Не успели они лечь спать, как в квартиру постучал бывший пожарный:
– Вы эту штуковину уже на место определили? - спросил он. - Внучке хотел показать. Шуточное ли дело - звезда! Не каждому дано видеть ее ровно как на ладони. - И он растопырил свою узловатую пятерню.
– Определили, дедушка, - сказал Он. - Звезды должны видеть все.
– Ну, стало быть, ладно. При случае, если что… вы уж… внучке показать…
– Непременно покажем, - пообещал Он, и сосед поверил.
Наступил поздний зимний день.
– Жаль, - сказала Она.
– Чего? - спросил Он.
– Чудесно было. Плакать хочется, а от чего?
– Поплачь, я подставлю тебе свое плечо.
Но Она не стала плакать.
– Завтра придумаем что-нибудь еще, - пообещал Он.
– Так это завтра, - грустно сказала Она.
– Так ведь завтра уже наступило! - закричал Он, и они оба весело рассмеялись.
По профессии Он был простым физиком-теоретиком, даже не кандидатом наук, а по призванию - чудаком. Она тоже была чудачка и преподавала в школе историю древнейшего мира.
Они оба были чудаками и умели делать чудеса. Только им редко верили.
А они просто так их делали, не для того, чтобы им верили!..
НА АСФАЛЬТЕ ГОРОДА…
На проезжей части дороги собралась толпа прохожих, какая обычно возникает, если кого-то сбило машиной. "Вот вам и еще пример, - подумал Игнатьев. - Очистить надо улицы от машин. Автострады можно строить и под землей". Игнатьев возвращался с трудного совещания, и в голове у него гудело, а тут еще солнце жарит, как в тропиках. Он возглавлял областную комиссию, которой было поручено изучение вопроса о переносе дорог и автострад для машин под землю. Сам он был ярым сторонником такого мероприятия, но, являясь председателем, старался воздерживаться от эмоций. Все учла комиссия: и стоимость предстоящих работ, и уменьшение загрязнения воздуха, и количество автокатастроф. Все "за" и "против" были взвешены, и воображаемая стрелка решения застыла где-то около нуля. Нужен был еще какой-то факт, какая-то мелочь, нюанс, чтобы сдвинуть стрелку с мертвой точки.
Игнатьев поровнялся с толпой и вдруг услышал крик своей младшей дочери:
– Папочка!
Папочка мгновенно перепугался и врезался в толпу, тоже негромко выкрикивая: "Танечка! Танечка!" Перед ним расступились. Сначала он увидел темно-вишневую "Волгу", затем своих дочерей. Всех четверых живых и невредимых. Они стояли перед автомобилем, обнявшись за плечи. За ними было пустое пространство, круг, в который никто из прохожих почему-то не вступал.
Шестилетняя Танечка отчаянно трусила. Это было заметно. Она бы и убежала давно, но старшая, десятилетняя Ира, крепко держала ее за плечо. Рядом стояли Оля и Марина, близнецы, им недавно исполнилось по восемь лет.
Старшая, конечно, понимала, что нет ничего хорошего в том, что они собрали такую толпу. И по ее глазенкам было видно, что она лихорадочно ищет выхода из этого неприятного положения.
Близнецы поглядывали исподлобья и были полны решимости. Первой увидела папу Танечка, резко вырвалась и с плачем (теперь, раз папа был близко, можно было и зареветь) бросилась к нему.
– Мы тут игра-а-а-ли…
– Ох, сейчас начнется, - вздохнула Ира.
– Все равно мы не пустим их, - сказала Оля.
– Поиграть и то негде, - вздернула носик Марина и отвернулась в сторону.
Но все трое не сдвинулись с места.
Папа прижал к себе Танечку, растерянно спрашивая:
– Что тут у вас произошло? Что опять натворили?
Пора бы ему и привыкнуть к беспокойному характеру дочерей, а все не может. Все еще кажется, что недавно научились ходить. И когда только успели вырасти?
– Послушайте, дорогой товарищ Игнатьев, - дверца машины открылась, на тротуар вышел слегка взбешенный товарищ Чичурин, начальник отдела строительства при горисполкоме, оппонент Игнатьева по проблеме подземного транспорта. - Хоть ты и одержим своей прекрасной идеей, но по улицам еще разрешается ездить на автомобилях. И потом, с каких это пор взрослые стали брать себе в союзники маленьких детей, да еще своих собственных?
