Готахеди частенько бахвалился своим домом ценой в три миллиона, он знал, что я не могу себе такого позволить.

— Марк, — Раек пытался вернуть нас в русло рабочегосовещания, — посмотри повестку, мы начали обсуждатьпервый случай, который нам представила Джуди.

Джуди Кеннеди, сидевшая справа от Раска, была медсестрой, ответственной за контроль качества. Средних лет, высокая, довольно полная ирландка с мягкой и приятной речью. В силу занимаемой должности Джуди знала обо всех хирургических катастрофах и неудачах в госпитале, она не была дурой и понимала, что происходит. Я несколько раз испробовал на ней свой сарказм и язвительные вопросы, однако она ни разу не поддалась на провокацию, напротив, держала себя как корректный и объективный специалист. Шпионила ли она для Сорки, была ли связана с больничной мафией? Вполне возможно, она была вдовой, а вдовам надо выживать, как впрочем, и всем остальным…

Раек продолжал:

— Повторюсь, пациент умер во время операции на сосудах брюшной полости.

Имя пациента как всегда не было упомянуто.

— Доктор Илкади, вы анализировали историю болезни? Пожалуйста, поделитесь с нами результатами анализа и скажите свое мнение.

Я подошел к кофеварке и налил себе чашечку кофе, сегодня не было пончиков, что, впрочем, было и неплохо для моей фигуры.

Я заранее знал, что скажет Илкади, я также знал, что он сам участвовал в операции, его вызвали из дому, надо было выручать Манцура, своего старого учителя. Что ж, на то он и заведующий сосудистым отделением, но как он может объективно разбирать случай, в котором сам участвовал? Илкади начал:

— Мужчина в возрасте девяносто одного года, страдал ишемической болезнью сердца, сердечной недостаточностью, хроническим обструктивным бронхитом, три года нйзад — преходящее нарушение мозгового кровообращения. Госпитализирован к нам с большой, околошести с половиной сантиметров, аневризмой брюшнойаорты. Заключение кардиолога до операции: плановоеоперативное лечение возможно, показатель сердечноговыброса удовлетворительный.

«Разумеется, пациент обязан быть пригодным для операции!» — язвительно подумал я. По мнению заведующего кардиологией доктора Гедди, все больные Манцура были «пригодны» для хирургического вмешательства.

Я сам анализировал эту историю болезни, но интересно, что будет дальше.

— Не буду многословным, просто отмечу, что пациенту выполнялось обычное протезирование разорвавшейся аневризмы аорты. После наложения проксимального анастомоза началось обильное кровотечение из забрюшин-ного пространства, потребовавшее переливания большого количества крови, попытки остановить кровотечение оказались безуспешными. Несмотря на переливание свежезамороженной плазмы и тромбоцитарной массы, развился синдром внутрисосудистого диссеминированного свертывания крови. Всего перелито двадцать пакетов крови и около пятнадцати литров растворов кристаллоидов. В конечном итоге наступила остановка сердца и была констатирована смерть.

— О, священная корова! — прорвало Сэма Глэтмана, второго сосудистого хирурга комитета. — Из мужика сде-лалимедузу!

— Доктор Илкади, что произошло на самом деле, что было причиной кровотечения? Повреждение нижней полой вены, почечной вены? Были технические проблемы с наложением анастомоза? Что вызвало коагулопатию? — спросил Раек с выражением настойчивого желания добраться до истины сквозь очень заметный слой фальши. Его глаза сфокусировались на Илкади, губы были плотно сжаты.

— Малкольм, — я встрял в обсуждение, не в силах болеесебя сдерживать, — из больного вытекла вся кровь из-завведения урокиназы. Ему назначили урокиназу, котораяпрепятствует любой возможности свертывания крови.

Раек казался удивленным:

— О чем вы говорите, урокиназа противопоказана притаких операциях!

ГЪтахеди вступил, чтобы помочь своему собрату:

— Доктор Зохар, дайте Илкади высказать свое мнение, никто не просил вас давать рецензию или комментироватьпроисшедшее, к тому же вы не сосудистый хирург. Пожалуйста, доктор Илкади, скажите нам о причине смерти.

Илкади был озадачен.

