— Любовь! — застонала Марго. — Любовь — это духовная субстанция, а дети — социальная необходимость. Честно говоря, не понимаю, зачем это связано… Беда в том, что такая женщина, которая думает так же как ты, вряд ли тебе понравится. Может быть, ты ищешь не там? — она насмешливо взглянула в глаза Полю. — И вообще. Ты же понимаешь, что все это насчет мужчин и женщин — шутка. Игра такая. И все это знают, но просто так шутят. Люди вообще часто шутят. Пошутят, а потом…

Она оборвала сама себя, испугавшись, что опять начнет блудить.

— Нет! Ну как ты не понимаешь? Это суть природы.

— Человек живет вопреки природе! Попробуй докажи обратное, — Марго упрямо наклонила голову. — И вообще! Если бы ты был прав, то у тебя бы не было проблем с женщинами. Но я тебе вот что скажу! Все дело в тебе, а не в женщинах! Ты не можешь любить никого, кроме своих принципов. Вот и все!

— Нет. Я любил одну девушку, но она погибла, — неожиданно мрачно сказал Поль. — Она подорвалась на бомбе. Ее звали Фрамбуаз. Это была кличка и настоящее ее имя я узнал только когда она погибла.

— Что? — Марго повернула голову. — Я не ослышалась?

— Нет. Она была убежденной революционеркой, она была членом Фракции Красной Армии. А я еще ходил в школу. Аурелия считает, что я девственник, но я не девственник. Просто после той девушки мне все кажутся пресными воблами. Хочешь посмотреть фото?

— Хочу.

Поль полез куда-то глубоко в шкаф и, достал завернутую в тряпочку потертую рамочку, в которую был вставлен выцветший полароидный снимок. Совсем юный, еще не раздавшийся в ширину Поль обнимал взрослую девушку с сердито нахмуренными бровями.

— А вот ее последняя фотография, — брат Аурелии протянул Коше вырезку из журнала, вставленную в маленький полиэтиленовый пакет.

На вырезке был снимок взорванной витрины и рядом два трупа: парень и девушка, действительно очень похожая на возлюбленную Поля.

— Они производили теракт?

— Да. Я даже не помню в чем была суть. Но мне нравились их лозунги. Они были против серых скупых людишек. Против буржуазности. Мне тогда казалось, что взрослые слишком меркантильны. От погибших родителей нам достались неплохие акции, а бабушка довольно ловко управлялась ими. И мы не знали горя и хлопот. Я тогда учился в университете на первом курсе.

— А теперь ты ненавидишь все эти лозунги, потому что считаешь, что из-за них погибла та девушка?

Поль помолчал и спрятал фотографии обратно.

— Ты права, — сказал он. — Те девушки, которые нравятся мне — бесперспективны в смысле создания семьи. Если бы я был женщиной, я бы забеременел и родил себе ребенка один.

В дверь зазвонили.

Поль махнул рукой и направился в прихожую. Он с кем-то перекинулся парой фраз по диктофону и открыл дверь. Через минуту на лестнице послышался громкий разговор и смех.

Марго все еще было жаль Поля и его печальную «истуар д`амур».

Гости принесли в студио оживление, грозившее беспорядком. И угроза сбылась быстро. Марго оглянулась и увидела белобрысого парня, которого она мысленно тут же окрестила Гитлерюгендом. Гитлерюгенд скинул ботинки так, что Полю пришлось сбегать за ними почти на середину комнаты. Второй гость, высокий чернявый пришелец, небрежно уронил легкое пальто на руки Полю и прошел в комнату прямо в ботинках. И Поль почему-то ничего не сказал ему. У брюнета на лбу было написано крупными буквами, что ему вообще все параллельно.

Марго заволновалась. Она почувствовала, что брюнет это Он. Тот, которого она хотела встретить сегодня утром. Прекрасный принц. Мечта иммигрантки. Печальная судьба Фрамбуаз и Поля забылась, развеянная новыми, более сильными впечатлениями.

Открыв новую канву, Марго начала рисовать вид пирамиды Хеопса сверху.

Нарисовав пирамиду, она забыла, для чего это делала, потому что все внимание было поглощено наблюдением за пришедшими. Точнее подслушиванием реплик, узнаванием их привычек и манер. Что они посчитали бы правильным? А что выглядело бы глупым? Можно ли при них ругатья? Какую живопись или музыку они считают прикольной? Плохо будет сразу опозориться.

