В это время позвонил Щербаков. Спросил, знаем ли мы? Да. Сможем ли быстро написать, часам к 9? Да, некоторые наши товарищи были.

— А снимок?

— Нет, не снимали.

— Прохлопали. Эх, вы!

Поспелов извинился. Проверил у присутствующих. Обещал к 9 прислать отчет.

Начали искать снимок. Оказывает, как на грех, никто из фотографов Москвы не снимал салют на площади. Может быть, из москвичей кто-нибудь снял? В таком случае его обязательно должны замести. Я позвонил начальнику московской городской милиции. Нет, не замели, был честный народ. Тьфу-ты!

Сел писать. Написал 200 строк. Собрался с Магидом ехать на вечер ВВС в ЦДКА. И банкет после. Но Ильичев предложил писать в номер передовую: «Неудобно, раз так — давать гражданскую. Напиши — о мужестве и героизме бойцов, особенно летчиков». С горя пошел обедать домой. Только сел — звонок Поспелова.

— Лазарь Константинович, немедленно приходите. Отчет нужно в корне переделать.

Проглотил харч, иду в редакцию.

Отчет вернулся из Кремля.

— Надо убрать все о пребывании т. Сталина на площади. Не делать ее центром. Убрать название самолета Ла-7. Убрать количество пролетевших самолетов.

Было уже 11:30 вечера. Сел работать. К двум часам ночи сдал и передовую и отчет. Газета вышла в 4:30, на полчаса позже срока. Да, я забыл записать, что недели полторы назад позвонил Маленков и очень строго предложил выходить вовремя и прекратить опоздания.

— Когда у вас срок?

— В 4 часа, — ответил Поспелов, впопыхах забыв, что в 4:30.

— Так вот, в 4 и выходите.

И вот уже дней десять выходим в 4–4:30.

А прокол с отчетом понятен. Несколько лет назад был такой же случай. Мы узнали, что т. Сталин вышел из Большого театра и гулял. Написали. Он запретил печатать и сказал, неужели он не имеет права сделать шаг без опубликования в печати.

Наша английская газета в Москве («Moscow news») попросила меня написать ко Дню Авиации о Яковлеве — «с домом, обстановкой» и т. д.

Я позвонил ему, объяснил в чем дело.

— Приезжай!

Был у него 11 августа. Принял очень хорошо, по-старому. Вообще, за последнее время он опять стал заигрывать с газетчиками вовсю — честолюбив до дьявола. Рассказал все, читал своей главной заслугой то, что не пошел по пути увеличения веса истребителей. Потом пошли домой, обедать. Показал пластинки.

— Я меломан. У меня их 500. Страшно люблю Большой театр, особенно «Лебединое озеро». За все время не пропустил ни одного спектакля. Хоть на один акт, а приеду. И Шахурин знает — назначается заседание коллегии с учетом — нет ли этого спектакля. Если в это день заседание какое-нибудь поджимаемся, чтобы не опоздать. Только ты об этом не пиши.

Сталин его очень любит. Яковлев подсчитал, что был у него 62 раза.

Написал. По просьбе Яковлева послал ему посмотреть. Вечером 17-го позвонил мне.

— Превосходно. Никогда ничего лучше о себе не читал. Нельзя или так написать обо мне для советских читателей? Когда вы будете так писать для нас? Сам знаю, что газета наша, но в «Правду» бы…

На фронте своеобразно. У нас резко возросло сопротивление немцев. В день подбивается по 180–290 танков, 60–80 самолетов. Мы вышли к границе Восточной Пруссии, западнее Мигавы — к Балтике, отрезав прибалтийскую группировку. Стремясь вырваться, немцы идут там в наступление. Рьяно. И немножко потеснили. Сегодня сообщено, что мы оставили город Тумукс. Тем самым немцы освободили себе одну (правда, кружную) железку в Пруссию. На юге они пытались сбросить нас с Сандомирского плацдарма через Вислу, но ничего не вышло. Под Варшавой уже 3–4 недели бои в 10–15 км. от города. Пошел, как будто, в ход 2-ой Украинский фронт — в Румынию (у Ясс).

Хорошо идут дела у союзников. С запада они быстро продвигаются к Парижу и находятся от него в 20–30 км. Высадились они и на юге Франции, хорошо идут, встречают мало сопротивления, вчера заняли Тулон.

Я думаю, что быстрые темпы продвижения союзников объясняются несколькими причинами: у немцев там мало сил, они отступают, решив защищаться крепко на свои старых границах, они решили выбрать из двух зол меньшее — пусть лучше союзники войдут в Германию, чем большевики.

