Изменить стиль страницы

Хайди не реагировала, ее волновал наш ужин.

— Смотри не сожги, почему ты всегда подсовываешьмне обугленные подметки вместо гамбургеров?

Я откупорил бутылку красного вина и наполнил бокал.

— Ты будешь?

— Может быть, но позже, у меня диетическая кола. Что за списки? Я думала, ты отдал их парню из управления штата.

— Фарбштейн и Ховард получили копии всех моих списков с осложнениями Сорки и Манцура. Полный набор с именами пациентов, номерами историй болезней, диагнозами и комментариями о показаниях к операции и правильности лечения. Ты представляешь?

— Как они их достали?

— Списки хранятся только в моем домашнем компьютере и на нескольких дискетах, которые у меня всегда с собой. Перед встречей с Кардуччи мне нужно было распечатать несколько копий на принтере, который стоит в приемной.

— Серая мышка Анн сделала это?

— Не думаю. Она сидит вместе с Беверли. Я ушел, а принтер, должно быть, продолжал печатать. Беверли передала им списки, больше некому.

— На прошлой вечеринке Беверли прямо-таки вилась вокруг Вайнстоуна, совершеннейшая секретарша, которая обожает своего босса.

— Мне кажется, она презирает Вайнстоуна, просто до последнего времени ей было выгодно работать с ним. Наверняка это она передала списки, завтра мы все узнаем.

Я совсем забыл про гриль и вскоре заметил голубоватый дымок, потянувшийся от гамбургеров.

— Марк, посмотри на дым! — Хейди засмеялась, наблюдая, как я в спешке пытаюсь спасти пригоревшие гамбургеры.

— Опять они сгорели…

Вытащив гамбургеры из огня, я отнес их к столу. Который раз я пережариваю мясо!

— Беверли мне всегда казалась слишком дружелюбной ичересчур вежливой, — рассуждала Хейди. — Интуиция меня не обманула. Она мне подсказывает, что не нужно слишком доверять Вайнстоуну, он тоже какой-то скользкий.

Мясо было очень вкусным, несмотря на то, что подгорело. Я снова наполнил бокал вином и набил трубку шотландской смесью «Давидофф». Свежий воздух, красное вино, хороший табак — жизнь прекрасна! Не пора ли мне на пенсию?

— Вино слишком кислое! — пожаловалась Хейди.

— Завтра мне снова идти на Манхэттен, отдам дело Сорки Кардуччи.

Она сделала глоток вина и поморщилась опять.

— Какая гадость, дай мне, пожалуйста, кока-колу.

Я выполнил ее просьбу и продолжил ужин, не обращая внимания на недовольные взгляды жены.

— Неужели тебе все не надоело, сколько лет это будет продолжаться? Сорки, Манцур, Фарбштейн, Ховард, бесконечная возня, манипуляции. Теперь ты стал доносчиком. Почему ты, а не другие? Ты не можешь просто ходить на работу, заниматься делом, писать статьи и оставить весь этот хаос?

Я слушал жену с притворным благоговением, в последнее время она повторяет одно и то же все чаще и чаще. Выпустив клуб дыма, я пригубил «Латакия блэнд».

— Ты меня знаешь, ведь я не так прост, не все могут меня вынести. У меня сложный характер вечного оппозиционера, человека, создающего постоянные проблемы другим. Мой острый ум, хороший багаж знаний и отличнаямедицинская логика вступают в противоречие с так называемым эмоциональным разумом, и тогда начинаютсятрудности. Вот такой я интересный человек.

Хейди рассмеялась:

— Как хорошо ты о себе думаешь. А тебе не стыдно доносить на людей, тебя совесть не мучает? Они могут всепотерять, а у них есть жены, дети. Ты никогда не задумывался над этим?

Я отломил кусочек брынзы, спрыснул его оливковым маслом и отправил ломтик в рот, с красным вином это было то, что надо.