– Дети, - строго спросил Игнатьев, - что вы тут делали?
И только сейчас он прислушался к шумевшим вокруг него людям. Говорили о его дочерях неодобрительно, слышалось даже слово "безобразие". Многие не знали, что здесь происходит, но на всякий случай останавливались. А один студент художественного училища сначала присел на корточки на асфальте, потом выпрямился и сказал:
– Это же искусство!
– Да что тут происходит? - спросил папа.
– Встали вот твои дочери поперек дороги и не дают проехать. Что прикажете делать?
– Ира, вы зачем здесь безобразничаете? Ведь это дорога!
– Во-первых, здесь очень редко ездят, - начала Ира.
– Мы здесь город строим! - сказала Оля. - Вот так!
– Да-а, а разве по домам ездят? - взбунтовалась Марина.
– Папочка, папочка, этот дядя разрушит наши домики! - Танечка уже перестала плакать, хотя еще боялась оторваться от своего папочки.
– Ну, Игнатьев! - вспылил Чичурин.
– Хоть бы разошлись, что ли, - вздохнул Игнатьев, устало оглядывая собравшихся. - Ничего ведь не произошло. Сейчас мы разберемся. Товарищи, расходитесь, пожалуйста.
Собравшиеся стали расходиться.
– Закурим, что ли, - предложил Мичурин. - Все равно опоздал. Хотел на седьмой объект съездить. Не успею теперь… Ну и дочери у тебя. С характером.
– Да, этого им не занимать. Всегда вместе, вот у них сил, баловства и чудачеств всяких получается в квадрате. А почему они тут выстроились-то?
Трое девочек стояли, не сходя с места. Немного сердитые, но нисколько не испуганные и даже радостные, потому что отстояли свое, не испугались ни "Волги", ни только что окружавших их прохожих.
– Еду я, - сказал Чичурин. - А они на асфальте на коленках ползают. Рисуют что-то. Я сбавил скорость. А сам думаю - разбегутся сейчас. А они словно и не замечают. Я даже просигналил им, благо тут автоинспекция редко появляется. Не услышать меня они не могли. Нет, ползают, словно не замечают. Сигналю еще. Поднимается твоя средняя…
– Олька?
– Она самая. Встала и руки в стороны расставила. Кричит что-то. Я остановился. Пока вылезал из машины, они уже все четверо…
Какая-то светящаяся стрела-молния беззвучно пронеслась мимо них. Потом раздался негромкий хлопок. Двое взрослых вздрогнули от неожиданности. А лица девочек словно засветились каким-то торжеством, каким-то детским превосходством над взрослыми.
– Сейчас еще один цветочек будет, - сказала Танечка и посмотрела снизу вверх на папу, словно ожидала одобрения или поддержки.
– Здесь скоро все будет засеяно цветами, - сказала Оля, упрямо сдвинув брови.
– Ага! Чтобы их машинами давили? - поджав губы, спросила Марина, обращаясь, конечно же, к взрослым.
– Ох эти взрослые, - вздохнула Ира. - Разве они поймут.
– А ну-ка, помолчите минутку, - строго сказал папа и добавил, обращаясь к Чичурину: - Ну и что дальше?..
– Ну, вылез я. А они говорят, что дальше дороги нет. Дальше начинается город.
– Что еще за город?
– Город на асфальте. На асфальте город. Значит, машинам ездить нельзя. Вот ведь как рассуждают. Полюбуйся.
– Мел где взяли? - полюбопытствовал папа.
– В магазине купили, - ответила Ира.
– В классе взяли, - отвернулась Оля.
– У девочки у одной, - пожала плечами Марина.
– Папочка, папочка, а мне Ира дала один кусочек, - заторопилась, проглатывая буквы, младшая дочь Игнатьева.
– В классе брать нельзя, - отрезал папа. - Нехорошо это.
– Знаю, - сказала Ира. - Не будем больше.
Папа и Чичурин сделали несколько шагов. И вдруг папа чуть не упал. Прямо перед ним, не более чем в метре, из асфальта вытягивался стебель какого-то растеньица. Он достиг высоты сантиметров в двадцать. Уже и листочки были на нем, густо-зеленые с темноватыми прожилками. На конце стебля возник бутон, и через десять секунд перед потрясенным папой расцвел цветок. Мраморно-белый, сочный, с пятью лепестками, необычный и очень-очень красивый.