— Урокиназа? В протоколе операции ничего не сказано об этом. Наше заключение, мое заключение… — онколебался, неосознанным жестом вытирая ладонио свои стильные брюки. — Коагулопатия развилась из-зацирроза печени.

— Доктор Раек, я не сосудистый хирург, — быстропроговорил ГЪтахеди, чтобы ослабить витавшее в воздухе напряжение, — но у каждого из нас есть на памятиподобные случаи. Вы начинаете плановую операцию, сталкиваетесь с недиагностированным ранее хроническим заболеванием печени — я имею в виду цирроз — в результате пациент начинает кровить, как губка, ничего нельзя поделать. Я не вижу здесь ничего экстраординарного, мы можем перейти к следующему случаю? — ГЪтахеди взглянул на свой золотой «Ролекс»: — У меня наполдесятого запланирована операция — изящная пожилая дама с рецидивной послеоперационной грыжей, онаменя просто обожает.

«Посмотри на это мелкое ничтожество», — прошептал мне на ухо Глэтман. — Каков Нарцисс!

Я почти не слышал его, поскольку выпалил:

— История о циррозе печени — полная чушь. Доктор Илкади, есть какие-то указания об этом в истории болезни? Предоперационное обследование, анализы, проведена ли биопсия печени, можно посмотреть документацию?

— Марк, — включился Раек, прервав мои обвинения, — время вышло. Можем мы перейти к следующему случаю? Джуди, сколько еще осталось разобрать?

— Два случая и кое-что из предыдущих вопросов.

Не обращая внимания на эти слова (пилотам знакомо подобное состояние — «туннельное зрение», я не видел ничего кроме зрачков Илкади), я продолжал:

— Малкольм, перед тем как мы закроем этот разбор, я прошу разрешения лично просмотреть документацию, мне известно, что пациенту во время операции вводили урокиназу.

— Что же это такое? — вступил в перепалку заведующий неврологией Стиг Расмуссен. — Еще одна жертва «охоты на ведьм» доктора Зохара? До сих пор мы наблюдали, как Зохар устраивал травлю доктора Сорки, теперь он взялся преследовать и доктора Манцура?

— Стиг, пожалуйста, никаких имен, мы не упоминаем имен при разборе! — Раек попытался призвать всех к порядку.

— Вздор, полная чушь! Указываем имена или нет — не имеет значения, мы все знаем, в чем тут дело! — пухлый палец Расмуссена нацелился на меня. — Этот человек начал личную вендетту против наших коллег, это недопустимо и должно быть прекращено!

Стиг Расмуссен, огромный, лысеющий, краснолицый и вечно потеющий скандинав, с большой головой и парой пронзительных синих, как лед, глаз. Это был специалист с большим послужным списком. Он закончил мединститут в Стокгольме, стажировался по нейрохирургии в Швеции, Норвегии, США и Корее, где и женился, правда, кореянка позже подала на развод. Виртуально Расмуссен работал везде, включая Объединенные Арабские Эмираты и Саудовскую Аравию, и казалось, все шейхи королевской семьи были его личными друзьями. Утверждали, что он свободно говорит на многих языках. Расмуссен поработал в ряде госпиталей Бруклина, пока два года назад не перешел в Парк-госпиталь, где был радушно принят Сорки и его прихлебателями в Медицинском правлении.

В обыденной жизни Расмуссен обладал неким шармом, вкусы его больше склонялись к Востоку, включая любовь к «суши» и маленьким, хрупким восточным женщинам. На госпитальных вечеринках он каждый раз появлялся под руку с новой пассией, при комплиментах его любовницам он от души смеялся и часто предлагал: «Может, заказать и для вас одну/? Никаких проблем!» Мы допускали, что Сорки и Сусман частенько пользовались его предложением.

Что привело шестидесятилетнего Расмуссена в наш госпиталь, точно не мог ответить никто. Однако Вайнсто-ун как-то заметил, что у Расмуссена есть в запасе ворох грязных историй, так что его можно сравнить с ящиком Пандоры, который вряд ли кому-то захочется открыть. Не зря он бросился на защиту своих друзей, видно, предвидел, что ответная помощь потребуется и самому.

— Доктор Расмуссен, — запротестовал я, — здесь нетничего общего с личной местью, я только хочу выяснить, что произошло. Никто не будет возражать, что исследование осложнений и внесение корректив и есть задача нашего комитета.