Изменить стиль страницы

Чеченские группировки с самого начала не признавали авторитет воров в законе.

Интересной их особенностью является то, что они мгновенно разбиваются на несколько мелких структур, быстро исчезающих из поля зрения оперативников. Преступления выполняются «гастролерами», подчас даже не знающими русского языка. Выполнив задание, они исчезают в горных аулах, где найти их не представляется возможным.

В составе чеченского криминального сообщества в Москве сформировались три крупные ОПГ: центральная группировка, которая контролировала центр Москвы и являлась головной; ее лидером был Лечи Исламов; южнопортовая группировка, которая контролировала автомобильный бизнес – магазин «Автомобили» в Южном порту; останкинская группировка, которая контролировала стоянки транзитных автофургонов (Москва – Грозный) и базировалась в гостиницах «Байкал» и «Останкинская».

Ингушская группировка возникла в 90-х годах. Имеет свои интересы в районе Варшавки. Отличается сплоченностью и организованностью. В 2001 году в ее рядах было 400 человек.

Казанское криминальное сообщество в Москве было сформировано в 80-х годах.

Казанцы придерживаются «воровских традиций» и строго подчиняются авторитетам. Казанская община несла постоянные потери в ходе внутримосковских конфликтов. В октябре 1992 года был убит Леонид Дворников (Француз), казанский авторитет, группировка которого контролировала район Старого Арбатa. В свое время именно он «привел» казанцев в Москву.

Крупные аресты в 1989 году

В 1989 году милиция совместно с КГБ провела несколько крупных арестов в солнцевском сообществе. Были арестованы и направлены в СИЗО Тимофеев (Сильвестр), С. Михайлов (Михась), В. Аверин (Авера), Е. Люстранов и др. Они подозревались в вымогательстве денег у полукриминального коммерсанта Вадима Розенбаума.

Из досье

Вадим Розенбаум (Пузо) занялся бизнесом в 1986 году. Возглавил крупнейший кооператив «Фонд» (при Фонде культуры). Крышей «Фонда» была солнцевская группировка. С ними в 1989 году Розенбаум проходил по делу о вымогательстве. Позже кооператив взял под опеку вор в законе Павел Захаров (Цируль). Есть сведения, что в 1991 году с помощью Розенбаума Цируль смог вызволить из тюрьмы В. Иванькова.

В 1990 году был зарегистрирован новый кооператив «Форс». Весной 1990 года крупную партию дешевого колумбийского кокаина получили пушкинские бандиты, а необходимые для его покупки 400 тысяч долларов Цируль рассчитывал взять в «Форсе». Вскоре Розенбаум отошел от дел «Форса» и организовал СП «Вена» и российско-голландское СП «Тирол».

В 1994 году навсегда уехал в Голландию. Там помимо «Тирола» работал в фирме «Лорит-трейд». У него возникли проблемы с НФС. Конфликт уладили, но Розенбаум утверждал, что у него вымогают 2 млн. долларов. В 1996 году в Москве был убит его отец Григорий Розенбаум и президент «Тирола» Виктор Титов. Розенбаум должен был выступать в швейцарском суде по делу Михася. 29 июля 1997 года труп Розенбаума обнаружили в его доме в Ойсхорте.

Однако все (за исключением Сильвестра) вскоре были выпущены на свободу в связи с недоказанностью вины. Впоследствии С. Михайлов не раз задерживался по различным уголовным делам, но доказать его причастность к преступному сообществу не смог даже Женевский суд (см. далее).

Многие другие авторитеты побывали в конце 1989 года в СИЗО.

Авторитет в СИЗО

Уже три месяца я в Бутырке.

Следственный изолятор 48—2, именуемый в народе Бутырка, находится в самом центре Москвы, на пересечении Новослободской и Лесной улиц, недалеко от станции метро «Новослободская». С внешней стороны невозможно определить, что внутри обычных дворов расположен громадный тюремный комплекс.

Постепенно нахождение в общей камере стало для меня невыносимым. Если раньше я не обращал внимания на то, что в камере одновременно работало три-четыре телевизора, настроенных на разные каналы, и каждый имел возможность выбирать программу, интересную для него, то сейчас они стали выводить меня из себя.

