Стаффорд Ли

Сердце на двоих

Глава 1

Выйдя из гостиницы, Корделия вздохнула с облегчением. Но передышка была временной. По расселине она стала взбираться на холм, пренебрегая опасностью, и очень скоро у нее закружилась голова.

Оглянувшись, она увидела, что отклонилась от главной дороги, ведущей через деревню, — единственно верной дороги. Оставались лишь каменистые тропинки, извивающиеся чуть пониже. Вокруг вздымались крутые горы. Их сумрачные склоны густо поросли деревьями, а острые серые пики раскалывали напряженную синеву неба. Корделия невольно стушевалась. Она почувствовала, что ее присутствие вызывает у природы неприятие.

Как бы вырвавшись наконец из-под пристального испытующего взгляда гор и деревьев, она продолжала взбираться. Цивилизация, казалось, иссякла здесь. Наконец, обогнув последний поворот, она остановилась, и от неожиданности и восхищения у нее перехватило дыхание.

Впереди был только один дом. Но какой дом! Всей своей артистической душой Корделия ощутила чистое наслаждение, несмотря на то, что была усталой, изнервничавшейся и совершенно неспособной продолжать свою невероятную миссию. Она забыла свои опасения, чувствуя только, что при ней ее альбом и карандаш и нужно запечатлеть этот идиллический уголок.

Дом был невысок и не очень велик. Одна его сторона, казалось, пригнулась, прося защиты у горы. Зелень вторгающегося леса все покрывала собою, красная черепица трубы выглядывала из-за ветвей. Окна были крошечные, со множеством стекол. Дверь полуспрятана. Насколько она могла увидеть, стены были белые, «задушенные» листвой: обильные розы и гортензии загораживали их. Темно-зеленый плющ и кроваво-красные пеларгонии рвались из каждой щели. Вдоль первого этажа, под низко спускающейся крышей бежал… вы не могли бы назвать это ни чем иным, как южным балконом. Большая часть галереи была покрыта свисающими косами, которые делали верхние окна невидимыми с того места, где она стояла.

— Великолепно, — только и смогла она прошептать, — словно в старой немецкой сказке… Просто восхитительно!

С ней не было этюдника, но верная камера «Пентакс» висела на ее плече, и она выхватила ее из футляра, чтобы запечатлеть это чудо. Наполовину приоткрытые железные ворота вели в небольшой садик, и Корделия подошла к ним вплотную, даже задела их, так что они заскрежетали, когда слегка перегнулась, чтобы охватить камерой всю картину. Не заметив того, она оказалась внутри сада и не сразу обратила внимание на большую черно-коричневую немецкую овчарку, которая неслышно появилась из-за дома, навострив уши. Корделия услышала глухое ворчание, исходившее, казалось, из самой глубины собачьей глотки, и, обернувшись, она увидела два ряда обнаженных зубов.

Корделия ничего не знала о собаках, она никогда не держала их у себя в квартире над принадлежащим ей магазином, но и без того было понятно, что овчарка настроена крайне недружелюбно. Корделия задрожала, пальцы сжали камеру. Она читала где-то, что животные чуют запах страха, а если так, то направленный на нее нос уже должен был его уловить.

— Хорошая собачка, хороший мальчик, сказала она примирительно, но голосу ее не хватило убедительности, и в ответ прозвучал громкий раздраженный лай. Невольно она сделала шаг назад, на что собака тут же ответила прыжком, продолжая угрожающе лаять и всем своим видом показывая, что двигаться неразумно, а испытывать судьбу не стоит.

— На помощь! — закричала она надрывно. — Есть здесь кто-нибудь, кто утихомирит эту псину!

Она молила Бога о том, чтобы в доме кто-нибудь был. Появившийся на пороге мужчина (она тут же отметила, что у него самые темные, с кремнистым оттенком, глаза, которые ей когда-либо приходилось видеть) наморщил лоб и удивленно вскинул брови, причем выражение у него было ничуть не дружелюбнее, чем у овчарки. Она инстинктивно позвала на помощь по-английски, ведь она знала лишь несколько испанских слов, хотя сейчас ей надо было бы прибегнуть именно к ним. Так что она была поражена, когда ответ прозвучал на чистейшем английском.

