— Однако наследственность и окружение, по-моему, чаще всего как раз ограничивают эту искру гения. Бутылка ведь сама не пьянеет, даже если она полна виски.
— Значит, нам придется признать, что между душами существует нечто вроде соревнования за овладение раз личными телами и умами; или, возвращаясь к предыдущему эпизоду, различными зародышами. Ты, наверное, догадалась, что из этого следует вывод, весьма неутешительный для теории инкарнации: душа не помнит того, что было с нею «в последний раз». Да и к чему было бы конусу помнить о взаимосвязях между его различными кривыми? Они для него настолько, мало значимы, что ему даже в голову не приходит задуматься об этом. Хотя определенное сходство между некоторыми кривыми (или, в нашем случае, жизнями) может навести, на мысль, что они исторически связаны, точно так же, как стихотворения одного поэта связаны между собой стилистически, независимо от того, пишет ли он о войне или о любви.
Теперь ты видишь, что эта теория попросту лишает смысла все идиотские рассуждения о том, «на какой планете какие души обитают», а тем более НЕ обитают. Да для нас любая пылинка, любая полоска водорода в спектре очередного солнца есть важнейший признак присутствия там частички жизни!
И здесь мы несколько неожиданным образом смыкаемся не с одним даже, а с несколькими взглядами розенкрейцеров. Можно вспомнить некоторые из экспериментов, проводившихся этими нашими предшественниками. Правда, представления о душе у них были несколько иными, да и изъяснялись они отличным от нашего языком; однако им непременно хотелось создать человека, который не был бы «ограничен» наследственностью, а уж окружение они бы постарались ему обеспечить.
Начали они с парафизики, то есть с отказа от естественного зачатия, сколь решительно, столь и бесповоротно. Они выделывали фигурки из латуни, пытаясь вселить в них жизнь, то есть душу. В старинных трактатах говорится, что некоторые из этих попыток были даже успешны — так, лорду Бэкону удалось вывести таким образом живого Гомункулуса; это удавалось также Альберту Великому и еще, по слухам, Парацельсу. Правда, под конец Парацельсу на острие магической шпаги явился черт, «открывший славнейшему доктору все хитрости и трюки шарлатанов прежних и новых» (хотя тут Сэмюэл Батлер, возможно, и привирает, ведь он сам был шарлатан не из последних).
Это, впрочем, не остановило других магов, искавших кратчайшие пути к возможно естественному созданию Гомункулуса. Разыскивая и определяя способствующие тому факторы, они пытались воспроизвести или видоизменить их при помощи телесматических или симпатических средств. Так, например, девятиконечная звезда, которую издревле считают символом Луны, должна была притягивать последнюю — разумеется, не Луну как таковую, а то, что они под ней понимали, то есть некий архетип, идею сродни поэтической. Воздействуя на объект при помощи подобных символов, а также соответствующих им трав, металлов, талисманов и тому подобного, и ограждая объект от нежелательных влияний при помощи аналогичных методов, они надеялись привить ему желаемые свойства (в нашем примере — «лунные»). Я намеренно упрощаю картшгу, чтобы ты сразу поняла смысл этой, в общем-то, чрезвычайно сложной работы. Вот, и шаг за шагом они, таким образом, отыскивали способы создания Гомункулуса.
— Что такое человек? — спрашивали они. — Всего лишь оплодотворенное яйцо, как следует высиженное. Наследственность тут, конечно, тоже играет роль, однако лишь подчиненную. Что же до окружения, то они готовы были создать любое, какое только было в их силах, чтобы зародыш был «высижен» как следует, как это и до сих пор, собственно, делают наседки. Но далее! — и тут наступает момент весьма критический, далее они полагали, что, обеспечив все эти условия в специально выбранном месте, защищенном при помощи магии от любых нападений извне и освященном, опять-таки при помощи магии, то есть путем призывания определенной потусторонней силы, некоего надчеловеческого существа, допустим, ангела или архангела (а у них были в запасе заклинания, позволявшие, как они думали, это сделать), им удастся добиться появления на свет существа, владеющего неограниченным знанием и могуществом, которое сможет внушить Свет и Истину всему миру.
