А вот Жуков… С Севера был Донской фронт, которым командовал К.К. Рокоссовский (это еще было в составе Сталинградского фронта). Приехали тогда Жуков и Маленков, которых Сталин послал на этот участок, чтобы с Севера разбить левый фланг группировки, окружавшей Сталинград, и соединиться нашим войскам со Сталинградским фронтом с южной стороны с северной группировкой войск.
Чем кончилось это дело? Тут уже командовал сам Жуков. Вы знаете, сколько там полегло людей? Жуков мне потом сам рассказывал — а вы знаете, он грубиян, — «Еду я, а тут же идут солдаты раненые. Обращаюсь к одному и спрашиваю — леворучник? (А тогда, в 1941–1942 гг. гуляло такое слово, и им называли тех, кто был ранен в левую руку).
— И знаешь, что он мне сказал? Да, товарищ генерал, леворучники идут с фронта а те, кому в голову пуля попала, все лежат на переднем крае. И так при этом выругался, что дал как бы мне оплеуху. Я ему говорю: верно сказал, умный солдат, видать. Чем кончилась операция? Я об этом на Пленуме сказал Жукову. Она не имела успеха. А вот теперь получается, что он герой от Сталинграда до Берлина. Это хвастовство.
Когда была окружена группа немцев, завязались тяжелые бои. Когда был Паулюс окружен, то с юга на Сталинградском фронте наступала 51-я армия, потом наступал корпус генерала Вольского, ныне покойного, наступал корпус т. Белова, который сейчас находится здесь в зале, и о чем знает Т.П. Шикин, казак донской, который командовал кавалерийским корпусом и был замечательным командиром. Тогда войска Паулюса окружили, разрезали и разбили. Но если бы нам сам Гитлер не помог, Паулюс бы ушел. Он нашел бы выход вывести войска из Сталинграда, он раздавил бы наши силы и соединился бы со своими силами, которые были на Северном Кавказе, если бы ему не приказали стоять на месте. И вот когда к нему на выручку пришел Манштейн с танковой армией, были тяжелые бои. Если бы к этому времени не подоспел Р.Я. Малиновский с гвардейской армией и не принял бы на себя натиск Манштейна, то по-другому бы развивалась война. Малиновский, я считаю, со своей армией много помог, но тогда и много легло наших войск. А теперь пришел Жуков и будто бы победил. Глупость все это.
Мы знали и чувствовали, что если сейчас не взять в руки Центрального Комитета создание истории войны, то это будет не история, а хвастовство, восхваление генералов, которые подошли сейчас к руководству армией. Вот Жуков это и хотел сделать, стали его рисовать, как вы видели, на коне, въезжающим в Берлин. И нет только копья и змеи, а то прямо тебе — Георгий Победоносец.
Ему нравится такая картина, а художник просто поиздевался над нашим маршалом. Ведь разве можно так, тут не только нет вкуса и меры, а нет и понимания.
Мы сказали, что надо взять в Центральном Комитете, посадить людей, чтобы они взяли карты, чтобы оценили, что это было действительно трудно, чтобы они дали правильное представление потомкам, чтобы можно было оценить операции и использовать в будущих боях, чтобы не допустить повторения ошибок. Решение вынесли, а он себе в штабе группу посадил и они пишут, а мы сейчас по-другому возьмем и сделаем.
Поэтому, товарищи, нельзя так подходить. Жуков зарвался. Вам в докладе, наверно рассказывали. Нельзя в Уставе партии допускать, чтобы командир самодур и несколько солдат было застрелено. Вот случай с этим матросом, контр-адмирал выстрелил потому, что ему помешали матросы, которые гуляли где-тош. И вместо того, чтобы наказать, Жуков сказал — не судить и дал еще ему пенсию. Солдата убили, 20 суток отсидел — это, я считаю, не наказание. Солдата убили, а Жуков отменил наказание. Во время войны судили, если неправильно было применено оружие. Я помню, командир Анасташин застрелил командира танковой бригады в военное время, мы его под суд отдали за это дело, а сейчас мирное время, нужно судить и наказывать. И совершенно не обязательно вытаскивать пистолет и стрелять, а Жуков позволяет это делать.
Нет, товарищи, это не укрепляет дисциплины и не укрепляет нашу армию, а расслабляет. Как может рабочий, крестьянин или служащий перенести это, когда ему донесут, что командир убил его сына. Это можно применять в военное время, когда применялись суровые меры и они были оправданы. А теперь, Жуков говорит это единоначалие, это не единоначалие и не на основе сознания солдата, чтобы он знал, за что борется, а это личное подчинение — я сказал и выполняй мою волю. Товарищи, это правильно, но нужно воспитывать солдат в другом понимании этой дисциплины и подчинения.
