Несомненно, новый подъем коммунистического движения в других частях Германии вызвал у них желание попытать счастья в Баварии. В обстановке нарастающих анархии и хаоса, вызванных неспособностью Толлера и его приспешников (перво-наперво отменивших деньги и объявивших войну соседней германской земле - Вюртембергу -, а заодно и «буржуазной» Швейцарии, отказавшейся передать швейцарские паровозы «на нужды баварской революции»!), баварские коммунисты собрали в мюнхенской «Придворной пивной» («Гофбройгауз») совещание советов рабочих и солдатских депутатов, утвердившее пламенного революционера-интернационалиста Евгения (Ойгена) Ниссена-Левине, сына видного петербургского банкира еврейского происхождения (которого, если верить немецкому исследователю Герду Кёнену, «...все, включая даже самих деятелей Советской республики, упрекали...в преступном фанатизме») в должности председателя Исполнительного совета нового Центрального Комитета. Даже Томас Манн (сам женатый на женщине еврейского происхождения) писал в этой связи в своих «Рассуждениях аполитичного» (дневниках писателя за 1918-1921 гг.): «Мы говорили...о типе русского еврея, вождя мирового движения, которое стало взрывоопасной смесью еврейского радикального интеллектуализма и славянской христианской мечтательности. Мир, в котором еще жив инстинкт самосохранения, должен приложить все усилия, чтобы с молниеносной быстротой и решительностью, как в условиях военного времени, выступить против этой породы людей».
Отныне новый «парламент» Баварской Советской Республике размещался не в прежнем здании баварского ландтага, а прямо здесь, в пивной «Гофбройгауз». В качестве первоочередной меры было принято решение о роспуске прежней баварской полиции, «поголовном вооружении пролетариата» и о начале формирования Красной гвардии. В качестве следующего шага была сформирована Баварская Красная Армия, всего за две недели достигшая численности 30 000 штыков (включая вооруженные заводские дружины).
Руководство ею было возложено на Рудольфа Эгльгофера, бывшего военного моряка и участника матросского бунта в Киле 28 октября 1918 г., предвестника Ноябрьской революции. Эгльгофер привлекал баварских люмпенов (которых выдавал за «пролетарских добровольцев»!) в ряды Красной Армии, главным образом, подкупом - высоким жалованьем, бесплатным питанием, алкогольными напитками (в первую очередь – даровым баварским пивом) и даже предоставлением им в пользование «обобществленных женщин» (на первых порах – девиц легкого поведения; в дальнейшем предполагалось «социализировать», по примеру большевиков в России, и других представительниц «слабого пола»!). Немалую часть баварских красногвардейских отрядов составили русские и сербские военнопленные, выпущенные революционерами из лагерей.
Оружие было получено путем грабежа казарм бывшей баварской армии, а когда его стало не хватать – грозным указом, предписывавшим всем владельцам холодного и огнестрельного оружия сдать его революционным властям под угрозой смертной казни. Красногвардейцы приступили к массовым арестам всех, кого подозревали в «контрреволюционности», и захвату заложников из среды «эксплуататорских классов». Центральный Комитет призвал трудящихся к всеобщей забастовке, чтобы таким образом высвободить кадры для пополнения Баварской Красной Армии. Постоянно возраставшие расходы на 30-тысячную армию довольно быстро подорвали баварскую экономику.
Баварское советское правительство незамедлительно перешло к созданию собственного государственного аппарата. Были созданы комиссии по военным вопросам, по борьбе с контрреволюцией и саботажем, по хозяйственным вопросам, транспорту и пропаганде, в которых, как и в «Комитете действий» – коммунисты сотрудничали с «независимцами» и с левыми социал-демократами. Члены советов предприятий получили право неограниченного контроля над деятельностью и руководством предприятий.
Революционные события, начавшиеся в Мюнхене, быстро распространившись на юг Баварии, вызвали рост активности большевиков и анархистов во всей Южной Германии. Особенно сильно было влияние мюнхенских событий в Бадене, на самой границе Пфальца. 22 февраля в г. Мангейме, по инициативе коммунистов и «независимцев», были организованы массовые демонстрации, быстро перешедшие в акты насилия. Демонстранты штурмом взяли здания суда и тюрем и освободили заключенных (причем не только политических). Вечером того же дня был образован Революционный совет, провозгласивший «Советскую Республику Южной Германии».