— Нет нужды вести себя столь истерично, — сказал он с нескрываемым презрением. — Он не собирается вас сожрать. Ко мне, Пелайо!

Пес послушно подошел к хозяину и уселся у его ног. Но едва Корделию оставило напряжение, ее тут же охватила ярость.

— Вы правы. Ему незачем меня съедать, — саркастически заметила она, достаточно было бы и укусить. А откуда я знаю, не бешеный ли он?

— Типично английский предрассудок, — надменно ответил мужчина. — Ему регулярно делают прививки, чего не скажешь о собаках в Англии. — Затем холодный взгляд хозяина дома упал на камеру в руках Корделии. — Мой дом не включен в список туристских достопримечательностей. Разве я давал вам разрешение фотографировать его?

Корделия уже собралась было едко возразить, что навряд ли нанесла ущерб зданию, однако остановилась, так как ум ее заработал, собирая воедино обрывки информации. Не странно ли, что здесь, на склоне горы, неподалеку от захолустной астурийской деревни она разговаривает в повышенном тоне с необычным человеком, да еще по-английски. Быть может, все это означало, что она уже встретила того самого человека, которого пыталась найти. Она едва не вскрикнула от досады, потому что вряд ли их знакомство могло произойти при более неблагоприятных обстоятельствах. Однако, в конечном счете, было неважно, что он думает лично о ней. Ведь она только посланец. Значение имели новости, которые она должна была передать.

Пожав плечами, она засунула камеру в футляр.

— Если вы возражаете, я не буду фотографировать, — сказала она, изобразив на лице улыбку, которая должна была быть обезоруживающей, но не произвела никакого впечатления, разбившись о неприступную холодность странного собеседника. — Вероятно, вы тот человек, которого я ищу. Слишком уж много совпадений. Вы англичанин, не правда ли? Словом, вы случайно не Гиллан Морнингтон?

Никакой реакции. Его лицо осталось непроницаемым. Корделия была совершенно сбита с толку его неожиданным молчанием.

— Нет, — наконец произнес он спокойно и веско. — Я Гиль Монтеро.

Его глаза тем временем пытливо обшаривали ее, примечая все детали. Открытое летнее платье, которое она надела сегодня утром в отеле в Кастро Урдиалес, почти детские кремовые сандалии, камеру «Пентакс» в кожаном футляре и собранные на макушке рыжие волосы, прикрытые изящным беретом. — Если вы появились здесь, сеньорита, для того, чтобы лазать по горам, то я именно тот человек, который вам нужен, в противном же случае, — тут в его голосе возникли нотки сомнения, — не думаю, что я чем-нибудь мог бы быть вам полезен.

Конечно, Корделия и не предполагала, что станет тем человеком, который сообщит Гиллаку Морнингтону, что кончина его отца превратила его во владельца обширного поместья в Херфордшире и обладателя титула девятисотлетней давности, не говоря уж о том, что наследство делало его весьма богатым человеком. Она просто воспользовалась случаем, чтобы попутешествовать. Теперь же раскаивалась в том, что согласилась сопровождать Брюса Пенфолда в этой злополучной поездке в Испании.

Брюс был совладельцем юридической фирмы, занимавшейся делами ее отца. После его смерти он вводил Корделию в наследство, состоявшее из магазина артистических принадлежностей и галереи местных художников, расположенных в самом центре старинного городка Херфорда рядом с кафедральным собором. Так что знал ее давно и был на десять лет старше. Как-то, застав ее солнечным летним днем плачущей в магазине, он предложил ей помощь.

Дентон Харрис и Корделия были скорее друзьями, чем отцом и дочерью, и его смерть потрясла ее, да к тому же изнурили долгие месяцы его болезни, бесконечные визиты в больницу, зрелище его страданий, тяжести ухода за умирающим в сочетании с работой в семейной фирме. Какое-то время ей приходилось заниматься всем этим в одиночку.

— Тебе нужна передышка, — сказал ей Брюс, — необходимо на время от всего отделаться. В следующем месяце мне предстоит поездка в Испанию по делам. Не поехать ли тебе со мной?