Графиня Лажуниссе пока еще не существовала, но отражающаяся в зеркале девушка уже не была и леди Беренис Росситер. Очень скоро она превратится в эту безупречно одетую, бесчувственную незнакомку.

Ее слуги, тем не менее, были в восторге от предстоящего прекрасного спектакля, потому что Беренис воплощала мечту каждой женщины о том, как должна выглядеть невеста. Ее шелковое платье цвета слоновой кости было украшено серебряной вышивкой и расшито по кайме жемчугом. У этого наряда было глубокое декольте, крошечные рукава и высокая талия, стянутая прямо под грудью. Белые лайковые перчатки доходили до локтей, темные локоны, окутанные прозрачным облаком длинной фаты, венчались сверху бриллиантовой диадемой. Садясь в карету, Беренис накинула песцовую пелерину, подарок Себастьяна, но у портика церкви сняла ее, передав Далси. Неся букет апельсиновых цветов из теплиц Стреттон Корта, она вошла в церковь, сопровождаемая дочерьми леди Чард – восторженными, хотя и немного неуклюжими подружками невесты – и толпой юных родственников, выступающих в роли пажей и цветочниц.

Гости маркиза были так причудливо разодеты, что их наряды вполне могли сойти за маскарадные костюмы. Беренис нашла утешение в этой мысли; это было похоже на то, как если бы вся эта церемония, на которой она присутствовала с таким нежеланием, была не более, чем нелепым представлением, игрой в шарады. Собрание кашляло и шаркало ногами, но вот звуки органной музыки стали громче, и все глаза устремились на Беренис, когда она пошла вдоль прохода, опираясь на руку отца. Лицо ее было бледным, глаза, словно голубые сапфиры, сверкали сквозь прозрачную фату. Она напоминала поразительно прекрасную статую, холодную и безответную. На самом же деле она сознательно отрешилась от всех мыслей и чувств, понимая, что это единственный способ пройти через предстоящую пытку. Скоро отец вручит ее судьбу тому иностранцу, чью высокую, прямую спину она могла видеть, пока он ожидал ее перед алтарем.

Музыка поднималась ввысь, нежные, невинные голоса поющих мальчиков достигали эмоционального совершенства, а Беренис стояла, словно каменное изваяние, рядом с Себастьяном. Она не смотрела на него, но не отрывала взгляда от сверкающих золотых сосудов, подсвечников, кадила – атрибутов религии, готовой связать ее жизнь с человеком, которого она ненавидит. Служба началась, но мысли Беренис были далеко отсюда и одиноко блуждали по пустынной земле. Она отвечала вяло, не задумываясь, и лишь тогда вернулась к действительности, когда почувствовала на своем пальце массивное золотое кольцо.

Священник дал последнее благословение. Беренис медленно повернула голову, словно притягиваемая магнитом, и увидела глаза Себастьяна. Он был почти так же бледен, как и она. Краска сбежала с его загорелых щек, и в его глубоком, загадочном взгляде было нечто такое, от чего ее тело охватила странная дрожь, что внушало чувство сожаления: почему это не случилось в какое-нибудь другое время, при других обстоятельствах? Кто знает, быть может, тогда она могла бы полюбить его?

Он поднял ее фату, наклонил голову и поцеловал ее в губы, взяв ледяные пальцы Беренис в свою жесткую, теплую ладонь. У нее появилось головокружительное чувство полета. Все вокруг начало вращаться, видимое сквозь пелену слез, и в поисках спасения она ухватилась за его руку. Это длилось какую-то долю секунды, не больше, затем она снова овладела собой. Беренис позволила Себастьяну провести себя к дверям величественной церкви, положив пальцы на рукав его бархатного фрака. Она не смотрела ни налево, ни направо, мучительно пытаясь сохранить самообладание.

Снаружи господствовала капризная английская погода. Солнце уступало место черным тучам, тяжелым и угрожающим. Далси накинула меховую пелерину на плечи хозяйки, когда толпа доброжелателей окружила молодоженов, посыпая их рисом – первое из тех длительных и нелепых действ, без которых, по общепринятому мнению, брачные узы не будут достаточно крепкими. На мгновение Беренис запаниковала, непонимающе глядя в улыбающиеся лица, встречая знакомые глаза. Она знала, о чем они думают – представляют ее и Себастьяна одних в спальне… Затем молодожены и их окружение сели в экипажи, чтобы отправиться в Элсвуд-Хаус на свадебное торжество.