Бежавшее в Бамберг социал-демократическое баварское земельное правительство Гофмана 13 апреля 1919 г. объявило всю территорию Баварской Советской республики на осадном положении. Гофман, опасавшийся быстрого численного роста Баварской Красной Армии, прекрасно понимал необходимость скорейшего нанесения удара по красному Мюнхену, но никак не решался призвать на помощь фрейкоры Густава Носке, как состоящие преимущественно из «пруссаков». Натравить «пруссаков» на баварцев (пусть даже «красных», но все же «своих», «земляков»!) казалось неприемлемым средством даже для баварских «умеренных». Боясь повредить себе в общественном мнении, правительство баварских социал-демократов попыталось обойтись собственными силами, хотя они значительно уступали силам Красной Армии, которыми командовал Эрнст Толлер.
Уже 15 апреля близ г. Дахау, в 40 км от Мюнхена, произошли первые вооруженные столкновения между наступающими частями баварской Красной Армии и добровольческими формированиями баварских белых. Красноармейцам удалось, благодаря своему подавляющему превосходству в численности и вооружении, разгромить белые войска, состоявшие из 6 пехотных и 2 пулеметных рот, 1 батареи 77-мм пушек и 1 батареи 105-мм полевых гаубиц, и взять Дахау штурмом. В этом бою баварские революционеры захватили 150 пленных, 4 артиллерийских орудия, 3 пулемета и большое количество боеприпасов. Победа в бою под Дахау была большим военным успехом правящего режима Баварской Советской республики.
Однако Баварская Красная Армия, в силу широко распространенного в ней «партизанского духа» и желания красноармейцев не воевать, а митинговать, не сумела закрепить успех (в тех условиях она могла бы без особого труда захватить всю территорию севернее Мюнхена вплоть до рек Дунай и Лех). Вместо этого Эрнст Толлер (НСДПГ) и Густав Клингельгефер (СДПГ), осуществлявшие совместное командование Красной Армией на Дахауском фронте, заключили с белыми перемирие, что привело к дезорганизации Красной Армии и нанесло Баварской Советской республике и Советской Республике Южной Германии немалый ущерб. Кроме того, Толлер (которого за последние две недели его же собственная «родная советская власть» успела дважды арестовать и дважды освободить!), категорически отказался выполнить отданный Эгльгофером приказ о поголовном расстреле всех пленных, самовольно покинул фронт и вернулся в Мюнхен (где был в третий раз арестован и в третий раз освобожден).
В бою при Дахау баварская Красная Армия потеряла убитыми всего 8 человек. Однако революционный диктатор Эгльгофер, в полном соответствии с ленинскими указаниями, приказал «в порядке революционного возмездия» расстрелять ВСЕХ белых, взятых в плен. После неподчинения Толлера он, однако, «смилостивился» и ограничился приказом казнить за каждого убитого большевика «всего-то навсего» по 5 заложников из числа «представителей эксплуататорских классов».
Впрочем, невзирая на «классовый» подход «революционного правосудия»», первыми 30 апреля 1919 г. во дворе Луитпольдовской гимназии г. Мюнхена были расстреляны баварскими большевиками отнюдь не представители «эксплуататорских классов», а двое простых солдат, взятых красными в плен накануне – гусары Линненбрюггер и Гиндорф. К числу заложников, расстрелянных мюнхенскими красноармейцами после гусар, принадлежали 8 членов уже неоднократно упоминавшегося нами выше полусекретного ариософского «Общества Туле» (барон фон Зейдлиц, скульптор Наугауз, художник-график Дейке, секретарь министерства путей сообщения Дауменланг, барон фон Тейхер, принц Густав фон Турн унд Таксис, живописец профессор Бергер и секретарь общества графиня Хейла фон Вестарп). Перед казнью заложники были подвергнуты мучительным пыткам в духе большевицкой «чрезвычайки».