В отличие от Энгельса Марксу был присущ сентиментальный гуманизм, который заставлял его сочувствовать и поддерживать угнетенных, обрекаемых на уничтожение более передовыми и развитыми историческими силами. Он осуждал «чистки» в горной Шотландии и выселение «храбрых гэлов» из их домов, проводимое герцогиней Сазерлендской. Он гневно клеймил политику британского империализма в Индии и Китае во время индийского восстания и «опиумной войны». В двух случаях это вызвало у него несколько едких замечаний в том смысле, что любой, кто помешает империалистическому британскому владычеству, сделает доброе дело. Империалисты в Итальянской социалистической партии ухватились за эти цитаты. Они утверждали, что Италия представляет собой «пролетарскую» нацию, которую угнетают богатые капиталистические нации, Британия и Франция, не дающие их стране получить свою долю африканских колоний. Захватив Ливию и опередив британцев или французов, Италия тем самым освободит Северную Африку и Средиземноморье от гнета британского и французского империализма.

Однако редактор «Ла лотта ди классе», который последние два года яростно нападал в своей газете на национализм и патриотизм, будучи в оппозиции ливийской войне, решительно поддерживал настроенное против агрессии большинство социалистов. В последующие годы это весьма смущало его фашистских соратников. Маргерита Сарфатти писала, что, в то время как она и многие другие социалисты, «будучи… жертвами идеалистических заблуждений», были против войны «принципиально, как против акта насилия», Муссолини «не испытывал суеверного ужаса перед войной как таковой. Он был противником ливийской войны исключительно из соображений политической стратегии». Де Беньяк настаивает на этом еще резче. Но это совершенно извращает точку зрения, которой придерживался Муссолини в 1911 году.

Руководство социалистической партии без особого энтузиазма призвало к всеобщей забастовке под лозунгами протеста против войны. Особенно это касалось железнодорожников, так как необходимо было предотвратить доставку войск к портам, откуда они должны отплывать в Ливию. В большинстве районов страны стачка была безрезультатной, так как слишком большой процент пролетариата поддерживал эту войну. Однако в красной Романье все прошло удачно.

На собрании лидеров социалистов Романьи, состоявшемся в Форли для обсуждения плана действий, Муссолини предложил призвать рабочих взорвать железнодорожные пути, потому что только этот способ эффективно предотвратит перевозку войск. Но собрание отвергло его предложение. Тогда Муссолини обратился с этим же предложением к собравшимся на митинг на городской площади в Форли 24 сентября. Он говорил около часа, призывая рабочих взорвать железную дорогу. Его сторонники, находившиеся в толпе, бурно аплодировали и кричали: «Да здравствует всеобщая стачка! Долой войну!» На этом митинге выступили еще два влиятельных в Романье революционера. Одним из них был Пьетро Ненни, который спустя 35 лет на выборах 1948 года убедил социалистическую партию выступить единым фронтом с коммунистами и в результате вызвал кризис в парламентской лейбористской партии Британии.[1] Другим был профсоюзный лидер Аурелио Лолли.

Французская и британская пресса осудила итальянское вторжение в Ливию. То же сделали газеты Германии, союзника Италии по Тройственному союзу. В Австрии, втором ее союзнике, министры, парламент и пресса хранили грозное молчание. Но иностранные протесты были не слишком громкими, так что итальянское правительство сделало из этого правильный вывод: великие державы останутся нейтральными и вмешиваться не будут. Только международное социалистическое движение безоговорочно заклеймило итальянскую агрессию, но итальянский пролетариат на это не откликнулся. Римский корреспондент лондонской «Тайме» писал 3 октября, что сначала в Италии войну встретили без энтузиазма, но, когда она начала набирать силу, общественное мнение переменилось. «Крики протеста социалистов имели очень малое значение или вовсе никакого. Провал антивоенных демонстраций лишь подчеркнул до сих пор царящий в Италии патриотизм».

Муссолини известил читателей «Ла лотта ди классе», что для понимания неудачи их попытки остановить войну им следует изучать сочинения Маркса. Народ одурачен патриотической пропагандой газетчиков и церкви, ибо священники, вчера еще противившиеся объединению Италии, сегодня стали самыми рьяными патриотами.

Произошло примирение между Квириналом (королевским дворцом) и Ватиканом в результате того, что оба находятся на службе у Банка Италии.