Закончить же это свое рассуждение я хотел бы тем, что идея Гомункулуса в том или ином виде была известна почти во всем мире; мечта о Мессии или Сверхчеловеке существовала всегда, и люди всегда искали возможности произвести на свет такого особого человека при помощи волшебных или хотя бы необычных средств. Греческие и римские легенды полны историй, где почти в открытую говорится об этом; зародились они, судя по всему, где-то в Малой Азии или Сирии. Там принцип экзогамного брака был возведен в степень самую крайнюю, почти до сметного. Я уж не стану напоминать тебе о подготовке рождения мага у персов или о правилах египтян касательно брака фараонов… или о том, как магометане намеревались отметить Тысячелетие своей веры. Об этом последнем случае я, кстати, рассказал брату Сирилу, и идея ему понравилась; впрочем, на пользу ему это не пошло, и мы в преддверии нашего Великого Эксперимента чуть было не ступили снова на ложный путь!
— Это называется: подкалываю, чтобы подбодрить, улыбнулся Сирил.
— Теперь сведем это все к единому знаменателю, — продолжал старый мистик. — Греки, как тебе известно, практиковали нечто вроде евгеники. (Вообще все писаные и неписаные законы о родовых, религиозных, династических и тому подобных браках по замыслу своему — чистая евгеника.) Однако греки так же, как и средневековые маги со своим Гомункулусом, о чем мы уже говорили, придавали огромное значение условиям, окружающим будущую мать во время зачатия. Ей рекомендовали созерцать лишь самые прекрасные статуи, читать лишь самые лучшие книги. Магометане же, по сравнению с чьими наши христианские обычаи брака выглядят не более чем случкой скота, заключали женщину на это время в ее покоях, избавляя от всяких внешних забот и даже от посещений супруга.
Все это прекрасно, однако не идет ни в какое сравнение с последним бредовым замыслом Сирила. Если я правильно понял его, он намерен совершить акт зачатия самым естественным и обыкновенным образом, подобрав наследственность и создав все условия, способные приманить некую определенную душу, а потом отправиться на поиски этой души в четвертое измерение! Так мы получим вполне нормальное дитя, которое в то же время будет гомункулусом в старинном смысле слова. Поэтому он попросил меня предоставить в твое распоряжение орденскую виллу в Неаполе.
Лиза низко склонила голову, закрыв пылающее лицо руками. Наконец она медленно выговорила, обращаясь к старому магу:
— Ты-то сам понимаешь, что просишь меня отказаться от всего, что есть во мне человеческого?
Она не стала притворяться, что не поняла истинного смысла сделанного ей предложения, чем еще больше расположила к себе Саймона.
Помолчав некоторое время, он ответил:
— Это верно. Я не подумал об этом. Боже, как я глуп! Разумеется, любой женщине с ее здоровым консерватизмом подобный эксперимент не мог не показаться «бесчеловечным». И все же смысл нашего плана совсем иной. Никто не намерен ни унижать тебя, ни понуждать к чему бы то ни было. Но я тебя понимаю, это вполне естественная реакция — нежелание обсуждать вещи, которые принято считать святыми.
— Те-те-те, моя память в последнее время совсем меня подводит, — неожиданно вмешался Сирил. — Кто-нибудь помнит, сколько процентов детей родилось в шестьдесят первом году слепыми?
Лиза вскочила на ноги. Она не понимала, зачем ему понадобилось говорить это, однако его слова подействовали на нее как укус гадюки.
— Брат Сирил! — вступился за нее Саймон Ифф, укоризненно покачивая головой. — Ты опять прибегаешь к сильнодействующим средствам! Никогда не следует торопить результаты.
— Терпеть не могу ходить вокруг да около. Поэтому я произношу то, чего человек по крайней мере не забудет.
— Не забудет или не простит? — мягко пожурил его Саймон. — И все же, — продолжил он, вновь обращаясь к Лизе, — сядь пока и не волнуйся. Как бы то ни было, он сказал правду, а боль, причиненная правдой, лишь ускоряет исцеление. Печально, но это факт: тысячи детей рождаются слепыми, однако некоторые факты не принято обнародовать, особенно если речь идет об уродствах; мало того, даже профилактические меры против этих уродств объявляют «бесчеловечными». На самом деле Сирил просит тебя лишь совершить нечто большее, чем-то, чего желает твое сердце: он хочет, чтобы твое будущее дитя стало величайшим подарком человечеству, таким, какого оно еще не знало. Ты только представь себе, что вам удастся привлечь душу, которая найдет способ избавить людей от нищеты, или излечивать рак, или… О, я уверен, что ты уже видишь эти сверкающие горные вершины, на пути к которым людей не остановит никакая лавина!