– Я помню, он говорил, что она умерла от цирроза печени, – с негодованием проговорила Бриджид.

Она помнила решительно все. Действительно, Шэннон говорила нам, что Джейкей сказал именно так. Что они «однажды ночью обнаружили ее на тротуаре, истекавшую выходившей у нее изо рта кровью».

– Значит, Джейкей лгал; Бриджид, – сказала я, с трудом разбирая строчки отчета о том, как тело обнаружил проходивший мимо владелец магазина, с раннего утра открывавший его для покупателей. И о том, что Элма долгие годы работала барменшей в питейном заведении Реда Рустера на Фэрст-энд-Мэйн и что «ее хорошо знал весь город».

– Что под этим имели в виду? – спросила Бриджид.

– Ну, вы же понимаете. Она была уличной женщиной, – ответила я, продолжая читать, а Бриджид в ужасе всплеснула руками.

Дальше в отчете было написано, что тело перевезли в морг и в тот же день сделали вскрытие. Полиция искала убийцу. Тем временем о происшедшем сообщили ее мачехе и ее сыну, Джонасу Бреннэну, жившим на ферме «Джикилла».

Мы с Бриджид недоуменно переглянулись, когда раскрыли следующий номер «Экоу». «В барменшу неизвестный убийца выстрелил пять раз», – гласил заголовок, и я представила себе, как юный Джонас перекосился, прочитав эти строки. Дальше шли факты личной, нет, скорее публичной, жизни Элмы Бреннэн, известной своей любвеобильной дружбой с многочисленными мужчинами. «Наверное, один из них и убил ее», – таков был бесстрастный вывод людей, опрошенных репортером на улицах города.

В следующем номере «Экоу» на этот раз было лишь краткое сообщение: «Убийство все еще не раскрыто», в заметке из трех строчек было сказано о том, что накануне вечером Элму похоронили.

Я разочарованно посмотрела на Бриджид.

– Не отчаивайтесь, – сказала она. – Может быть, все же нашли того, кто это сделал.

И мы снова стали просматривать газеты, теперь уже за два месяца после убийства, пока глаза едва не перестали различать строчки от усталости. Но это не помешало нам обнаружить еще один заголовок: «Сын под следствием по поводу убийства Бреннэн».

– Господи спаси! – крестясь, выдохнула Бриджид, а я быстро прочла отчет о том, что полиция взяла под стражу восемнадцатилетнего Джонаса Бреннэна и что он был доставлен в ту же ночь в департамент полиции Бунспойнта. Полиция обыскала ферму «Джикилла», но не обнаружила револьвера, с помощью которого было совершено убийство, однако в помещении было найдено несколько дробовых ружей.

Я облегченно вздохнула, увидев в следующем номере заголовок: «Джонас Бреннэн освобожден из-под стражи», – сообщение, напечатанное более мелким шрифтом, чем раньше, как если бы люди уже утратили интерес к смерти Элмы и к судьбе Джейкея. Но мое внимание привлекла последняя строка. В ней говорилось, что бабка Бреннэна, госпожа Айрис Шеридан, сделала заявление прессе, что это было «преступление против ее внука, когда его обвинили в таком ужасном злодеянии». И что он не причастен к убийству Элмы. Она сказала, что полиции следовало бы навести у себя порядок и найти того, кто действительно виноват в преступлении, хотя он, наверное, уже давно бежал из города.

– Госпожа Айрис Шеридан… – повторяла я вслух, глядя на Бриджид.

– Вы не задумывались над тем, каков смысл буквы «К» в имени «Джонас К. Бреннэн»? – задумчиво спросила она.

– О'Киффи? – ответила я вопросом, и она кивнула.

– Пари на мои новые ковбойские сапоги, что это так.

Мы вышли из редакционного коридора, как пара летучих мышей из ада, и горячо поблагодарили женщину за конторкой.

– Вам нужны какие-нибудь копии? – спросила она, и я стремительно вернулась, отметила нужные заметки и с нетерпением ждала, пока снимут фотокопии. Потом мы снова уселись в машину и помчались в Чарлстон, а оттуда вылетели в Нью-Йорк.

Я думала о Шэннон и благодарила Господа за то, что она была в безопасности в Нантакете, с Эдди, потому что теперь я была убеждена в том, что убийцей Боба был Джейкей и что прошлое хватает настоящее, в чем мы сами убедились.

