Этот глобальный разворот, подогреваемый из самых неожиданных источников (вроде книги Жириновского «Последний бросок на Юг»), канонадой, постоянно доносящейся с Таджикской границы и со всевозможных кавказских фронтов, усиливающейся антикавказской пропагандой и многими другими факторами, включая и печальную судьбу отрезанного от России и постепенно превращающегося в металлолом Черноморского флота, указывал направление и вектору неудовлетворённой активности.

А серия весьма странных террористических актов, периодически происходящих в аэропорту Минеральные Воды, где чеченцами захватывались автобусы с заложниками, накаляли общественное мнение до предела в жажде возмездия. Были ли эти чеченские террористы обычными уголовниками, завербованными ФСК (как уверяли дудаевские источники), или агентами дудаевской службы безопасности, на что постоянно намекали правительственные источники в Москве, не так уж важно. Дело своё они сделали, укрепив вектор русской агрессивности в южном направлении и опасно придвинув его к встречному вектору чеченской ненависти.

Все вышеописанные события, переплетаясь в единый клубок, уже к середине лета 1994 года привели всех в Кремле к единодушному мнению, что с режимом генерала Дудаева в Чечне нужно кончать.

Подобная постановка вопроса была точкой зрения даже не таких уж агрессивных политиков, поскольку агрессивные политики склонялись к мысли, что кончать надо не с режимом генерала Дудаева, а вообще с Чечней, так как неизбежно появится новый Дудаев ещё умнее и хитрее нынешнего.

К счастью, в середине мая 1994 года, когда этот вопрос впервые серьёзно был поставлен на повестку дня Совета Безопасности при Президенте России абсолютно неконституционном органе личной власти Бориса Ельцина никто ещё всерьёз не помышлял о войне.

Обсуждалась возможность личной встречи Бориса Ельцина и генерала Джохара Дудаева.

Многие понимали, что России, и без того находящейся по всем показателям в предынфарктном состоянии, если чего сейчас и не хватало так это развязать где-нибудь войну. Особенно на своей собственной территории.

Поэтому наиболее разумным решением считалось развязать гражданскую войну на территории самой Чечни, оказывая моральную, финансовую и по возможности (именно по возможности!) военную помощь антидудаевским силам. Разумеется, имелась в виду помощь оружием и боеприпасами.

И только.

Но всемогущий Рок уже влёк несчастную страну навстречу своей судьбе.

Избегая ненужных подробностей, можно только отметить, что именно в это время на заднике политической сцены снова возник Руслан Хасбулатов. Выпущенный из тюрьмы по так называемой Думской амнистии и предупреждённый, что немедленно вернётся за решётку, если вздумает заняться политикой, Хасбулатов изнывал на своём старом профессорском стуле, лишенный власти, спецсвязи, привилегий и многого другого к чему он успел привыкнуть, объявив сам себя «главой представительной власти». Профессорская должность, с которой он некогда попал в Верховный Совет РСФСР казалась ему совершенно справедливо жалкой и ничтожной. Он пробовал поразвлечься писанием, как ему казалось, небывало мудреных книг, но это ему быстро наскучило, поскольку, выражаясь словами Владимира Жириновского, «все соки его мозга» работали на то, чтобы вернуть себе былое положение и власть. Мысль о том, что его так грубо сбросили вниз, когда до самой вершины власти ему оставалось каких-нибудь пол-вершка, когда он уже посылал ревущую от восторга и ярости толпу штурмовать Кремль, жгла сердце эксспикера, лихорадочно ища пути и возможности нового восхождения к «зияющим высотам».

Сама обстановка подсказала Хасбулатову простейший и наиболее короткий, по его мнению, путь хотя бы к частичному восстановлению былого величия. Этот путь, естественно, снова лежал через Чечню.

Для этого достаточно было свергнуть генерала Дудаева, что Хасбулатову казалось делом не очень сложным, поскольку он фактически сам посадил Дудаева на это место. Затем объявить себя либо президентом, либо председателем разогнанного Дудаевым Верховного Совета Чечни, подтвердить полную лояльность Москве, что автоматически открывало Хасбулатову дорогу в Совет Федерации Верхнюю палату Российского Парламента. А там можно было спихнуть с кресла хитрого, но не очень умного спикера Шумейко, подчинить палату своей воле и все начать, как говорится, по второму кругу.

