Младшие девушки прислуживали ей при этом. Закончив приготовления, они присоединялись к остальным женщинам и спускались в сад, на террасу, где сестра Клара уже была готова начать ритуал.

Каждый новый день эта церемония, сообразно с движением Луны, начиналась на час позже, и поначалу Илиэль никак не могла привыкнуть. Каждый заход Луны также сопровождался церемонией, после которой Илиэль немедленно отправлялась спать. Все это также предусматривалось планом операции, потому что Илиэль волей-неволей была вынуждена отдыхать остаток суток, длившихся для нее, как мы уже убедились, не двадцать четыре, а все двадцать пять часов.

По натуре Лиза была подвижна, долго спать не любила; однако нежные мелодии, песни и возвышенные стихи в конце концов сделали свое дело, и она научилась ценить драгоценную беззаботность своего существования и спать «от звонка до звонка», не давая себе труда даже перевернуться на другой бок. Питалась она почти исключительно молоком, сметаной, свежим творожным сыром и печеньем из ржи, белка и тростникового сахара (выпеченным, разумеется, в форме полумесяца). Что же до мяса, то ей дозволялась лишь разнообразная дичь как пища, посвященная богине-охотнице Артемиде. Впрочем, были разрешены также некоторые сорта рыбы, а еще овощи и фрукты, главным образом мягкие и сочные.

Она быстро стала полнеть; живая, смелая, неукротимая девушка с тугими мышцами и загорелым подвижным лицом, какой мы знали Лизу в октябре, теперь была бледна, рыхла, ленива, и ничто на свете, казалось, ее не интересовало. А было-то всего начало февраля.

Именно в эти дни месяца ее и посетило первое лунное видение. Сои у нее, конечно, пропал моментально; впрочем, с этими церемониями она уже привыкла просыпаться по первому звонку. Три женщины продолжали распевать священное заклинание: «Приди, приди Артемида», наверное, еще целый час после того, как она легла спать; потом они, наверное, продолжали петь поодиночке, сменяя друг друга, по три часа каждая, пока остальные спали. Временами они не пели даже, а напевали без слов все тот же древний магический мотив, которому их научила сестра Клара, полугрсчанка-полуитальянка родом с Митилены, из благородной семьи; она сама услышала его у себя на родине еще девочкой от женщин, посвящавших-; ее в мистерии острова. Они говорили, что он уже много поколений сохраняется и передается из уст в уста лучшими певицами. Звучал мотив, пожалуй, несколько заунывно, однако в нем Чувствовались скрытые сила и жар, как от Солнца, и отзвуки монотонного рыдания, как от моря.

Так Илиэль все время грезила о Луне. Заметив в лице Илиэль следы волнения, смутившего ее покой, дежурная сестра нежно дышала ей в ухо, возвращая ее мысли к тому бесконечному покою, который был ей предписан. Сирил Грей был отчасти повинен в этом: планируя эксперимент, он не подумал о тех трудностях, какими чреват выбор Луны в качестве основного действующего начала. В промежутке между «лучшим» и «худшим» проявлением Луны уместится весь Космос возьми он такой сравнительно простой и целеустремленный символ, как Сатурн, вариантов было бы гораздо меньше. Планеты с ярко выраженной тенденцией гораздо лучше поддаются контролю. Тот же Марс легко направить в русло соблюдения правил Куинсберри; Луна же настолько пассивна, что любое влияние извне может изменить ее характер.

И, как известно, чем тише пруд, тем громче отдается в нем любой всплеск. Поэтому, когда речь шла о контакте Лизы лишь с возвышеннейшими из лунных влияний, никакие меры предосторожности не были излишними, никакой контроль не чрезмерен. Видение пришло ей примерно через месяц после начала второго этапа эксперимента, придав ей немало бодрости и сил.

Солнце уже село; вечер был на удивление теплым, и с моря шел легкий бриз. В обет Илиэль входило наблюдение за Луной, когда и как только она сможет ее увидеть. Ее покои соединялись винтовой лестницей с площадкой на крыше, откуда наблюдать было лучше всего. Однако в этот вечер она решила спуститься в сад. Настала ночь и луна среди малых звёзд озарила ночное небо. Луна освещала остров Капри, до ее захода оставалось еще два часа. Илиэль спустилась на террасу, к источнику. Когда Луны не было видно, она смотрела на море или на спокойную воду, потому что у воды с Луной много общего.

