Лейтенант и синьора Федеричи вскоре рассорились и решили разъехаться. Развестись они не могли, так как Муссолини, чтобы угодить папе, отказался разрешить в Италии разводы. Однако майору Марчелло Петаччи обычно удавалось все улаживать, и он придумал способ развести Кларетту с мужем в Венгрии, что признавалось также и итальянскими законами. Муссолини был страстно влюблен в Кларетту, но, любимец папы римского и защитник церкви от происков безбожного коммунизма, он больше уже не писал автобиографий, где хвастался своими сексуальными подвигами. Свою связь с Клареттой он скрывал очень тщательно; она навещала его в Палаццо Венеция, поднимаясь по потайной лестнице.
Их отношения не были широко известны, и Рашель об этом ничего не знала. Однако ряд лиц из окружения Муссолини были в курсе и не одобряли происходящего. Особенное недовольство вызывало то, что они называли «всепроникающим влиянием семейства Петаччи». Когда Муссолини отправлялся в какой-то провинциальный городок выступить на митинге или осмотреть фабрику, оказывалось, что Кларета случайно отдыхает там же по соседству. При этом ее обычно сопровождали либо доктор Петаччи, либо майор Петаччи, либо маркиз и маркиза Боджиано. Чиновники Муссолини считали этих Петаччи «пробивной семейкой».
В отличие от Маргериты Сарфатти Петаччи не были евреями, и новая расовая политика Муссолини их не касалась. 1 сентября 1938 года совет министров, «по предложению Дуче и министра информации», постановил, чтобы все иностранные евреи, переселившиеся в Италию, Ливию или на Додеканезские острова после 1 января 1919 года, покинули Италию в течение шести месяцев. Это решение было направлено против тех восьми тысяч беженцев, которые перебрались в Италию из Германии и Австрии после прихода к власти нацистов. Сюда входили также «натурализовавшиеся» евреи: человека следовало считать евреем, если оба его родителя «принадлежали к еврейской расе», даже если он сам не был евреем по религии. На следующий день появился еще один декрет совета министров, предписывавший, чтобы «лица еврейской расы не назначались преподавателями и учителями и не принимались студентами в высшие учебные заведения». Тем же из них, кто уже начал обучение, позволялось его завершить.
В Италии была серьезная оппозиция расовым законам. Папа римский публично их осудил, король высказал неодобрение, да и многим фашистам это не понравилось. Говорили, что Муссолини уступил немецкому давлению. Фашистская пресса категорически это отрицала и многократно подчеркивала — кстати, вполне правдиво, — что такого давления не было оказано, что расовые законы естественно вытекают из фашистской доктрины.
6 октября расовые законы обсуждались на заседании Высшего фашистского совета. Бальбо, Федерзони, Де Боно и Джакомо Асербо их раскритиковали, но остальные члены совета поддержали. Так что Высший совет издал постановление, одобрившее их введение. В нем заявлялось, что меры, принятые ныне против еврейской расы, являются логическим развитием фашистской политики, вслед за маршем на Рим и запретом сексуальных отношений между итальянцами и черным населением Эфиопии. Постановление рекомендовало поправки и разъяснения к государственным декретам, которые затем были подтверждены правительством.
К евреям были отнесены лица, у которых оба родителя были евреями, а также дети еврея-отца и матери иностранки-арийки. Дети от смешанных браков также признавались евреями, если они придерживались иудаизма или приняли другую религию после 1 октября 1938 года. Декрет, изгонявший иностранных евреев из Италии, не должен был применяться к евреям старше 65 лет или тем, кто сочетался браком с итальянцами до 1 октября 1938 года. Под действие этих законов не подпадали евреи, сражавшиеся в Первой мировой войне, а также в ливийской, эфиопской и испанской войнах, и те, кто вступил в фашистскую партию между 1919 и 1922 годами или в последние шесть месяцев 1924 года (во время кризиса после убийства Маттеотти). Однако даже этим евреям, не подпавшим под действие закона, не разрешалось преподавать в школах и университетах. Всем осталв-ным евреям запрещалось не только быть учителями, но и вступать в фашистскую партию, поступать в армию и нанимать больше сотни работников или владеть больше чем пятьюдесятью гектарами земли. Высший совет также постановил, что итальянцы не имеют права сочетаться браком с евреями или другими неарийцами и ни один государственный служащий, гражданский или военный, не может жениться на иностранке, к какой бы расе она ни принадлежала.
Немцы, однако, были далеко не удовлетворены этими нововведениями. 5 сентября сотрудник немецкого посольства в Риме Фридрих фон Штрауц доносил в министерство иностранных дел Берлина, что принятые декреты показывают, насколько половинчаты итальянцы в своем антисемитизме. В отличие от Германии, где любой, у кого был дед-еврей, считался евреем, итальянское определение еврея, как лица, имевшего обоих родителей-евреев, означало, что любой, у кого была хотя бы капля нееврейской крови, не подпадал под действие расового закона, который, таким образом, можно было применять к очень небольшому числу людей. Штрауц считал, что частичной причиной этого было то, что у министра образования Джузеппе Боттаи мать — еврейка. Однако Штрауц ошибался, потому что как раз Боттаи выступил на заседании Высшего совета как ярый приверженец расовых законов.
Немецкий посол барон Ганс Георг фон Маккензен в рапорте в Берлин от 18 октября дал этому более серьезное объяснение. Он писал, что антиеврейская кампания сдерживалась Высшим фашистским советом из-за повсеместной в Италии симпатии к евреям, что это следствие антирасистских принципов католической церкви, чье влияние даже после шестнадцати лет фашизма было так же сильно, как и раньше. Винить Муссолини в этом было бы несправедливо, потому что, как бы ни сожалел он об этом сентиментальном гуманизме, он понимает итальянский народ и сознает, что его чувства нельзя игнорировать.
Муссолини же был очень доволен. Он сообщил Чиано, что точное выполнение предписаний закона против евреев сейчас не важно: существенно то, что положено начало воспитанию в итальянском народе антисемитизма. Когда настанет подходящий момент, он твердой рукой введет самые жесткие меры против евреев.
Гитлер был прав: Муссолини стал антисемитом без какого-либо давления со стороны немцев — просто потому, что антисемитизм в природе фашизма. Верно также, что до 1938 года итальянский фашизм в отличие от националистических и антикоммунистических движений в других странах не был антисемитским, так как в Италии не было подобных настроений. Но как только союз с нацистской Германией дал Муссолини повод стать антисемитом, он мгновенно ухватился за эту возможность. Он переходил от национализма к империализму, от империализма к белому расизму, а от белого расизма к антисемитизму. Муссолини заявил Чиано, что одним из преимуществ его расистских законов против евреев является то, что, хотя они и вызвали возмущение в западных демократических странах, они одновременно укрепили его альянс с Германией. Он часто утверждал, что фашизм отверг принципы 1789 года (они же — американские доктрины 1776 года), которые привели в XIX веке к либерализму, демократии, провозглашению прав человека и отмене преследования евреев. Фашизм покончил с либерализмом, демократией и правами человека. Настало время вернуться к преследованию евреев.