За все время пути Беренис и Себастьян не обменялись ни единым словом. Она краешком глаза поглядывала на него, но Себастьян был погружен в себя, не пытаясь заговорить с ней или коснуться ее. Словно тело его было здесь, а душа унеслась за мили отсюда. «Прекрасное начало супружеской жизни, – думала она, – мой муж такой мрачный и чужой». Но о чем, или, лучше сказать, о ком, он мечтал? Хотел, чтобы на ее месте сидела миссис Жермен или какая-то другая женщина? Она гораздо больше знала об обязанностях своих слуг, чем о нем. И вот она уже связана с ним брачными узами!

Беренис вспыхнула при воспоминании о том, как он вел себя в первый вечер их знакомства, о том, что он говорил, почти открыто назвав ее проституткой. И как он держал ее, заставляя почувствовать свое желание, давая знать, как хотел ее. Кожа ее загорелась, словно от его прикосновения. Он обращался с ней не как с женщиной, а как с инструментом для получения удовольствия, который можно грубо использовать, а потом выбросить.

Огромная городская резиденция буквально гудела от возбуждения. Музыканты исполняли танцы, в то время как лакеи в ливреях ловко двигались среди гостей, разнося на серебряных подносах освежающие напитки. Перегрин тоже был там, и Беренис почувствовала ревность, когда увидела, как вокруг него увивались толпами шикарно разодетые дамы, которые налетали на него с приветственными возгласами. На них были изумительные платья всех оттенков, шляпы всех форм и видов и все мыслимые сверкающие драгоценности. Мужчины тоже были похожи на павлинов, демонстрируя плюмажи на шляпах, расхаживая с важным, напыщенным видом по огромному залу под высоким оштукатуренным потолком, с которого свисали канделябры из граненого стекла, чьи кристаллические подвески отбрасывали мириады радужных бликов.

Наблюдая за Перегрином, Беренис видела, как он ходит по залу, непринужденно болтает и смеется. Этот смех отдавался в ее душе острой болью. Как он мог так беззаботно вести себя, ведь в то же время, если верить содержанию его писем, он ужасно страдал? Интересно, получил ли он ее последнее любовное послание? Возможности узнать об этом не было: она не могла улучить минутки, чтобы поговорить с ним, осажденная гостями, произносящими поздравления, желающими поцеловать ее, пожать ей руку. Она двигалась, словно заведенная кукла, делая грациозные реверансы и включая ослепительную, фальшивую улыбку каждый раз, когда к ней обращались, называя новый ненавистный титул – «мадам графиня».

Маркиз, молчаливо внушив себе, что все идет хорошо, удалился с несколькими закадычными друзьями, и Беренис, проходя мимо, уловила обрывки разговора, касающегося политики или строительства. Леди Чард была в своей стихии, представляя Джейн и Сару каждому мало-мальски приличному холостяку, планируя дальнейшие свадьбы. Себастьян непринужденно вращался в толпе – очаровательный, спокойный и грациозный.

Беренис видела, что ей откровенно завидуют, и она вынуждена была признать, что он выглядел необыкновенно изысканно в черном бархатном фраке и гармонирующих с ним бриджах. Шелковые чулки, кожаные туфли с металлическими пряжками и шпага, висящая на левом бедре, довершали этот официальный наряд. Белоснежная рубашка у горла контрастировала с его по-цыгански смуглой кожей, и ни один присутствующий на приеме джентльмен не мог соперничать с ним.

– Двуличный негодяй! – пробормотала Беренис, обращаясь к Далси, которая шла позади, неся ее веер и меховую пелерину. – Ты заметила, как он улыбается и кивает? Такой учтивый! Когда мы останемся одни, все будет совсем по-другому…

Далси издала какие-то успокаивающие звуки и принесла ей еще один бокал вина. Беренис понимала, что уже выпила несколько больше, чем обычно, радуясь любой возможности приглушить болезненную остроту ощущений. Дэмиан и Перегрин подошли к ней нетвердой походкой, опираясь на плечи друг друга.