57

Вернувшись в гостиницу, я уложила измученную Бриджид в постель и позвонила в Нантакет Шэннон, чтобы рассказать ей о наших открытиях. Я долго ожидала ответа, но трубку так и не сняли. Встревожившись, я походила взад и вперед по номеру; потом, несколько успокоившись, неторопливо приняла ванну, подлив в воду дорогого ароматного снадобья, купленного Лилли, и полежала в ней с увлажняющей маской на лице, размышляя о том, что делать дальше. Наконец сделала макияж, расчесала волосы и надела темно-синий костюм мужского покроя из ткани в тонкую полоску от Сен-Лорана, который был скроен словно специально для сыщика.

А потом зазвонил телефон. Услышав голос Шэннон, я облегченно вздохнула. Слышимость была очень плохая, и она объяснила, что звонит с борта самолета. Они летят из Бостона в Манхэттен и должны появиться здесь через пару часов.

– Мне звонил Джейкей, – сказала она мне. В голосе ее чувствовалось волнение. – Он сказал, что у него, как ему кажется, важные сведения. О Моди, я не собиралась говорить об этом ни вам, ни Эдди; я должна встретиться с ним сегодня поздно вечером, и он все объяснит.

– А он сказал, что именно?

Мой голос прозвучал резко, и она торопливо ответила, что он все скажет ей при встрече.

– Он узнал, что в действительности представляет собой «Фонд Экс-т-Уай-Зед».

Джейкей представился мне пауком, сидевшим в центре сотканной им сложной паутины и ожидавшим Шэннон, и меня пронзила жгучая боль, какой я не испытывала с того дня, когда мне сказали, что моего Арчи убили фашисты.

– Где вы с ним встречаетесь? – поинтересовалась я.

– Это очень странно, но он хочет, чтобы я пришла в новый небоскреб «Киффи-Тауэр» на Парк-авеню. Сказал, чтобы я поднялась на грузовом лифте в особняк на крыше, где будет ждать меня в одиннадцать часов. И покажет мне что-то очень важное.

– Вам не следует туда идти, – категорически заявила я. – Приезжайте ко мне, и мы вместе отправимся к одиннадцати часам к господину Джейкею Бреинэну.

– Он предупредил меня, чтобы я об этом никому не говорила. По крайней мере, до того, как увижу то, что он мне покажет.

Поколебавшись, Шэннон добавила:

– Знаете, Моди, в его голосе звучала какая-то особая симпатия. Как вы думаете, может быть, у него есть доказательство того, что отец действительно покончил с собой? Что никакого убийства не было и что мы гоняемся за призраками, которых не существует в природе?

– Я уверена, что это не так, – ответила я, ясно представив себе, как Джейкей закатывает рукава.

Положив трубку, я решила выяснить, в чем было дело.

Я думала, что следующий час никогда не кончится. С надеждой посмотрела на Бриджид, но она так мирно посапывала во сне, что я не решилась ее разбудить и рассказать о новых обстоятельствах. Постояв у телевизора, я переключила по очереди каналы, как всегда делала она, но не нашла ничего интересного и, подойдя к окну, стала смотреть на захватывающий дух волшебный город. Небоскребы сияли в темноте, как целый лес рождественских елок. При мысли о Джейкее, ожидавшем в «Киффи-Тауэр» юную Шэннон, у меня судорогой свело живот.

В десять часов я надела широкополую темно-синюю фетровую шляпу, башмаки на довольно высоком каблуке и воткнула в петлицу лацкана камелию из стоявшей на столе вазы. Оставив записку для Бриджид и Шэннон, я взяла старую отцовскую ореховую прогулочную палку, поправила волосы, провела по губам помадой «Палома» и спустилась в вестибюль. Швейцар подозвал Такси, а спросив, куда мне нужно ехать, очень удивился, когда я назвала «Киффи-Тауэр» на Парк-авеню.

– Это здание еще не достроено, госпожа Молино, – с сомнением в голосе заметил он. – Вы уверены, что вам нужно именно туда?

– Ну разумеется, Патрик, – ответила я, садясь в машину.

В вестибюле, у самых дверей, оказался сторож, с удивлением посмотревший на меня, когда я устремилась к его ярко освещенной кабине. На его значке я прочла фамилию – Маллиген. Удивляясь собственной находчивости, я изобразила тревогу на лице и, задыхаясь, обратилась к сторожу: