— У меня нет приемника, — ответил он, — и я только расстраиваюсь от таких сообщений.

— Над чем вы работаете?

— Пишу сейчас торжественную вещь — вроде победы, торжества. Не знаю, что получится, и как ее будут играть. Я там даю очень сложную инструментовку. Даже не знаю, как оркестр справится. Только что приехал из Армении, как там хорошо!

Мы разговорились о наших армянских друзьях — Вагаршяне, Григоряне, Демирчане. Он сказал, что сейчас на сцене драм. театра поставлена новая хорошая пьеса Демирчана, а Вагаршян там отлично играет сравнительно любопытную роль.

— Но он же пьет вино вечной молодости, — засмеялся я.

— Да, из Вагаршапата, древнего города. Знаете, после этих вин — здешнее кахетинское просто безвкусный квас, как «Чижик» после Вагнера, — ответил он.

Избирательная группа, слава Богу, закончила свою работу, и я вернулся в отдел. Устал предельно. Похудел, осунулся, мучает бессонница. Был у врача вроде, все в норме, надавал всяких пилюль. Надо будет съездить за ними в аптеку.

20-го открылась Сессия ВС СССР. Выходим на 6 полосах. Сидим до утра. Написал передовую о Дне Красной Армии.

Позавчера позвонил Кокки. Сказал, что увлекся фотографией, снимает днем и ночью. «Дошла бацилла до печенок». Предложил через недельку смотаться с ним на неделю в Среднюю Азию. Маршрут: Баку — Ашхабад — Самарканд — Хива Бухара — Ташкент — Москва. На «Ил-14», пассажирский, двухмоторный.

17 марта.

Что-то забыл даже, что надо записывать.

Во-первых, 10 марта открылась Московская Сессия Совета Министров иностранных дел. Даем ежедневно по полосе. Пока большой драки не чувствуется.

Три дня назад выступил президент США Трумэн с пакостной речью. Гольденберг о ней сказал: «Раньше, после такой речи, отзывали посла и объявляли войну». Как мы ответили — пока не ясно. Дали на следующий день передовую в «Известиях», потом — у нас.

Было 30 лет «Известий». Прошло тихо, несмотря на ожидания известинцев.

У нас особых новостей нет. Места нам дают с гулькин нос. Вопим, но не помогает. Принято решение ЦК (по инициативе Хозяина) о значительном расширении номенклатуры. У нас раньше утверждались только члены редколлегии. Сейчас будут зав. отделами, первые замы редакторов и замы отв. секретаря. Послали характеристики.

Подал заявление в Союз Писателей.

У нас идет сокращение штата. Надо поджать на 60–70 человек. Сократили фотографов Лагранжа и Кунова, лаборантов Шмакова и Шаталову, у меня Джигана, корреспондентов Воронова (Ленинград), Ляхта (Харьков), Власова (Тула), Кучина (Сталинабад), Дубильера (Ижевск), и др., писателей, которые только числились — Брагина, Горбатова, Хубова, Баяджиева, Первомайского и др. Это лишь начало.

Да, надо записать. 23 февраля был у нас вечер Кр. Армии. Должен был выступать маршал бронетанковых войск Рыбалко. Встретил меня секретарь партбюро Креславский.

— Пойдем тащить Рыбалко. Не хочет выступать.

Зашли в кабинет Поспелова. Маршал там. Сидит за столом, рядом Брагин, Яхлаков и член партбюро Рабинович. Поздоровались. Маршал — низкий, толстый, заплывшее квадратное лицо и очень маленькие, но очень умные глаза. Крупные черты лица. Протестует.

— Нет, не пойду. Я думал, что надо выступать перед работниками типографии и поэтому согласился. А перед работниками редакции — не буду. Обманули (к Рабинович).

Она извивалась.

— Нет, не буду. Ну о чем я буду говорить? Моя главная обязанность молчать. Я за это деньги получаю.

— Вы можете молчать целый год, — сказал я, — но сегодня смеете право на речь.

— Не буду, — упрямо повторял он. — Не о чем говорить. Ведь эти люди сами доклады делают и статьи пишут.

— Ну ладно, — сказал Брагин. — Давайте я буду рассказывать о ваших делах, а вы будете меня поправлять. И Бронтман тоже.

Маршал скосил глаза в мою сторону.

— Да, — подтвердил я. — Я расскажу о вашей операции на Переяславском плацдарме, и как вы потом перебросились под Киев — на Вышгород.

