Ах, джентльмены, леди и все остальные — все это ложь, тщета, неразумие и глупость. Если вам требуются на вашем телевидении репрессии, цензура, ханжеское морализаторство и пропаганда, так перебирайтесь на жительство в Америку. Туда, все туда! А теперь — я устал, бедра и зад мои все еще полны воспоминаний о перелете из Ираклиона, мне необходимо заглянуть в больницу Адденбрукса, к человеку, который обычно массирует мои ягодицы: замечательный специалист — ни одной жилочки нетронутой не оставит. Если вы были с нами, спокойной ночи.

Трефузис богохульствует

ГОЛОС: Дональд Трефузис, профессор филологии Кембриджского университета и экстраординарный член колледжа Святого Матфея, предлагает нам еще одно из его привлекших широкое внимание «Беспроводных эссе». На этот раз он в гневных и скандальных тонах рассуждает о богохульстве.

«Лес подгнивал, — жалобно причитал Теннисон, — лес подгнивал и падал». И пока мы приближаемся ко времени без света, солнца, тепла, листвы, радости и зелени, как с архетипической парономазией обозначил ноябрь Томас Гуд,[52] мысли мои обращаются к вечным Истинам. Его лордство епископ Сент-Олбанский, прелат, занимающий видное место в длинной череде сжигателей книг и изрыгателей анафем, счел в недавнее время необходимым и правильным сурово обличить, а еще того лучше спалить на большом костре изданную в благотворительных целях книжку, именуемую — мне трудно в это поверить, однако мои молодые университетские друзья уверяют, что так оно и есть, — «Целиком и полностью уморительная книга комических рождественских сценок» — составленную из сочинений авторов самых разных. Выручку, полученную от ее продажи, предполагается отправить в Африку и другие места, которые в эти святки более, чем кто-либо, нуждаются в материальной помощи.

Закон о богохульстве, как и другой, о государственной измене, все еще остается неотмененным в нашей великой и свободной стране. Во времена тирании понятие богохульства, как и понятие государственной измены, оказывается очень удобным. Если мы начнем ставить под сомнение хотя бы мельчайшие частности того очевидного вранья, на котором зиждется власть Церкви или Государства, это вполне может привести к обвалу всего карточного домика. Крепость цепочки лжи определяется слабейшим ее звеном. Некогда считалось богохульством предположение о том, что наш мир существует не тысячи, а миллионы лет, и государственной изменой — сомнение в доброте и справедливости короля. Церковь и Государство веками кормили своих подданных ложью, и потому нуждались в таких не дававших правде потачки законах, до составления которых был столь падок Сталин.

Но что, поспешим спросить мы, делают законы о богохульстве в нынешней Британии, и о чем думает епископат, требуя их применения? Церковь не имеет более власти над нашими жизнями, — и это своего рода благословение для тех, кто не впадает в сладкий восторг, увидев раскаленную докрасна кочергу или тисочки для больших пальцев, — так кому же угрожает богохульник, когда он посмеивается над религией? Не Богу же, который, давайте смотреть правде в лицо, будучи изобретателем смеха и создателем всего сущего, достаточно велик и силен для того, чтобы справиться с чьими-то шуточками без помощи бросающихся на его защиту, безъюморных священнослужителей. Нет, богохульство угрожает лишь тем, кто слаб в своих религиозных верованиях, тем, чья вера непрочна. Пожизненное служение Церкви дело благородное, и люди, твердые в вере, знают, что смешки неверующих отскакивают от них, не причиняя никакого вреда; те же, кто в своей вере сомневается, или те, для кого пышность, политика престижа и протекций внутри Церкви важнее самой веры, вот они-то, заслышав любую шутку или острое словцо, начинают трястись в священной ярости от нанесенной их тщеславию обиды.