Когда пирамида была завершена, Марго уменьшила рисунок до размера в несколько пикселов, скопировала его несколько раз, и получился катафот. Катафот Марго скопировала еще несколько раз, пока тот не занял всю канву. Получилось рябящее, вгрызающееся в мозг, поле. Глаза при взгляде на это поле сводило судорогой. Супер! Поль, увидев эту картинку, возненавидит Марго окончательно!

Этот рябящий катафот привел Кошу в состояние транса, и некоторое время она смотрела на гостей, как бы со стороны. Ей даже стало казаться, что она является маленькой лампочкой спрятанной в глубине черепной коробки. (Червячок, инфекция, десантник в непомерно огромном транспортном средстве по имени тело.) — Поль! — обратился к брюнет к брату Аурелии, когда тот наконец-то появился в комнате с подносом, на котором стояло четыре чашечки кофе и сахарница. — Не представишь ли ты нам свою подругу?

— Конечно? Я совсем забыл! — спохватился Поль, опуская поднос на столик. — Это Марго! Я о ней рассказывал Максу.

— Марго. Марго Танк, — сказала она, оборачиваясь и чувствуя, что проваливается в пропасть. (Кубики не подставили. Принц так принц! Супер-пупер-принц!) — Андрэ Бретон, — назвал себя брюнет и протянул Марго руку.

— Привет, я — Макс! — помахал из шезлонга Гитлерюгенд.

Марго торопливо выдернула пальцы из руки Андрэ и окинула глазами комнату. Все, что можно было сдвинуть, гости уже сдвинули, не оставив ни одной параллельной линии. Скомкали, бросили, швырнули. Они принесли запахи, смех, язвительные реплики, намеки… Макс хватал со столика журналы и, пролистав, бросал на пол, «дебильник» с головы он швырнул под тахту. И это было супер! Это было то, чего сегодня хотелось Марго. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не начать прыгать совсем по-обезьяньи.

Андрэ с любопытством разглядывал экран, на котором рябило пикселами творение Марго.

— Марго из России, — добавил Поль. — Ужасно эмансипированая особа.

Он стал рядом и помешивал со стукам сахар в своей чашке. Марго бросила короткий взгляд на квадратную руку Поля.

Если бы кто-то другой, например, Андрэ, Макс или даже Лео, а тем более Жак так стучали по кружке, она даже не заметила бы этого. Хотя вряд ли им пришло бы в голову, что можно так громко размешивать сахар. И Марго с благодарностью вспомнила подзатыльники полученные от матери, когда в детстве пыталась размешивать чай со звоном. Со звоном было веселее. Так же, как и есть с чавканьем было вкуснее. Но… Спасибо маме.

А Поль бесил.

— Не обзывайся! — огрызнулась Марго. — Никакая я не эмансипированная. Самая обычная. Как все! Это мужчины придумали так обзываться, чтобы нормальные тетки считались выскочками и чеканутыми.

— Это кульно, то что ты нарисовала! — сказал Андрэ, не обратив никакого внимания на эту короткую перепалку. — Мне нравится это психоделлическое поле. Оно впечатляет! Макс, тебе нравится?

— Ну да… — Макс бросил короткий взгляд, оторвавшись от журнала. — Ничего себе.

И Марго воодушевилась еще больше. Если бы она была воздушным шариком, она уже качалась бы под потолком.

— По-моему бред, — сказал Поль. — Не понимаю, зачем художники рисуют что-то кроме девушек. Мне больше нравятся те холсты, которые ты начала у Аурелии. «Девушка на проволоке», например. Хотя на мой взгляд, нарисовать надо было аккуратнее.

— Девушка на проволоке? — переспросила Марго. — Да. Тоже хорошая. Но это — другое. Совсем другое. Честно говоря, меня прет от этого катафота. В нем что-то есть такое… короче от него прет. Как от кислого или от строба на дискотеке. Меня прикалывает это, хотя в этом, возможно, нет ни грамма живописи.

— Девушка на проволоке? — переспросил Андрэ. — А где на нее можно взглянуть? Ты выставляешься в галереях?

И он скользнул по фигуре Марго оценивающим взглядом.

— Да… У меня будет выставка. И… Можно посмотреть прямо в мастерской, а еще у меня есть диапозитивы. — Коша метнулась в прихожую, торопливо вытащила слайды из кармана куртки и принеслась обратно. — Вот!