— Это надо сделать! И чем быстрей, тем лучше, — заметил Машистов.

— Я тоже так думаю… А почему?

— Да потому, что эфир — такая вещь: слушают все, кому не лень. Так что в квартиру Атанаса Георгиева, возможно, уже сейчас стучатся…

Тут спора не было. Командующий подвел черту:

— Значит, решено? — и, чтобы вернуть событию его подлинные масштабы, заключил угрюмой шуткой: — Остальное — дело техники: отправьте на самолетах дневальных комендантской роты.

Член Военного совета тоже усмехнулся:

— Видать, припугнули мы их, нервы не выдерживают…

И разговор снова перешел на дела ветеринарные.

Ватагин не участвовал в спорах. Молчал. Вдруг в памяти его возникла немецкая позывная — «Фюнф хуфайзен фон айнем пферде»… Так неожиданно вспомнилась в разговоре о сапе эта загадочная фраза о пяти подковах с одного коня, что полковник тут же зашептал с улыбкой об этом на ухо своему начальнику.

Машистов выслушал и тоже улыбнулся:

— Ждите! Так они и раскроют вам в условной позывной суть диверсии. Дети, что ли?

— Да, это верно. Однако забавное совпадение.

В ожидании полковника Шустов во дворе болтал под стук движка с генеральским адъютантом. Оба понимали, что их начальники, наверно, получают серьезное задание, но об этом не принято было говорить. И они от нечего делать делились заграничными впечатлениями.

Генеральский адъютант рассказал о хозяине дома, где они с Машистовым квартировали:

— Этот господин-то Арам хорош. Когда стали у него на постой, любезничал, угощал сливянкой, в приятельство ударялся. А утром смотрю: дочка возвращается домой с подушкой. Дочку, значит, подальше отослал на ночь, не доверяет русскому человеку. Сам прохвост и других по себе мерит.

— Ну, знаешь ли… — по справедливости возразил Шустов. — Пока ты в доме, я бы тоже поостерегся.

Заговорили о девушках — о своих и здешних. Шустов рассказал, какое он здесь увидел такси — специально для свадеб. Придумают же! На крыльях саженные свечи, перевитые лентами и гирляндами. А сама машина — ну просто гроб, «модель моей бабушки». Вот ведь буржуазная дурь!

— А в деревнях нищета. В постолах ходят.

Начальники всё не шли — дело и впрямь, видно, очень серьезное. Командующий зря не задержит.

— Что-то твой похудел, — заметил генеральский адъютант о Ватагине.

— Езды много. А «виллис» кого не растрясет, — уклончиво сказал Шустов.

Не хотелось признаться, что только вчера он вернулся к полковнику. Он и сам обратил внимание на то, как тот осунулся в дни наступления. Со слов Ватагина он знал, сколько было у него работы. За Днестром к нему привели многих «старых знакомых». Их след тянулся от Пятигорска, от Павлограда, от Николаева. Полковник допрашивал ночью и днем в погребах, в тени танков, в густой кукурузе… где придется. Шустов выслушал все это с завистью — вот каких впечатлений он лишился, пока возил фургон с унылым Бабиным! Сейчас в разговоре с генеральским адъютантом не хотелось бередить свою обиду.

— Писем давно нету, — заметил собеседник.

— Полевая почта отстала. Не угонится за нами…

И они окончательно умолкли, задумавшись каждый о своем под ночной стук движка.

Ватагин подошел к машине внезапно. Срочно послал Шустова за майором Котелковым.

— Знаешь, где искать?… На обратном пути прихватите Бабина. И — сюда!

В темном переулке майор уже дожидался машины у ворот. Значит, по телефону предупрежден. Мишу Бабина пришлось расталкивать: он спал, как сурок.

Шустов помчал их по сонному городку. Котелков сидел рядом. Бабин терпеливо мотался на заднем сидении.

— Что бы все это значило, товарищ гвардии майор? — спросил Шустов, как обычно, с подходцем.

— Что-нибудь да значит, — бодро ответил Котелков. — Мы здесь — не фиги воробьям давать!

Шустов вспыхнул, но промолчал. Когда же наконец майор научится с ним разговаривать по-человечески! Впрочем, он со всеми такой — грубый, плохо воспитанный человек, в частях держится высокомерно, командует. Смелый до чертиков, это точно, а действует нахально. Разве ж это чекист! Полковник верно однажды о нем отозвался: «Высади его с десантом в пустых плавнях Дуная или хоть на луне, он только гаркнет на хлопцев своей бессмысленной присказкой: «Мы здесь — не фиги воробьям давать! За мной!» Никакого интереса к обстановке. Политически незрелый товарищ…» И хоть бы раз майор Котелков взял с собой в операцию Славку Шустова. Этого не было никогда.

— Товарищ майор… — просительным тоном снова начал Шустов.

Котелков грубо хмыкнул:

— Слушайте, Шустов, ведите машину и помалкивайте. И не просите — не будет. Еще молоко на губах не обсохло…

— Вам так кажется, товарищ майор? — вежливо переспросил Шустов и сильно встряхнул машину на повороте.

В эту минуту он ненавидел Котелкова.

Не прошло и часа, как Шустову все стало ясно, как если бы он всю ночь просидел в Военном совете. Котелков возглавляет опергруппу: воздушный десант в глубоком тылу противника. Летят на двух «Ли-2», даже без прикрытия: ради полной конспирации. Головным идет летчик Колдунов — бесстрашный Колдун, сделавший двести ночных полетов в осажденный Севастополь. С Котелковым — тридцать ребят с автоматами, два отряда. Во главе второго — капитан Цаголов.

Подготовка к операции, как всегда, проводилась в полной тайне, не было привлечено ни одного лишнего человека. За час Шустов трижды побывал на аэродроме: то подвозил Ватагина и Котелкова, то Мишу Бабина с радиопередатчиком. Миша тоже летит. Полковник настоял на отправке Бабина: может быть, захватим ту, софийскую, радиостанцию, тогда радист пригодится — устроить ловушку.

— Сможешь их обдурить? — спрашивал полковник в машине Бабина. — Так и кричи по-немецки: «Фюнф хуфайзен фон айнем пферде». Посмотрим, где отзовется.

Бабин кивал головой, соглашался, но ясно было, что все это ему не очень по душе: в такой операции раз плюнуть старшинские лычки заработать.

Давно не чувствовал себя младший лейтенант Шустов таким униженным. Ненавистный Котелков забыл о нем. Гордость запрещала Славе попросить самого полковника. И он сидел в машине нахохлившись, мрачно поглядывая по сторонам. Обидно было, что Миша Бабин летит, а он, Шустов, только возит.

Все же, поборов недоброе чувство, Шустов догнал Мишу у самолета. Вспомнил: летит, чудак, без свитера, а в воздухе будет холодно, лейтенанты — вон как одеты.

— Где он у тебя? В чемодане? Я враз за ним смотаюсь. Замерзнешь!

— Спасибо, Слава. Не надо.

Все распри забыты, и Бабин это ценит. Славка — настоящий товарищ, и жаль, что его не берут. Бабин ведь слышал, как адъютант просил майора Котелкова взять его с собой в десант, хотя бы на помощь радисту: аппарат таскать. Котелков отрывисто рассмеялся: «Бодливой корове бог рог не дает, — и успокоил: — Вы полковнику понадобитесь — тут не заскучаешь».

Лейтенанты поспешно докуривали папироски, прежде чем войти в самолет. Шустов с завистью и тоской наблюдал, как Ватагин пожимает руки Котелкову, Цаголову. А Колдуну сказал что-то, чего Слава не расслышал.

Десантники с автоматами взбегали по лесенке.

Шустов постеснялся поцеловать Бабина, только сунул ему зачем-то кожаные перчатки и финку с янтарной рукоятью. Миша был бледен — может быть, из-за ночного холодка.

Две тяжелые птицы, нехотя поворачиваясь, нагоняя ветер, пошли вперевалку по выгоревшей траве набирать скорость, потом оторвались от взлетного поля и взяли курс на юг.

Ватагин и Славка молча возвращались с аэродрома. Лишь у квартиры полковника, когда младший лейтенант остановил машину, Ватагин посмотрел на него. Это была сцена без слов.

— Ты на судьбу не жалуйся, Слава. Иди спать. Отдыхай.

Откуда мог догадаться полковник о том разговоре, который был у Шустова с Котелковым?