О субординации. Это интересная субординация. Гречко, командующий группой войск в Германии, написал отчет, как прошло партийное собрание и как обсуждалось на партийных собраниях решение Пленума о Молотове, Маленкове и Кагановиче. Что же, очень похвально, что Гречко прислал отчет в ЦК. А Жуков делает ему разгон за это. Что тут антипартийного? Причем Жуков нам ничего не сказал об этом. Если бы Жуков был честным человеком, то он поступил бы по другому. Обычно у нас такие документы размножаются и рассылаются всем членам Президиума. Он бы получил этот документ и сказал: товарищи, я считаю действия Гречко неправильными, он нарушает принцип, порядки или субординацию, установленные в армии. Ничего подобного, он ничего не сказал, а молчком, как разбойник, в углу прижал и плечом жмет, чтобы синяков не было. Разве это воспитание? Нет, это не партийный метод воспитания армии, это отрыв от ЦК членов ЦК, а Гречко член Центрального Комитета партии. Это возмутительно.
Вам, видимо, рассказывали и про другие факты. Осенью в Киеве проходило военное учение. Я в это время был в отпуске и сказал, что поеду поохотиться. Но меня привлекала другая охота: на этом учении были все командующие военными округами, мне хотелось с ними встретиться и высказать свои соображения без маршала Жукова. При встрече я им сказал: как же так, только один Гречко прислал отчет. Тимошенко — старый волк, старейший после Буденного маршал, говорит, а субординация? Я говорю: какая субординация, а ЦК? Он отвечает: ЦК далеко, а министр обороны рядом.
Товарищи, разве Центральный Комитет может допустить такое? Разве это мыслимое дело? В Уставе записано, что перед Центральным Комитетом отвечает каждый член партии, независимо от того, какое положение занимает в партии или в государстве. Это Сталин продиктовал. Правильно? Абсолютно правильно. А тут субординация. А если у члена партии есть вопрос, который он хочет сказать Центральному Комитету и не может сказать своему начальнику. Разве таких случаев нет? Есть и будут долго. Есть у нас еще и бюрократизм, и самодурство не только в армии, но и вне армии, даже среди партийных работников. Я тоже к этой категории сколько лет принадлежу, но зазнаваться не надо, самодуры и у нас есть. Надо, чтобы Центральный Комитет мог вмешиваться.
Для чего был создан Главный Военный Совет? Туда входили все члены Президиума, все командующие округами и все командующие флотами. Он был создан для того, чтобы можно было выслушивать командующих о строительстве армии. Начальство на то и есть начальство, чтобы давать указания и не всякое начальство любит, когда говорят подчиненные. Это и в гражданских делах бывает, не только в военных, здесь я никаких анекдотов не выдумываю. Я не хочу вам называть фамилию генерала, потому что речь идет о генерале, который хорошо командовал под Сталинградом. После разгрома немцев был дан обед. Я был на этом обеде. Это было в 64-й армии, которой командовал Шумилов, членом Военного Совета был Сергеевa. Подвыпили по случаю победы над Паулюсом. За одним столиком сидели полковник и генерал и у них завязался спор военного характера. Генерал этот был украинец, по-русски нечисто говорил, и в этом споре, в этом вопросе, видимо, полковник был подкован больше и приводил сильнее аргументы и доводы. И вот, когда у генерала не хватило аргументов, то он сказал полковнику: не забывайтесь. А полковник ответил: есть не забываться, товарищ генерал. (В зале смех.) Это не анекдот, товарищи, это есть субординация — полковник не может быть умнее генерала. Товарищи, это страшное дело и поэтому если такая практика у нас заведется в армии, а она уже заводилась, то тогда ЦК будет связан с армией только через Жукова, а если кто с Жуковым не соглашается, тогда он ему будет говорить: не забывайтесь. А он ему будет отвечать: есть, товарищ маршал, не забываться. И все. Так ЦК будет изолирован от мыслящих людей, которые заботятся об укреплении нашей армии. Разве это можно допустить? Этого нельзя допускать ни в каких звеньях нашей советской, хозяйственной и партийной работы, надо учить людей смелее высказывать свои мысли, надо терпеливо выслушивать их, надо взять все то, что является хорошим, полезным, о чем они говорят, чтобы все лучшее отобрать и обратить его на служение общему делу, на пользу строительства коммунизма.