В течение трех недель власти не предпринимали никаких действий против Муссолини, но наконец 14 октября, когда он завтракал в кафе «Гарибальди» в Форли, полиция арестовала его. Ненни и Лолли были арестованы двумя часами раньше. 18 ноября они предстали перед судом. Муссолини был обвинен в подстрекательстве народа к насилию, прозвучавшем в его речи 24. сентября.

После речи адвоката, когда его спросили, хочет ли он что-нибудь добавить к сказанному, Муссолини воскликнул: «Если вы сочтете меня невиновным, я буду доволен, но если вы объявите меня виновным, я буду польщен». Суд признал его и его коллег виновными. 23 ноября Ненни был приговорен к одному году и пятнадцати дням пребывания в тюрьме, а также штрафу в пятьсот лир. Муссолини — к одному году тюрьмы, а Лолли — к шести месяцам тюрьмы и штрафу в триста лир.

Они подали на апелляцию, которая была рассмотрена апелляционным судом Болоньи в феврале 1912 года. Апелляционный суд оставил обвинение в силе, но смягчил приговор Ненни до шести с половиной месяцев тюремного заключения, Муссолини — до пяти с половиной и Лолли — до четырех с половиной. Так как при этом было учтено время, проведенное ими в тюрьме, то Муссолини вышел на свободу 12 марта 1912 года.

Как и многие другие политзаключенные тех лет, во время пребывания в тюрьме он писал. В 28 лет он написал автобиографию, озаглавленную: «Моя жизнь с 29 июля 1883 года до 23 ноября 1911 года». Она была написана по настоянию его сторонников-социалистов. В автобиографии он показал себя яростным, непримиримым революционером-вождем, ведущим войну с обществом. Он описывал, как обращались с ним в школе священники, свое исключение за нападение на другого школьника с ножом, бродяжничество по Швейцарии, стычки с полицией и отбывание сроков в тюрьме, а также многочисленные любовные связи: в Форлимпополи в возрасте 16 лет, в Швейцарии четырьмя годами позже, в Толмец-цо в 1907 году. Он называл настоящие имена своих любовниц, а фамилии обозначал одной буквой: Витторина X. в Форлимпополи, Джулия Ф. в Гвалтьери, Элеонора X. в Женеве, Луиджия X. в Толмеццо, но давал такие точные описания этих женщин, что их легко можно было установить. Он считал, что почти все женщины, за которыми он ухаживал, безумно в него влюблялись, однако упоминал, и ряд своих неудач. На протяжении всей жизни Муссолини почти не делал попыток скрыть свои поражения, правда, всегда старался найти им благовидное объяснение. В автобиографии 1911 года он пишет, что встретил однажды на улице хорошенькую девушку и пошел за ней, но она его отвергла. Он выяснил, кто она, и стал писать ей любовные письма, но она не отвечала. В конце концов он вынужден был признать неудачу, но его уверенность в себе это не подорвало. Он с удовлетворением узнал, что девушка сохранила его любовные послания, и вскоре увлекся другой. Зимой 1899–1900 годов он посетил бордель в Форлимпополи. Он описывает, как проститутка села к нему на колени и поцеловала его и он заплатил ей 50 центов за то, чтобы лишиться невинности.

В одном месте автобиографии, которое часто цитируют, он рассказывает, что увлекся девушкой по имени Вирджиния Б., которая жила по соседству с ним в деревушке Вера-но-ди-Коста. Однажды летом 1901 года, когда почти все жители деревни отправились в церковь послушать заезжего проповедника, он вошел в дом Вирджинии и застал ее одну. Затолкав ее в угол за дверью, он овладел ею. Девушка рыдала и ругала его, говоря, что он лишил ее чести. «Может, и лишил, — пишет Муссолини, — но при чем тут честь?» Далее он добавляет, что его связь с Вирджинией длилась три месяца, а потом он с ней порвал и завел роман с другой девушкой, Венецией П. Этот отрывок часто приводят, чтобы показать бессердечие Муссолини. Но он вовсе не пишет о том, что Вирджиния была беспутной, наоборот, он называет ее «благоразумной» и «великодушной». Он рассказывает все как социалист, революционер, вольнодумец, стремясь подчеркнуть пустоту нравоучений священников и обывательской буржуазной морали, которые считают, что женщина теряет честь, если занимается любовью с мужчиной вне брака.