Я их ненавидел. Больше всего меня раздражала любимая передача зэков – аэробика, когда заключенные, не отрываясь, глазели на танцующих в спортивных купальниках девушек.

Наступали теплые дни. В камере становилось душно и жарко. Все заключенные стали ходить в семейных трусах, обнажая торс. Жара была такой сильной, что со стен начала капать влага. Многие стали придираться друг к другу по всяким пустякам. Если в зимний период какой-то пустяк сходил с рук, то сейчас все начинали «шизеть», и были многочисленные случаи, когда заключенные бросались друг на друга и без всякой причины возникали драки.

Очень часто во время прогулки конвоиры устраивали в камерах шмон. Однажды, придя в камеру после прогулки, многие заключенные недосчитались личных вещей. Это было списано на конвоиров. Но как-то случилось ЧП.

Двое заключенных решили поменяться местами – один семейник решил приблизиться к своим. Перетаскивая матрасы с одной шконки на другую, они случайно зацепили матрас молодого паренька и заметили, что из-под него выскочили зажигалка и ручка. Зажигалка принадлежала одному подследственному из Подольского района, который очень расстроился, потеряв ее при очередном, как думали, шмоне. Увидев зажигалку, зэки удивленно посмотрели на парня. Тот опустил глаза.

– Ах ты, падла! Крысятничать стал? – неожиданно спрыгнул со шконки подольский, хватая свою зажигалку. – У братвы крысятничать?! – И он нанес парню сильнейший удар по голове. Тот упал. Потом подскочили семейники подольского, и началась драка. Парня били человек шесть. Потом подключились еще десять. Тело уже было практически бездыханным. Время от времени его поднимали на шконку и тут же сбрасывали обратно. Затем несколько заключенных стали прыгать со шконки на этого заключенного. Вдруг все расступились. Парень был мертв. Он лежал с открытыми глазами, и тоненькая струйка крови медленно бежала из носа.

Подольский встал и сказал:

– Значит, так – он упал с кровати и разбился. Чтобы все так сказали!

Каждый отошел к своему месту, делая вид, что не замечает распростертого на полу тела. Все молча сидели.

Конвоиры, войдя в камеру во время обеда, вызвали тюремное начальство. Составили акт. Затем каждого заключенного стали «выдергивать» на допрос. Но никто не раскололся...

Вечером меня перевели в другую камеру.

Вертухай открыл дверь и сказал:

– Заходи.

Я вошел. В камере на полу сидели человек шестнадцать, каждый из них держал в руках вещи. «Значит, сборка», – понял я. Здесь заключенные ожидали направления либо в другие камеры, либо в другой следственный изолятор, либо в колонию.

Никто не разговаривал, только трое шептались между собой. Горела тусклая электрическая лампочка, закрытая металлической сеткой.

Я сел и стал осматривать присутствующих. Вдруг я заметил, что в углу камеры, низко опустив голову, сидит мужчина, очень похожий на моего подшефного коммерсанта. Я всмотрелся. Да, это был он.

– Гриша, ты что, не узнаешь меня? – спросил я тихо.

– Узнаю, – медленно, как бы через силу, проговорил Розенфельд.

– Как ты?

– Жив пока...

– Что с тобой сделали?

Розенфельд поднял голову и застонал. Я понял, что ему здорово досталось за это время.

– Меня били каждый день...

– Кто?

– Сокамерники, требовали деньги...

Я легко представил, как Розенфельда специально бросили в общую камеру к матерым уголовникам, каждый из которых норовил выбить из коммерсанта деньги, унижая и подвергая физическим мучениям.

– Угрожают пресс-хатой, – еле слышно проговорил Розенфельд.

Я тяжело вздохнул:

– Что они хотят?

– Говорят – ты обвиняемый, тебе грозит большой срок за хищение и контрабанду. Но если дашь показания на крышу, – Розенфельд сглотнул слюну и сделал паузу, – о вымогательстве машин, то будешь свидетелем и мы тебя выпустим.