Иногда путь преграждала валежина – рыжая, суковатая, с торчащими корнями… А то возвышался на пути огромный муравейник. Светлана обегала далеко стороной, потому что боялась муравьев, и тогда Аниска ждала её.
– Ой, этому лесу конца нет! – крикнула Светлана, уморившись. – Ты заблудилась, наверно!
– Лесу конца нет, – ответила Аниска, – а нашей дороге конец есть. Видишь – светлеет?
Лес расступился как-то внезапно и встал по сторонам со своим сумраком, холодком и сырыми травами. Щедрое солнце заливало вырубку, полную пней и малиновых зарослей. Малинник пышно заполнил поляну, и даже издали было видно, что тонкие белёсые ветки гнутся от красных ягод. Светлана захлопала в ладоши:
– Ой, сколько! Ой, я с ума сойду!
Девочки приподнимали ветки, прозрачные алые ягоды сами ложились в руку. А тёмные, перезрелые – не успеешь подхватить, только дотронешься, а уж они падают вниз, в спутанную траву. Очень скоро кринки стали полны, а на языке появилась оскомина. Но сладкие ягоды манили и не отпускали и не давали уйти…
Всё шло хорошо и весело до той минуты, когда из малинника выпорхнула птичка-славочка. Светлана даже вздрогнула – чуть не из-под руки порскнула эта птичка.
– Тут, значит, гнёздышко есть, – сказала Аниска, – отойди.
– Почему же – отойди? – возразила Светлана. – Я хочу посмотреть!
– Отойди, не надо. Эти птички очень пугливые…
– А я хочу!
– Ну ведь она может совсем гнёздышко бросить! Знаешь, эта птичка какая? Потрогаешь гнёздышко рукой, а она уж и не сядет. А вдруг там детки? Останутся без матери. Нет, нельзя.
– А я посмотрю!
Аниска встала между кустом и Светланой.
– А! Не даёшь? Не буду с тобой водиться! И даже разговаривать не буду. Покажи мне дорогу, я домой пойду!
– И я пойду…
– Нет! Я одна пойду!
У Аниски потемнело лицо. Вдруг душной и тесной показалась вырубка и стало непонятным – для чего здесь родилось столько малины, если её и собирать некому?..
Аниска вывела Светлану на тропочку. Светлана шла, вздёрнув испачканные малиной губы. Аниске было невесело. Ну что ж – значит, дружбе опять конец. Очень хотелось заплакать, но Аниска крепилась, и светлые глаза её блестели от удержанных слёз. Ну пусть Светлана не разговаривает с ней, пусть не водится. Всё равно Аниска больше не знает, что ещё для неё сделать.
Обратный путь показался ещё длиннее. Светлана скоро начала уставать. Она останавливалась, пристраивала кринку где-нибудь возле пёнышка, обмахивалась вышитым фартуком, вытирала пот со лба. А потом снова со вздохом брала кринку и молча шла дальше.
Там, где тропочка через овраг пошла в гору, Аниска нерешительно предложила:
– Давай, я твою малину понесу?
Светлана, не глядя, протянула ей кринку, и Аниска сразу повеселела.
Прошли болотце, и сухую валежину, и рыжий муравейник… Сквозь деревья замелькало светло-жёлтое поле.
– А хочешь, я тебе свою малину отдам? – сказала Аниска. – Мне ничуть не жалко. Ничуть даже!
Светлана потрясла косичками:
– Нет, спасибо.
Хоть и скупо она разговаривала, но всё же Аниска заметила, что голос её стал помягче и синенькие глазки глядят приветливей.
У околицы Светлана повернулась к ней:
– Ну, теперь давай. Сама донесу.
Аниска отдала кринку. Вот сейчас уйдёт её капризная подружка, как тогда с ней помириться?
– А хочешь, я тебе яблоков из сада принесу?
Светлана с усмешкой покосилась на неё:
– Утащишь?
– Нет. Не утащу. У сторожа выпрошу. Возьмёшь?
– Не возьму. Это нищие выпрашивают.
Несколько шагов прошли молча.
– А если я ронжу поймаю, – вдруг сказала Аниска, – возьмёшь?
Светлана фыркнула:
– Так и поймала!
– А если поймаю?
– Ну поймай.
– А возьмёшь?
– Возьму.
– Ну так я поймаю. Поймаю, вот увидишь. Пойду и поймаю!