«Да, но грубые богохульственные насмешки оскорбляют обычных людей, рядовых верующих», — возражает мне множество голосов. Все верно. А мне с моей верой что прикажете делать? Я — приверженец истины, поклонник свободы, преклоняющий колени у алтаря языка, чистоты и терпимости. Такова моя вера, и меня что ни день губительно, грубо, гнусно и глубоко оскорбляют, ранят, унижают и увечат тысячи самых разных обращаемых против нее богохульств. Когда малоумные епископы, напыщенные, необразованные и неграмотные священнослужители, политиканы и прелаты, лицемерные цензоры, самозваные моралисты и охотники лезть не в свое дело ежечасно наскакивают на фундаментальные каноны истины, честности, сострадания и достоинства, к каким древним законам могу я прибегнуть? А ни к каким. Да я никаких и не прошу. Ибо отличаюсь от этих ярящихся имбецилов тем, что вера моя крепка, ибо знаю — ложь неизменно терпит поражение, непристойность и нетерпимость всегда обречены на гибель. Что же до голодающей Африки, ей, наверное, приятно сейчас думать о том, что публичное обличение с кафедры проповедника есть двигатель торговли ничуть не менее действенный, чем рекламная кампания стоимостью в два миллиона фунтов стерлингов.

Я слишком стар, чтобы переживать по этому поводу. Пусть отвратительные кривляки в рясах взывают к тираническим духам мертвых статутов, пусть залепляют бородавчатыми дланями рты тем, у кого есть что сказать, пусть снедаются собственной суетностью; у нас здесь опадает с древних ильмов листва, и бледное солнце изливает слабый свет на камни университетских двориков, да и вообще у меня через полчаса урок — я теперь учусь играть на фаготе. Если вы были с нами, дай вам Бог здоровья.

ГОЛОС: Радиостанция Би-Би-Си хотела бы со всей ясностью заявить, что, какими бы благопристойными, логичными или истинными ни были взгляды Дональда Трефузиса, это, тем не менее, взгляды низкосортного, смехотворного и чудовищно самоуверенного представителя ученого мира, от которых мы целиком и полностью открещиваемся. Если не считать сказанного профессором о Сталине. Вот там все было правильно.

Трефузис о программе «Любые вопросы»

Будучи невоздержанным и страстным слушателем радио, я с великим удивлением узнал о том, что некие личности докучают достойным служащим Британской радиовещательной компании, кратко именуемой Би-Би-Си, требованиями, чтобы им дали возможность высказаться на одной из ее старейших звуковых арен — в передаче «Любые вопросы».[53] Известна ли вам картина в целом?

«Внутреннее вещание» Би-Би-Си передает программу под названием не то «Блевани», не то «Ответная реакция»,[54] не то «Всеобщий вой» — в общем, некий бред в этом роде. В основе его лежит чудовищная идея, которая могла зародиться только в волглых кавернах мозга, принадлежащего невменяемому преступнику или выпускнику Оксфорда. Похоже, эта программа обслуживает исключительно тех неуемных членов нашего общества, которые требуют, чтобы радио было своего рода жантильным приютом отшельника, в который язык, идиомы и живые повадки реального мира не допускались бы никогда. Эти несчастные, нездоровые существа проводят все свободное время, прижимаясь ухом к динамику приемника и подсчитывая, сколько раз из него донеслось слово «мерзавец». Если бы я владел большими деньгами, то, безусловно, основал бы больницу для людей, связь которых с внешним миром настолько слаба, что они смертельно обижаются на слова и фразы, между тем как несправедливость, насилие и притеснения, которые каждодневно наполняют своими воплями наш слух, их ни в малой мере не оскорбляют. Единственный совет, какой я могу дать каждому, кто любит радио: пишите на него всякий раз, как услышите драму либо комедию, которые компрометируют язык. Как могу я слушать пьесу, предположительно отражающую подлинную жизнь, если персонажи ее обращаются друг к другу со словами «брат» или «шут его знает» — и никакими иначе? Это же смехотворное оскорбление, наносимое честности искусства. Если, конечно, верх в нем не взяли нечленораздельные психопаты. Чего, кстати сказать, ждать осталось уже недолго.