— Уже неправильно, — быстро сказал маршал. — Я не перебросился, а форсировал Днепр.

— Ну вот видите, уже у меня ошибка. А я собирался рассказывать так, как писал, — шутливо сказал я.

— Тогда идемте, — засмеялся Рыбалко, и все пошли в зал.

20 марта.

Вчера позвонил мне Георгий Алексеевич Ушаков и сказал, что он едет заместителем начальника экспедиции по наблюдению солнечного затмения в Бразилию. Хотел бы написать нам оттуда пару очерков — надо ли? Я поговорил с Сиволобовым, Викторовым. Надо. Попросил его приехать, поговорить.

Сегодня он приехал. Потолстел, чудно выглядит. Яша Гольденберг взглянул на него:

— Да вы настоящий бразилианец!

Затмение состоится 20 мая. Наблюдать его будут с плоскогорья, отстоящего от Рио-де-Жанейро в 400–500 км. Состав экспедиции 32 человека. Маршрут — поездом до Либавы, там погрузка на пароход и прямиком в Рио. Начальник экспедиции — членкор Академии Наук Михайлов.

Яша рассказывал о положении в Бразилии, об интересующих нас вопросах, в частности, просил осветить тему о проникновении американского влияния и капитала в Бразилию.

— Уже могу ответить, — засмеялся Ушаков. — Американцы посылают туда экспедицию из 200 человек. Я убежден, что во всех штатах не наберется столько астрономов. Наверняка 9/10 из них звездочеты в чине майора.

Посмеялись.

— А сколько продлится затмение? — спросил я.

— Полное? Четыре минуты и сколько-то секунд.

— Сколько продлится экспедиция?

— Туда месяц, там — полтора, обратно месяц.

— Недурно, — заметил я. — Три с половиной месяца для того, чтобы пять минут посмотреть в закопченное стеклышко. Георгий Алексеевич, я тоже хочу получить протуберанец!

Потом мы сидели у меня и он рассказывал о планах своей тихоокеанской экспедиции. Он мне уже не раз вскользь говорил о ней и раньше. С полгода назад на похоронах Белоусова и он, и Ширшов, и Бочаров усиленно звали меня принять в ней участие. Сегодня он подробно рассказал о ней. Он идет начальником экспедиции, Веня Бочаров — заместителем по научной части. Мы взяли атлас мира и смотрели по нему.

— Маршрут?

— Ленинград — Панама. Оттуда — Тихий океан, где и начинается вся колбаса. Делаем несколько разрезов от 5о до Калифорнии — зигзагами. Доходим до меридиана Гавайских островов, оттуда — на Гавайи и на Алеутские острова, затем — длинный разрез от Алеутских островов до кромки Антарктических льдов (примерно, до 60о Ю.Ш.), затем вверх, снова зигзаги около экватора до Филиппинской впадины.

— Время?

— 12–14 месяцев. Это — первый этап. Затем два следующих — это изучение треугольников: Гавайи — Алеуты — Калифорния и Гавайи — Филиппины — Алеуты.

— Судно?

— Уже есть. Их трофейных. Чудный корабль, красивый, и капитанская рубка в фальшивой трубе. Сейчас он специально оборудуется и переоборудуется. Водоизмещение около 5 тыс. тонн, грузоподъемность — 2200–2300 тн. Удлиняем надпалубные постройки, ставим стрелы, лебедки и т. д. Будет эхолот, радар и все, что полагается.

— Как поведет себя на волне?

— Поезжай, увидишь.

— Стоянки?

— Каждый месяц — заход в порт за водой, углем, продуктами.

— Программа?

— Полный комплекс. Вся океанология — течения, особенно экваториальное (они, говорят, идут вдоль экватора, слева и справа, мощные, со скоростью до 4 миль, а посередине — в обратную сторону), изучение воды, глубины, грунт, бентос, рыбы, планктон, земной магнетизм и проч.

— Зачем это нужно?

— Для развития науки.

— Ага, сокровищница?

— Вот именно — наш вклад в нее. До сих пор в таком масштабе никто Тихого океана не изучал. Были частные экспедиции у берегов Японии, Калифорнии, Южной Америки. Но такого комплекса никто не поднимал. Наиболее близкая по масштабу — это русская экспедиция на «Витязе».

— Состав?

— 70 ученых и 60 команды.

— Радисты?

— Подбирает команду МорФлот.

— Возьми полярных!

— Ты прав. Надо будет подумать. Найти Гиршевича и других.

— Газета будет?