— Сочувствую ли я Манцуру и Сорки? — переспросиля, пережевывая и проглатывая брынзу. — Есть ли у меняхоть чуточка сострадания к ним? Нет, совершенно нет, я считаю их тяжелыми психопатами. Я наблюдаю за ними уже четыре года. С Манцуром мы почти не разговариваем, он обращается ко мне только в том случае, еслиждет от меня какой-то выгоды. А что с меня взять? Соркивыглядит вроде вполне нормально, ты видела его на вечеринках. Он очень общителен, когда подвыпьет, мы иногдадаже перекидываемся парой фраз о женщинах, о выпивке. Меня смущает холодный блеск в его глазах. Что это — патологическое расстройство личности, семейные проблемы? Мне их не жалко, они же миллионеры, сделавшиесостояние на своих жертвах. Если они потеряют сейчаслицензии, у них хватит денег на сотню лет вперед!

— Предположим, ты остановишь их, во что я, честноговоря, не очень верю. Ну а дальше, какой крестовыйпоход ты учинишь в следующий раз?

Опустошив третий бокал, я снова наполнил его.

— Видно будет. Сейчас меня преследует желание остановить этих убийц. Мне не стыдно доносить, я читал, как опасно доносительство, но я буду продолжать это дело. Где-то для контроля за такими подлецами с успехом используется способ «трех мудрецов», но в нашем госпитале так не получится, мне некуда идти.

— Делай, что хочешь. Но пойми, мы не можем снова и снова переезжать, менять города каждые несколько лет.

— Знаю, — бросил я через плечо, направляясь в кабинет. Что я знал на самом деле?

* * *

На следующий день мне сообщили, что Беверли перешла на другую работу с большим повышением по службе и прибавкой в зарплате, она стала администратором в отделении кардиологии. Анн торжественно открыла мне кабинет председателя и показала оригинальную прощальную записку. На столе Вайнстоуна губной помадой было написано: «Ларри, ты непредсказуем!»

— Я предупреждала, что она шпионка, — злорадствовала Анн, празднуя уход преуспевающей Беверли.

— Не трогай здесь ничего, пусть он сам все увидит. Интересно, приходится ли Ларри смывать ее губную помаду в другом месте?

Значит Беверли шпионила за нами какое-то время. Когда она раскрыла себя со списками, ей пришлось уйти. Перевод в кардиологию легко объясним, шеф кардиологии Гедди давний союзник Манцура.

«Почему она это сделала?» — спрашивал я себя по пути в ОНПМД… Вайнстоун заботился о ней и опекал, как собственную дочь. Я видел ее открытку, подаренную ему на Рождество: «Лучшему боссу в моей жизни, огромное спасибо за обворожительный подарок. Твоя Бев». Мы никогда не узнаем, что происходило между ними за закрытыми дверями.

* * *

— Марк, что еще вы припасли для меня? — спросилКардуччи.

На этот раз мы были одни. Увидев папку, он предложил:

— Давайте посмотрим.

— Здесь полная документация и анализ шестидесяти семи случаев смертей и осложнений после операций Сор-ки, начиная с 1994 года по сегодняшний день.

Кардуччи погрузился в изучение дела, время от времени уточняя неясные моменты. Иногда он с шумом выдыхал воздух и приговаривал:

— Очень хорошо, просто замечательно, настоящее расследование… Неужели вы один все это собрали?

— Нет, конечно, здесь всем хватило работы: Раску, Бахусу и Чаудри, нескольким частным хирургам и мне. Раск систематизировал все случаи в хронологическом порядке. Работа велась с одобрения Вайнстоуна.

— Как и в прошлый раз, я попрошу вас отобрать только десять-двенадцать историй болезней. Садитесь и выбирайте не спеша, мне надо позвонить.

Эта папка — свидетельство ужасающих серийных убийств; как мне решить, какие из преступлений более тяжкие? Все равно что сравнивать удар ножом в сердце с выстрелом в голову. Возможно, Кардуччи поможет мне отобрать случаи, которые нельзя опротестовать как результат «непредвиденных осложнений» или «некоторого отклонения от стандартов оказания помощи».

Я взял красный маркер. В 1994 году пациенту зачем-то была выполнена лапаротомия и ревизия общего желчного протока в связи с множественными метастазами в печени… Восстановление проходимости кишечника после ко-лостомии у септического пациента с полиорганной недостаточностью — просто сумасшествие.

Мне стало не по себе уже после нескольких возмутительных и ничем не оправданных вмешательств Сорки: восьмидесятипятилетний пациент, девяностосемилетний, распространенное метастазирование, не подлежащие удалению опухоли, непозволительно большие операции на ослабленных пациентах. Почему бы не обойтись консервативным лечением? Появился Кардуччи.