Вдруг что-то, — она не знала, что — заставило ее отвести взгляд от Луны, привлекая его к воде. Лиза стояла что отражение Луны виделось ей в самом уголке бассейна, там, где вода стекала в желобок, питавший клумбы» да, и рябь в этом месте казалась легким поцелуем, который вода дарила бассейну.

Лизе вдруг показалось, что это дрожащее отражение Луны оживает под ее взглядом.

Дальше началась настоящая мистерия. Взглянув вверх, как рассказывала потом Лиза (ей показалось, ее позвали), она не увидела Луны на небе. Неба тоже было; она очутилась в пещере, поросшей фантастическими сталактитами, стены которой переливались из бледно-пурпурного в лиловый, «но это был свет, а не цвет»;! как сказала Лиза. Взглянув под ноги, она не обнаружила и бассейна; перед ней стоял снежно-белый олененок с серебряным ошейником. На ошейнике была надпись; ей захотелось прочесть ее, она нагнулась и разглядела слова:

Siderum regina bicomis audi, Luna, puellas.

Илиэль никогда не приходилось учить латынь; была не просто латынь, а латынь Горация; и слова как нельзя лучше подходили к Великому Эксперименту. Слово Luna она поняла без труда, слова regina и siderum выглядели тоже знакомыми, и общий смысл показался ясен. Но общий смысл — это одно дело, а мысль, заключенная в священных строках поэта — совсем другое. И все же они вошли в ее душу, как будто она знала их всегда, с рождения и даже до рождения. Она повторила их вслух:

— Siderum regina bicornis audi, Luna, puellas! Слушай, Луна, двурогая звезд царица, голос девушек!

О смысле этого древнего заклинания она в тот миг даже не задумывалась.

Произнеся его, она вновь взглянула на олененка — и увидела дитя, одетое в короткую рубашку, с луком и колчаном через плечо.

Но это видение тут же исчезло; опасаясь потерять контроль над собой, она провела рукой по лбу, стараясь прогнать наваждение. Нет, это был не сон, потому что она узнала священный дуб, под которым по-прежнему стояла. Всего несколько шагов отделяли этот дуб от двери дома, где она была главной лунной жрицей. Теперь она вспомнила: она вышла, чтобы попросить герольда протрубить в рог. И в тот же миг услышала звук его сигнала. Но что это? В ответ на зов рога с каждого дерева, из-под каждого куста, из каждой травинки выбежали крохотные существа! Едва видимые, прозрачные, с непропорционально большими головами и худыми, как спички, телами и конечностями, они приближались, размахивая хвостами, начинавшимися у основания их плоских черепов. Быстрые, ловкие, они двигались легко, и хвосты помогали им сохранять равновесие. На первый взгляд это выглядело даже смешно, ибо они напоминали головастиков, вставших на короткие ходули.

Однако очень скоро смех у Лизы прошел. У каждого ил этих существ был один-единственный глаз, и этот глаз излучал такую силу и энергию, что ей стало страшно. Кроме того, видно было, что в их взгляде светится разум, познавший многие тайны и обладающий неукротимой волей. В посадке головы было нечто львиное и в то же время змеиное; гордость и дерзость сквозили во всех их движениях, дополняя и оттеняя блеск разума.

И все же их движение не имело видимой цели; куда они стремились, понять нельзя было. Казалось, будто они вышли на занятия утренней гимнастикой, хотя ясно было, что смысл их действий не в этом. Какое-то время Лиза пыталась даже выделить среди них «офицеров», готовых принять команду и повести свои войска в бой. Но тут ее внимание снова было отвлечено. Возле ее ног вдруг зашелестела трава, из нее вынырнул лебедь и, поднявшись в воздух, полетел к лесу. Вероятно, он давно уже находился здесь, потому что рядом со своими сандалиями Лиза обнаружила яйцо. Тут она почувствовала, что ей очень хочется есть, и решила взять яйцо в дом, чтобы приготовить его на завтрак. Однако, подняв его, она обнаружила на нем еще одну латинскую надпись, как на ошейнике олененка. Она прочла ее вслух, и она тоже показалась ей понятной, в чем не было ничего удивительного, потому что это были слова девиза, начертанного на знамени императора Константина: In hoc signo vtncet,[13]