А в это же время и политзаключенных вроде бы освобождают, и уголовный кодекс собираются пересматривать, но демонстрация по этому поводу «провокация экстремистов», ее запрещает Моссовет, разгоняет милиция. (По сообщению «Русской мысли» от 6 ноября 1987 г., около 25 человек были задержаны еще до демонстрации и развезены по разным отделениям, где пробыли более трех часов.) Обыватель недоумевает: зачем же драться с полицией на площадях за то, о чем можно написать в официальной прессе? Напугана интеллигенция: «Ах, как бы это не повредило Горбачеву!» Недоуменно разводит руками Запад, приписывая все проискам «консерваторов» в политбюро. Где уж тут было образоваться единой, сплоченной оппозиции? Даже те, немногие, кто пытался ее создать, понимая, что в одиночку — смерть, разбрелись по своим республикам, разбились на кучки. Но и в таком, практически безвредном виде, режим не мог их потерпеть. При всем хаосе перестроечных лет, при всех хитроумных зигзагах Горбачева неизменным и последовательным оставалось только одно: не допустить формирования действительно независимых общественных структур, не дать консолидироваться реальной оппозиции. Даже за два года до краха, рекомендуя создать специальное «Управление КГБ по защите конституционного строя», тогдашний глава КГБ Крючков докладывал своему главнокомандующему:
…спецслужбы и подрывные центры противника переводят свою деятельность против СССР на новую стратегическую и тактическую платформу. (…) Путем оживления национализма, шовинизма, клерикализма (…) пытаются инспирировать очаги общественной напряженности, антисоциалистические проявления и массовые беспорядки, подстрекать враждебные элементы к действиям, направленным на насильственное свержение советской власти. С особой настойчивостью они стремятся сформировать легальные и нелегальные группирования антиконституционной направленности, осуществлять непосредственное руководство ими, оказывать материальную и идейную поддержку, подстрекать к экстремистским акциям. (…)
В таком же русле осуществляют свою противоправную деятельность антисоциа-листические элементы. Используя некоторые из самодеятельных образований, вызванных к жизни политической активностью граждан, прикрываясь лозунгами демократизации, обновления советского общества, они в антиконституционных целях ведут работу по созданию оппозиционных КПСС структур (курсив мой — В.Б.), других организованных группирований.
Даже отмена 6-й статьи Конституции, в результате которой такие попытки перестали быть «антиконституционными», не изменила этой «генеральной линии» горбачевских реформ. Вплоть до конца под прессингом КГБ оставались любые независимые «группирования», в том числе и те, что вполне были готовы на какие-то формы сотрудничества с перестроечной властью. Скажете, случайность? И обманутый «консерваторами» Михаил Сергеевич об этом не ведал? Как бы не так.
По полученным данным, подстрекаемые из-за рубежа антиобщественные элементы из числа так называемых «правозащитников» и еврейских националистов планируют провести в Москве в первой декаде сентября международный семинар на тему «КГБ и перестройка».
Организаторы семинара, маскируясь процессом гласности и демократизации, ставят своей целью «дискредитировать Комитет государственной безопасности СССР» путем привлечения к его «деятельности и преступлениям» внимания широких кругов советской и международной общественности. Предусматривается, в частности, публичное обсуждение таких докладов: «Функция КГБ в эпоху нового мышления», «Роль КГБ в кризисных ситуациях», «Монополия на информацию», «Преодоление таинства и страха перед КГБ», «КГБ и национально-демократическое движение в СССР», «КГБ и антисемитизм». В качестве спонсоров рассматриваются возможности таких организаций, как «Международная амнистия» и «Международная хельсинская федерация», достаточно проявивших себя в качестве «защитников прав человека в социалистических странах».
Для участия в семинаре планируется пригласить известных западных политических деятелей и советологов, в том числе З. Бжезинского и Р. Пайпса, а также бывших граждан нашей страны Алексееву, Буковского, Гинзбурга, Орлова, Плюща и других, занимающихся за рубежом антисоветской деятельностью. Предполагается, что в семинаре примут участие известные «правозащитники» Григорьянц и Тимофеев, представители «национально-демократических» движений Азербайджана, Армении, Грузии, Молдавии, Прибалтики и Украины, «авторитеты» из числа крымских татар и религиозных деятелей.
