Роберт Говард

Зеркала Тузун Туна

Даже царями порой овладевает огромная душевная усталость. Тогда золото трона становится медью, дворцовые шелка — дерюгой. Драгоценности царского венца начинают поблескивать тускло, словно льды замерзшего моря, речь человеческая превращается в побрякивание шутовских бубенчиков и появляется ощущение нереальности окружающего. Даже солнце видится лишь медяшкой в небесах, и не несет свежести дыхание зеленого океана.

В таком вот настроении и восседал однажды Кулл на троне Валузии. Все развертывалось перед ним бесконечной, бессмысленной панорамой: мужчины, женщины, жрецы, события и тени событий. Все, чего он добился, и все, чего желал достичь. Все возникало и исчезало, словно тени, не оставляя следа в его душе, лишь принося страшную душевную опустошенность, и все же Кулл не был утомлен. В нем жило страстное желание того, что было превыше его самого и превыше двора Валузии. Беспокойство росло в нем, и странные, ослепительные грезы рождались в его душе. По его приказу явился к нему Брул, Убивающий Копьем, пиктский воин с островов Запада.

— Владыка царь, ты устал от придворной жизни. Отправимся со мной на моей галере и поборемся немного с бурными волнами.

— Нет, — Кулл оперся подбородком в задумчивости на свою мощную руку. — Я пресыщен всем этим, города не привлекают меня и на границах все спокойно. И больше я не слышу песен морей, которые я слышал в реве прибоя, когда лежал мальчишкой под сияющим звездами небом на берегах Атлантиды. Нечто странное происходит со мной и меня сжигает жажда, превыше любой земной жажды. Оставь меня.

Брул вышел, полный сомнений, оставив царя погруженным в унылые размышления. И тут к Куллу приблизилась девушка-служанка и прошептала:

— Великий царь, ищи Тузун Туна, чародея. Он владеет тайнами жизни и смерти звезд в небе и бездн морских.

Кулл глянул на девушку. У нее были волосы, как чистое золото, а ее фиалковые глаза были странно скошены к вискам. Она была прекрасна, но Куллу не было дела до ее красоты.

— Тузун Тун, — повторил он. — Кто это?

— Волшебник Древнего Народа. Он живет здесь, в Валузии, у Озера Видений, в Доме Тысячи Зеркал. Ему все ведомо, владыка царь. Он говорит с мертвыми и ведет беседы с демонами Погибших Земель.

Кулл поднялся на ноги.

— Я поищу этого фигляра. Но помни: ни слова о том, куда я иду, слышишь?

— Твоя рабыня повинуется тебе, господин, — сказала она, почтительно опустившись на колени, но когда Кулл повернулся к ней спиной, не ее алых устах появилась хитрая улыбка, а узкие глаза коварно блестнули.

Кулл пришел к обиталищу Тузун Туна у Озера Видений. Широко простирались голубые воды этого озера и много роскошных дворцов высилось на его берегах. Бесчисленное множество прогулочных лодок, украшенных лебедиными крыльями, лениво скользили по тихой глади, и повсюду звучала тихая музыка.

Дом Тысячи Зеркал был высок и просторен, но ничем особенным не выделялся среди других. Огромные двери стояли распахнутыми настежь, так что Кулл взошел по широкой лестнице и вошел в дом, так никого и не встретив по пути. Там, в огромном покое, чьи стены были сделаны из зеркал, он нашел Тузун Туна, чародея. Человек этот был стар, как горы Зальгары, кожа была сухой и морщинистой, но холодные серые глаза горели блеском стали.

— Кулл Валузский, мой дом — твой, — приветствовал он царя, отвешивая поклон со старомодной учтивостью и жестом приглашая царя опуститься в троноподобное кресло.

— Я слышал, что ты волшебник, — прямо сказал Кулл, подпирая подбородок рукой и устремляя мрачный взгляд на стоявшего перед ним человека. — Можешь ты творить чудеса?

Чародей протянул руку. Его пальцы разжались и сжались, как когти птицы.

— Разве это не чудо, что эта слепая плоть повинуется мысленным приказам моего мозга? Я хожу, дышу, говорю — и это истинное чудо.

Кулл поразмыслил немного, а затем спросил:

— Можешь ты вызвать демонов?

— Конечно. Я могу вызвать демона более ужасного, чем все обитатель страны духов — просто ударив тебя по лицу.