Зная, насколько в Кремле в настоящее время озабочены положением в Чечне, Хасбулатов через сохранившиеся связи в высших коридорах российской власти, скромно предложил свои услуги, приложив и не очень затейливый план предстоящих действий.

Он, Хасбулатов, пользуясь своим авторитетом «общепризнанного лидера в Чечне», провоцирует восстание чеченского народа против диктаторского режима генерала Дудаева, свергает его, устанавливает в Чечне промосковское правительство, во главе которого и вливается в славную поступь новой России к своему будущему величию.

Справедливости ради надо заметить, что таких умников, как Хасбулатов, в Кремле было человек по десять в каждом кабинете. Предложенная бывшим спикером методика выхода из чеченского кризиса, автором которой он почему-то почитал самого себя, была не более, чем плагиатом, бесстыдно скопированным с классиков практического коммунизма Ленина и Сталина, которые с успехом пользовались этой методикой ещё задолго до появления Руслана Хасбулатова на свет. А поскольку спикер и кремлевское руководство прошли одну политическую школу, то прекрасно знали эту методику, неоднократно применяемую от войны с Финляндией в 1939 г. до войны с Афганистаном в 1979 г. и без Хасбулатова.

Более того, само имя Хасбулатова вызывало у всех в Кремле, включая в первую очередь и самого Президента, нервное подергивание губ и бровей. Борис Ельцин, например, вообще не терпел в своем присутствии упоминания имени бывшего соратника по Верховному Совету РСФСР в любом контексте. Когда, после ареста Хасбулатова в октябре 1993 года. Президенту в качестве трофея достали знаменитую курительную трубку спикера, с помощью которой Хасбулатов пытался создать образ, хоть отдалённо напоминающий товарища Сталина, Борис Ельцин грохнул этой трубкой о стенку своего кабинета и радостно рассмеялся, увидев, как та разлетелась на куски.

Однако в политике, как мудро заметил Питт, нет ни вечных друзей, ни, тем более, вечных врагов. Всё зависит от сиюминутных интересов. В Кремле уже начали действовать по знаменитой методике, авторство которой экс-спикер пытался приписать себе. Было уже создано так называемое Чеченское Правительство Национального Спасения во главе с вынутыми из Кремлевского нафталина Автурхановым и Хаджиевым, которых нельзя было даже назвать авантюристами, настолько они были бессловесными марионетками жалкими и смешными, совершенно не приспособленными для тех смертельных игр, где их предполагали использовать.

В помощь им придали вооруженные формирования двух откровенных уголовников: Лабозанова и Гантемирова, изгнанных в своё время Дудаевым из Чечни за пристрастие к вооружённым разбоям и взяткам. Их боевые отряды, столь же недисциплинированные и буйные, как и их предводители, с военной точки зрения абсолютно ничего из себя не представляли, умея только терроризировать местное население. Больше Кремлю в Чечне ставить было не на кого.

И хотя к этому времени авторитет генерала Дудаева, которому на волне всех предыдущих бурных событий всё не было времени заняться внутренними делами своей республики, несколько померк у некоторой части населения, пришельцы из Москвы, обосновавшиеся в Надтеречном районе, никакого энтузиазма у чеченцев не вызывали.

А робкие рейды лабозановско-гантемировских отрядов через Терек по ничтожности своих результатов могли вызвать в Грозном разве что раздражение, чем какое-либо серьёзное опасение. Хотя Дудаев, без сомнения, понимал, что Москва от слов начала, по своему обыкновению, топорно и неумело, переходить к делу.

Несколько стычек отрядов Лабозанова с частями генерала Дудаева дали, однако, возможность Руслану Хасбулатову объявить себя миротворцем и в качестве такового отправиться в Чечню, дабы узнать обстановку из первых рук и доложить об этом в Кремле, куда его пока ещё не допускали.