Организаторы семинара намерены направить приглашения Чебрикову, Крючкову, Сухареву, начальнику УВИР МВД СССР, народным депутатам СССР Адамовичу, Афанасьеву, Власову, Гдляну, Иванову, Коротичу, писателю Семенову, поэту Дементьеву, бывшим Председателям КГБ Семичастному и Шелепину, (…) а также редактору газеты «Московские новости», телевизионным программам «Взгляд» и «Пятое колесо».
На докладе стоит резолюция:
Это мероприятие надо просто сорвать. М. Горбачев.
15. Агония
Какие уж там «подрывные центры»! Какие «происки»! Это было чудовищное время: чем больше и изощренней лгал режим, тем больше восторгались на Западе. Вчерашние палачи рекламировали свои былые преступления, а мир умилялся, ах, какая откровенность, какие перемены! Мало того, они продолжали убивать людей, давить оппозицию, издеваться над заключенными у всех на глазах, а мир волновался, как бы это не повредило главному палачу. Точно как недоросль Фонвизина, которому было ужасно жаль маменьку, она так притомилась, бивши папеньку.
— Почему вы не хотите признать очевидное? Ведь стало лучше? спрашивали меня на лекциях.
— Иногда смертельно больному становится лучше перед самой смертью, отшучивался я, впервые в жизни не зная, что ответить. Если они до сих пор не поняли, что такое коммунистическая система, то теперь этого уже не объяснишь. Для меня лично это были самые тяжелые, самые горькие годы моей жизни. Я и всегда-то труднее всего переживал предательство, даже предательство одного человека; тут же нас предал практически весь мир, польстившись на ложь, на обещание чудесного исцеления от общего недуга, да еще и обещание-то мелкого жулика. Один за другим исчезали союзники, люди, которых я считал друзьями, на которых полагался в трудную минуту и которые — я так думал — должны были бы мне верить столь же безгранично. Ведь мы вместе столько всего выдержали, столько пережили. Но, словно сраженные вирусом безумия, они вдруг предпочли верить тому, кого никогда даже не встречали, кому никогда не взглянули в глаза.
— Ну, вы — диссиденты, у вас предвзятый взгляд на Горбачева, говорили они.
«В чем же дело? — мучительно думал я. — Разве я сделал в своей жизни хоть что-то подлое, или хотя бы нечестное? Разве я хоть кого-то предал или подвел?»
Справедливо то было или нет, но происходящее воспринималось как личное оскорбление:
«Кому вы верите — мне или Горбачеву?»
И поверили не мне.
Невольно я стал даже сравнивать наши биографии: в 63-м году я попал в тюрьму, а он — был секретарем крайкома ВЛКСМ; в 66-м я сидел в психушке за организацию демонстрации, а он стал секретарем горкома КПСС; в 67-71-м я не успевал выйти, как снова садился, а он поднимался по партийной лестнице, ступенька за ступенькой, и как раз дослужился до секретаря крайкома, стал членом ЦК, когда мне дали последний срок. Наконец, он стал секретарем ЦК как раз тогда, когда я, изгнанный из страны, разрываясь между учебой в Кембридже и необходимостью вести кампанию и защиту своих друзей-политзэков, издал первую книгу; а членом политбюро — ровно в то время, как советские поиска вторглись в Афганистан, и Сахаров был сослан в Горький. Сравнение поразительное: ведь мы — современники, участники одних и тех же событий, разница в возрасте у нас всего 11 лет. Ведь он не мог не знать того же, что знал я, не думать о тех же проблемах, не отвечать на те же вопросы. Но он выбрал себе путь служения лжи, выбрал вполне сознательно, пройдя все ступеньки партийного рабства, а я — столь же сознательно выбрал тюрьмы и лагеря, психушки и изгнание именно потому, что отказался лгать. И вот теперь мир, человечество поверили ему, а не мне. Что же, скажите, должен сделать человек, чтобы ему верили?