлона. Он стоит в одну линию с газонами Латоны, на краю Зеленого ковра. Аполлон, кажется, устремляется в воздух, чтобы броситься на спасение своей матери… Когда знаешь, какие тонкие нити связывают сына с той, что произвела его на свет, такое положение кажется совершенно естественным. Логично, что бог солнца повернут к Латоне.
И тем не менее именно здесь и таится ошибка! Боже, как я мог не заметить? Почему потребовалось дождаться появления Леру, который раскрыл мне глаза? Конечно, едущий в эту сторону Аполлон может спасти свою мать, но он двигается против хода солнца! Специально ли так сделали, и если да, что за этим скрывается? Я не переставал обдумывать этот вопрос. Ночами мне снились сны об этом. Я перерыл кучу исследований, в которых утверждалось, что колесница обращена на самом-то деле к гроту Фетиды: в этом фонтане, расположенном рядом с дворцом, действительно можно было полюбоваться на скульптуру отдыхающего Аполлона, ночью, среди нимф, готового отправиться в путешествие на запад. Абсурдность этой интерпретации подтверждается разрушением грота в 1684 году.
Действительно, авторы, кажется, пришли к некоему общему мнению: странное положение Аполлона, разумеется, «противоречит» солярному мифу, но, по большому счету, это не очень важно.
Но я чувствовал, что не могу бросить эту тайну, не разгадав ее. Всю жизнь, всю свою карьеру – ты прекрасно это знаешь – я находил решения там, где другие не видели ничего, кроме проблем. В программировании, технологиях, где угодно… Неужели Версаль мне не покорится?
Я чувствовал, что, если хочу действительно раскрыть тайну, добиться успеха там, где остальные потерпели неудачу, мне нужно увидеть первые планы, которые сделал Ленотр, садовник Людовика, первые эскизы бассейнов, Зеленого ковра, Большой Перспективы, боскетов, всего огромного шедевра, который он рассеял по Версалю.
«Ленотр». «Людовик XIV». «Парки Версаля». «Первоначальные планы». «Первые чертежи». Я пробил десятки ключевых слов через artvalue.com, и сайт оповещал меня, когда интересовавшие меня объекты появлялись на аукционах. Несколько раз так и получилось, но я не нашел ничего, что касалось бы Аполлона или оригинальных рисунков Ленотра.
Я приехал в Бостон, и прошло еще несколько недель, прежде чем у меня появилась возможность снова вернуться к досье на Версаль. Я был занят нападками конкурентов на мою компанию, хоть я и отошел от непосредственного управления, чтобы посвятить все время благотворительному фонду. Паттмэн выходил из себя, увольнял людей и швырялся банками колы на совещаниях. Так что проблема Аполлона отошла на второй план и грозила превратиться лишь в воспоминание.
Но однажды утром накануне Дня благодарения в офис мне позвонила Сандра.
– Дэн, ты сейчас можешь говорить? Не мешаю?
– Ты, Сандра, никогда мне не мешаешь.
Сандра работает в «Контролвэр» лет сто и уже несколько лет руководит фондом, который основали мы с Амелией. Ты знаешь эту девушку! Микропроцессор в мочке левого уха! Ее я назначил заниматься запросами о финансировании. С тех пор как мы стали одной из самых влиятельных благотворительных организаций в мире, нас ими заваливают. В принципе основное направление нашей деятельности – борьба с бедностью, и мы же не можем помешать всем видам благотворительных ассоциаций, владельцам рушащихся замков или хранителям нищих музеев писать нам. Когда все знают, что ты можешь потратить шестьдесят миллиардов долларов, им хочется…
– Дэн, у меня тут гость из Франции. С заданием от министерства культуры. Речь идет о Версале.
Сандра знала, что эта тема меня интересует.
– Что именно они хотят?
– Говорит, что коллекционер-француз выставляет на аукцион в Париже небольшой сундучок в стиле буль, принадлежавший Людовику Четырнадцатому. Скорее всего, вещь покинет пределы Франции, если Версаль не найдет средств на покупку. Нужны меценаты. Нас это, в общем-то, не касается, но…
– Цена?
Сандра привыкла к моей манере говорить без обиняков.
– Восемьсот тысяч долларов.
Мелочь, само собой. Только вот я не имел ни малейшего желания отказываться от своей стратегии. Деньги моего фонда предназначены не для того, чтобы французские дворцы обогащали свои коллекции за мой счет. Но я мог предложить им эту сумму лично, не через фонд. В конце концов, речь идет о Версале.
– Проводи гостя ко мне.
Через час Пьер де Клавери сидел в моем кабинете. Лет сорок, большие очки, темно-синий костюм, белая рубашка, темно-красный галстук – идеальный вид высокопоставленного французского чиновника. Никаких диссонансов. Он пришел встретиться с Сандрой, чтобы представить ей проекты сохранения Версаля за счет меценатов. Говорит по-английски медленно, но неплохо, и совершенно не смущается из-за того, что находится в кабинете самого могущественного благотворителя в мире.
– Месье де Клавери, у меня есть полчаса.
Твой старый трюк, чтобы не дать совещаниям затянуться…
Клавери достал из дипломата фотографии и документы, которые доказывали подлинность этого сундучка. Едва ли больше обувной коробки, выполнен между 1685 и 1690 годами, мастер Андре Шарль Буль, с самого начал предназначался для версальского кабинета, в котором Людовик XIV хотел его поставить. Я рассеянно слушал рассказ. Два раза поговорил с Паттмэном по телефону о деле «Балко». В конце пятнадцатой минуты прервал своего собеседника.
– Послушайте, месье де Клавери, поступим проще. Я дам вам восемьсот тысяч долларов… если вы скажете мне, почему колесница Аполлона развернута в другую сторону.
Чиновник замолчал, положил документы на стол. Я ждал, что он сменит тему, вернется опять к своей коробке, что он засмеется. Но нет, Клавери сидел прямо, почти неестественно прямо.
– Колесница в другую сторону… Старая история. Многие историки брались за нее. И обломали о нее зубы, если позволите так выразиться, месье Баретт. Парк не раз перестраивался! – Он слегка улыбнулся, потом продолжил: – Есть только один способ узнать: найти старые, самые первые рисунки Ленотра. Но здесь все тоже не просто…
– Ведь все они уже проанализированы, разве нет? Они во Франции, в Национальной библиотеке или во Французском институте, так?
– Конечно. А вы знаете, что молодой исследователь, Пьер Боннор, нашел еще один план – тысяча шестьсот шестьдесят четвертого года? В хранилищах Национальной библиотеки…
– Да, я видел в его блоге. Он был атрибуирован некому Франсуа де Лапуанту, хотя, видимо, выполнен рукой Ленотра. Но это не начальный план, в нем нет ничего нового про Аполлона.
– Действительно так… Но это открытие доказывает как минимум одну вещь: нельзя исключить, что найдутся более древние – в частных коллекциях, архивах, старых музеях, чердаках… Особенно в Швеции.
В Швеции? На сей раз я замер. Почему в Швеции – непонятно.
– В Музее Стокгольма, – продолжил Клавери, видя мое изумление, – хранится самая большая коллекция рисунков Ленотра в мире. Может, среди них найдется рисунок, имеющий отношение к Аполлону? План части парка? Или там есть человек, который скажет, где надо искать?