14. Ронжа
В эти дни в своих скитаниях по лесу Аниска увидела, что многое в лесу изменилось. На полянках уже не было ягод. Облетели малиновые цветы иван-чая. И злое деревце – волчье лыко – украсилось яркими, алыми ягодами. Если попробуешь такую ягоду – на языке вздуется пузырь. А если съешь этих ягод побольше – то замучаешься и умрёшь. Среди вершин ещё порхали птицы, но песен уже совсем не было слышно. И Аниска с неясной тревогой и печалью поняла, что лето проходит…
Но где же эта краснокрылая ронжа вьёт своё гнездо? Там, где глухо и сыро и подальше от людей, – вот где она вьёт гнездо и выводит деток.
Аниска ходила по лесу каждый день. С утра работала с девочками в поле – подтаскивала снопы, подгребала солому… А когда кончали работу и девочки бежали на речку – Аниска молча замедляла шаг и поворачивалась к лесу.
Как-то раз Танюшка пристала к ней:
– Чего ты всё ходишь туда, ну скажи? Ну чего ты всё одна ходишь?
Аниска упёрлась взглядом в землю:
– Хожу – значит, надо.
– Да чего тебе там надо? Клад, что ли, ищешь?
Аниска повторила упрямо:
– Надо мне. Надо. И не лезь.
– Ну ищи, ищи, – засмеялась Танюшка. – Может, найдёшь сундук с золотом!
– Она мне ронжу ловит! – объяснила Светлана девочкам.
Те посмеялись, и больше никто не приставал к Аниске.
Только Светлана иногда спрашивала с усмешкой:
– Ну, что же? Всё ещё не поймала ронжу? А я жду!
И при этом незаметно подмаргивала девочкам.
Так проходили дни. Начало осени уже возвещало о себе тонкими радужными паутинками, которые медленно проплывали над полями.
Аниска становилась всё угрюмее. Она обошла лес и рощу, заглянула во все овраги, и ближние и дальние, лазила в чащобу молодого ельника, вязла в болоте… Каждый вечер она, не дождавшись ужина, засыпала от усталости. Лиза жаловалась на неё, сонную. Мать грозилась по утрам, что если Аниска опять после работы убежит в лес, то она не даст ей обеда… Аниска всё терпела, и всё напрасно. Ронжи не было.
В сырой пасмурный день, когда можно было поспать подольше, Аниску разбудила одна острая мысль:
«А Лощины! Дальние Лощины – что же я туда-то не сходила?! Там глухо и сыро и от людей далеко!»
Аниска бесшумно соскользнула с кровати.
Лиза, уверенная, что уж сегодня-то ей ни в коем случае не придётся сидеть с Николькой, сладко спала, приоткрыв рот.
Улучив минутку, когда мать вышла в сени, Аниска вылезла в окно и скрылась.
Ольховые кусты под росой сверкали, будто отделанные серебром. Острые горьковатые запахи стояли в прохладной чаще. Иногда на пути попадалась осинка, тронутая красной краской. И тогда Аниске хотелось остановиться и смотреть на неё неизвестно сколько времени…
Аниска долго шла по лесной дороге. Потом дорога пропала в сырых овражках, в густом папоротнике. Вот и Лощины – глухое место. Высокие старые ёлки верхушками глядели в небо. А внизу под ёлками было тихо и сумрачно.
Аниска вышла на полянку, заросшую жёстким голубым цикорием, похожую на голубой прудок, затаившийся в лесу. Она присела на сухую валежину и упёрлась лбом в свои шершавые ладони. Где-то высоко над головой лепетала осина, пинькали синицы… Аниска вдруг почувствовала, что она очень устала.
«Не буду больше искать ронжу, – решила она. – Ну что ж, пусть не дружится. Не буду».
Она встала и медленно пошла через полянку. Лесная трава стояла по пояс.
Вдруг шевельнулась, закачалась еловая ветка. Аниска подняла глаза: на большом старом дереве, покрытом волокнистыми голубыми лишаями, сидела необыкновенная птица. Она, словно большой яркий цветок, как-то боком висела на суку и поглядывала на Аниску. Чёрная как бархат шапочка, светло-зеленоватая грудка, красное перо в крыле…
Аниска перестала дышать.
«Ронжа?»
Птица, легко вспорхнув, развернула крылья, и Аниске показалось, что она сейчас ослепнет от этой красоты. Красные, как огонь, были у этой птицы крылья, красный, как огонь, был у неё хвост! Она тихо, бесшумно скользнула над полянкой и скрылась в густой древесной листве.
«Ронжа!»
Аниске хотелось кричать от радости. Но она затаила дух и крадучись подошла к дереву, покрытому лишаями. Прижавшись к стволу, она долго глядела вверх, разглядывая старые сучья. Не здесь ли спрятала ронжа своё гнездо?