Да и сами союзники, видимо, решили действовать энергичнее, боясь опоздать к дележке пирога.

Посмотрим, что будет дальше.

26 августа.

Самое интересное — капитуляция Румынии. Слухи об этом разносились еще вечером 23 августа — точнее ночью на 24-ое. Я дежурил, сдавал срочный материал. В 2:30 ворвался Магид:

— Есть радиоперехват. Румыния капитулировала.

Но мы об этом ничего не дали. Дали только заметку о новом правительстве.

На следующий день — 24 августа — мне предложили писать передовую о победах на юге (третью передовую за пять дней)

— А как быть с Румынией? — спросил я Поспелова.

— Вы об этом ничего не знаете.

Днем я разговаривал с нач. оперативного управления ВВС генерал-лейтенантом Журавлевым. Он сказал, что штабы армий запрашивали его, как быть (слухи были и у них), и он ответил: бомбить по всей линии, по-старому, вплоть до Бухареста.

Ночью, в 3 ч. пришло коммюнике НКИДа, но и в нем нет ничего о прекращении военных действий, видимо, румыны еще не предприняли требуемых нами решительных шагов. Пока что наши идут очень быстро. Заняты Кишинев, Бендеры, Аккерман, подходим к Галацу, Измаилу. Юго-западнее Кишинева в «котле» -12 немецких дивизий.

На остальных фронтах — без особых перемен.

Сегодня вечером по радио несколько раз передавали сообщение информбюро НКИД о событиях в Румынии и Болгарии, и о том, что румыны приняли наши условия капитуляции. А дали ли мы приказ войскам прекратить военные действия против румын — об этом пока нет ничего.

Сегодня взят Измаил.

Разговоры у всех — о Румынии и о… футбольном завтрашнем матче «Зенит» (Ленинград) — ЦДКА — финал кубка СССР. Из Ленинграда на матч прилетел председатель Ленсовета. Магид рассказывает, что маршал Новиков и его замы не могли достать билетов. Магид им устроил через НКВД. Ажиотаж — страшнейший. Поглядим.

27 августа.

Был на игре. Полнехонький стадион. 2:1 в пользу «Зенита». Кубок уплыл в Ленинград.

5 сентября.

Во время дежурства с 29 на 30 августа вызвал меня зачем-то Поспелов. Мы с ним говорили. В это время раздался звонок (около 11 ч. ночи).

— Слушаю, Александр Сергеевич!

Звонил Щербаков. Он сказал, что утром 31 августа наши войска вступят в Бухарест, и нужно обеспечить, чтобы текст и снимки были в тот же день в Москве. Поспелов предложил мне срочно дать телеграммы ребятам на фронт. В это время там находилась такая сила: с войсками 3-го Украинского фронта шли Куприн и Акульшин. Числа 25-26-го из Москвы на специальном самолете «Щ-2» вылетели в Румынию Герой СССР майор Борзенко и Яша Рюмкин, задача Бухарест. 28-го вылетели в Румынию Золин, Соболев, жена его и Кожевников. Сил, вроде, достаточно.

В 3 ч. утра вызвал меня снова Поспелов и спросил — не полечу ли я для перестраховки? Я дал полное согласие. Начали искать самолет. В это время позвонили от Шикина (зам. Щербакова) и сказали, что туда утром идет «Дуглас». Я решил лететь с ним. Со мной посылали фотографа Короткова, я предложил захватить еще Виктора Вавилова — «на подхват».

Отлет в 7:30. Денег — ни копейки. Гришилович ходил по редакции и собирал, набрал 2000 рублей. В 5 ч. утра я освободился от редакционных дел, зашел домой, побрился, переоделся, позавтракал и уехал на аэродром. Там встретил уйму народа: Таранадкина с Бродским — от «Известий», Июльского — от «Комсомолки», Капланского — от ТАСС, Кривицкого, Высокоостровского и Кнорринга — от «Кр. Звезды» и других. Всего — 14 человек. От ГлавПУРККА летел полковник Левин — заместитель Баева (зав. отделом печати ПУРа). Он сообщил, что летим по приказу т. Сталина, должны вместе с войсками войти в Бухарест, и в тот же день быть в Москве. Идет три машины «Бостон», «Дуглас» и второй «Дуглас» — для страховки.

Левин предложил мне лететь с ним на «Бостоне» — быстрее. Я согласился. Кроме нас на «Бостон» шли Кривицкий и фотокорреспондент ТАСС Лосев.