Кулл дернулся, затем кивнул.

— Ну а мертвые? Можешь ты говорить с мертвецами?

— Я все время говорю с мертвецами, как говорю сейчас с тобой. Смерть начинается с рождением, и любой человек начинает умирать в тот миг, когда появляется на свет. Ты уже мертв, царь Кулл, ибо ты уже родился.

— Ну, а ты? Ты старше всех людей, которых я видел. Разве волшебники не умирают?

— Люди умирают, когда приходит их час. Ни раньше, ни позже. Мой час еще не пробил.

Кулл поразмыслил над этими ответами.

— Тогда похоже, что величайший волшебник Валузии лишь обычный человек, и я даром потратил время, явившись сюда.

Тузун Тун покачал головой.

— Люди не более, чем люди, и величайшие из них те, кто быстрее всего познают самые простые вещи. Посмотри-ка лучше в мои зеркала, Кулл.

Потолок и стены состояли из множества зеркал, точно подогнанных друг к другу, хотя и самых различных форм и размеров.

— Зеркала — это целый мир, Кулл, — с глубоким убеждением сказал волшебник. — Посмотри в мои зеркала и постигни мудрость.

Кулл выбрал одно наугад и пристально уставился в него. Зеркала на противоположной стене, отраженные в нем, отражали другие, так что ему казалось, что перед ним протянулся длинный светящийся коридор, образованный отражениями, в дальнем конце которого двигалась крохотная фигурка. Кулл долго разглядывал эту картину, пока не сообразил, что фигурка была его собственным отражением. Он продолжал вглядываться и его охватила странная досада. Ему показалось, что эта крохотная фигурка была им самим, подлинным Куллом, уменьшенным расстоянием. Поэтому он отошел от зеркала и встал перед другим.

— Гляди внимательно, Кулл. Это зеркало прошлого, — услышал он слова волшебника.

Серый туман струился перед ним, клубился, растекаясь и меняясь, словно призрак огромной реки. В его просветах Куллу раскрывались отрывочные странные и ужасные видения. Люди и звери кишели там, а также и фигуры, непохожие ни на людей, ни на зверей. Огромные экзотические цветы ярко светились в серой мгле, высокие деревья тропиков возвышались над зловонными болотами, где с ревом барахтались огромные рептилии. Небо закрывали крылья летающих драконов, а не знающие покоя моря обрушивались ревущими валами на болотистые побережья. Человека еще не существовало, он был лишь сонной грезой богов, и странными были те кошмарные фигуры, что бродили по шумным джунглям. Там были схватки, и пожирание, и дикая любовь, и смерть была там, ибо жизнь и смерть всегда идут рука об руку. Над покрытыми слизью пологими берегами звучало рычание чудовищ и неописуемые твари бродили под непрерывно струящимся дождем.

— А вот это — зеркало будущего.

Кулл заглянул в него молча.

— Что ты видишь?

— Странный мир, — с трудом выдавил из себя Кулл. — Семь Империй обратились в прах и позабыты. Зеленые волны простираются над бездной, поглотившей вечные холмы Атлантиды, а горы Лемурии на западе стали островами неведомого моря. Странные дикари бродят по старым землям, а новые страны поднимаются из глубин. Древние святилища осквернены. Валузия исчезла с лика земли, а вместе с ней и все сегодняшние народы, те же, что пришли на их место, — чужеземцы. Они не помнят о нас.

— Время шагает вперед, — сказал Тузун Тун тихо. — Мы живем сегодня. Зачем нам заботиться о завтрашнем дне, или вспоминать о вчерашнем? Колесо вертится и народы возносятся и исчезают, мир изменяется и человечество возвращается к дикости, для того лишь, чтобы вновь возвыситься столетия спустя. Еще до возникновения атлантиды Валузия уже существовала, а до Валузии существовали Государства Древних. Да, мы тоже шли к высотам по следам предшествовавших нам исчезнувших племен. Ты, пришедший с зеленых приморских холмов Атлантиды дабы завоевать древнюю корону Валузии, ты считаешь мое племя древним, ибо мы владели этими землями еще до того, как валузийцы пришли с востока, в те дни, когда еще не появились люди в странах моря. Но люди были здесь и тогда, когда Племена Древних пришли сюда с пустошей, а перед теми людьми были и другие, и племя сменяло племя. Народы уходят и их забывают, ибо такова судьба человеческая.