В три часа утра 2 ноября 1506 года, когда по Болонье со всех сторон палили французские бомбарды, он выехал в сопровождении своих сыновей и преданных ему людей через ворота Сан-Мамоло, где его встретили Галеас Висконти, Антонмария Паллавичино и восемьсот всадников, которые сопроводили его во французский лагерь и позволили проехать в Буссето, а затем в замок Паллавичино. Болонья открыла ворота Юлию II и его кардиналам.
На следующее утро выборные от народа в количестве двадцати человек преподнесли Папе ключи от города. Тринадцать триумфальных арок были возведены на разных перекрестках, на которых были сделаны огромные надписи:
«Юлию II, победителю тиранов,
Болонья свободна от угнетателей».
Бентивольо был побежден и в 1506 году едва не умер.
Коклес, потрясенный правильностью своих предсказаний, построил однажды свой собственный гороскоп. Он определил день и час, когда он должен умереть. Зная об этом, он пытался противиться судьбе, подготовившись заранее к возможному нападению. Он заказал оружейнику железный шлем, который он стал постоянно носить под головным убором, и не выходил из дома без шпаги, которой он научился действовать весьма ловко.
Приняв эти предосторожности, он продолжал свои труды.
Когда Юлий II объединился с испанцами и венецианцами, Людовик XII стал покровительствовать Гермесу Бентивольо, сыну Джованни II, который с помощью французов снова захватил Болонью 23 мая 1511 года.
Сын Джованни II часто думал о предсказании Люка Гаурика. Став после пятилетней борьбы властителем города, он, в свою очередь, хотел знать свою судьбу и настоятельно просил Бартоломео Коклеса открыть ему будущее. Коклес, помня, какие беды навлек на себя несчастный Гаурик, долго отказывался. Но Гермес был настойчив и наконец добился от ученого согласия. Предсказатель построил звездный гороскоп своего высокого клиента и тщательно рассмотрел линии рук.
— Мессир, то, что я вижу в вашем будущем, заставляет меня трепетать. Не пожалеете ли вы о том, что захотели знать свою судьбу, которая не уготовила вам ничего хорошего?
— Говори, я приказываю, открой мне ее, чтобы я смог вооружиться против обстоятельств.
— Вы будете изгнаны, как ваш отец, и погибнете в бою!
Гермес бросил бешеный взгляд на автора зловещего предсказания и вышел из дома Коклеса вне себя от гнева.
«Я отомщу этому человеку! — твердил он. — Астрологи проклятые люди, они видят только зло, одно зло. Я прикажу Каппони, одному из самых верных наемных убийц моего отца, убить предсказателя!»
Возвратившись в свой дворец, он велел позвать Каппони и сказал ему:
— Я только что был оскорблен предсказателем, который предрек мне изгнание и смерть. Люди этой профессии все должны быть уничтожены. Ты самый смелый из доверенных лиц моего отца, я выбрал тебя, чтобы ты убил дерзкого, который нанес мне тяжкое оскорбление.
— Мессир, — отвечал, весь дрожа, Каппони, — неужели слова презренного астролога заслуживают такого сурового наказания? Я не чувствую себя в силах совершить это возмездие. Мессир, моя дрожащая рука промахнется, и что тогда будет со мной?
Гермес, недовольный этим сопротивлением, в котором, несмотря на почтительный тон, чувствовалась твердость, долго настаивал и обещал хорошее вознаграждение. Каппони продолжал отказываться, оправдываясь страхом и угрызениями совести, но затем, сам интересуясь предсказаниями астрологов, отправился тайком к Бартоломео, который его не узнал.
— Я знаю, — сказал он Коклесу, — что вы прославились точностью ваших предсказаний. Тяжелая забота мучает мою душу, будьте проводником на дороге, которую приготовила мне судьба. Я вручаю себя вашему ясновидению.
Коклес прочитал преступление на его встревоженном лице, на котором была видна вся его жизнь. Чтобы подтвердить свои выводы, он построил астральную карту.
— Вы совершите, если не будете контролировать свои мысли и действия, несправедливое преступление, и раньше, чем наступит ночь.
Каппони ушел от предсказателя с еще более угрюмым видом, чем был у него перед приходом, с трудом подавляя в себе приступы бешенства.
— Синьор Гермес прав, — сказал он громко, выйдя на улицу. — Эти люди опасны, они вкладывают вам в голову мысли, которых там не было. Предсказатели вредоносны, и к ним следует относиться как к врагам!
Вернувшись к своему господину, он сказал:
— Мессир, я согласен исполнить ваше желание. Прежде чем настанет ночь, Коклес перестанет жить.
Тяжелые золотые монеты звякнули, упав в его кошелек. Выбирая наиболее удобный способ осуществления своего замысла, Каппони решил, что, переодевшись носильщиком, он сможет бродить по улицам, не привлекая внимания прохожих. С наступлением сумерек он встал неподалеку от дома Бартоломео, ожидая появления хозяина. В это время Коклес находился у постели одного молодого человека, который, как считали врачи, должен был скоро умереть. Выйдя от больного, он направился домой. Он как раз приготовился вставить ключ в замок своей тяжелой двери, когда позади выросла тень, двумя руками поднявшая вверх тяжелый топор, который проломил железный шлем... Коклес осел на землю с расколотой головой... Каппони исчез в ночной темноте.
На рабочем столе Бартоломео Коклеса делла Рокка, по прозванию Андре Корвус, осталась книга, написанная его рукой и содержащая предсказания относительно судеб его знакомых. Манускрипт оканчивался его собственным гороскопом:
«Звезды предсказывают мне, что я умру с черепом, расколотым ударом топора, хотя я не заслужил такой смерти...»
Все его предсказания сбылись.
Гермес Бентивольо, изгнанный навсегда, покинул Болонью 10 июня 1512 года и погиб в бою при Виченце 7 октября следующего года, когда пытался снова взять город.
Она была очень противоречивой личностью... Жизнь Анны-Марии Ленорман остается для нас недостаточно понятной, как бы окутанной мистическим флером, хотя факты ее биографии, как и у других, конкретны.
Сотни упоминаний о ней в записках современников создают один образ, мнения дотошных биографов — совершенно иной, а те, кто жил уже после нее и использовал чьи-то рассказы, сообщают совсем другое.
Ее называли «королевой прорицательниц» и «ясновидящей для королей», но также «Сивиллой лжецов» и «Пифией обманщиков». Если эти два последние определения признать правдивыми, то как объяснить полувековую славу Ленорман в Европе? И острый посмертный интерес к ней и ее предсказаниям?
Даже теперь, полтора века спустя после ее кончины, туристские справочники, начиная с прославленного Бедекера, упоминают — наряду с Нотр-Дам и королевским дворцом — ее дом на улице Турнон, как одну из достопримечательностей, которые нужно обязательно посетить.
Ее родиной был Алансон, город на севере Франции, знаменитый своими кружевами уже много веков, и не только в Европе.
Отец-ткач безумно ревновал мать — Аделаиду Жюбер, считавшуюся самой красивой женщиной в городе. Сплетничали, что до замужества с подмастерьем ткача Аделаида могла стать любовницей самого Людовика XV. Король, известный своими многочисленными любовными похождениями, случайно узрел прекрасную горожанку. Его посланец с кошелем золотых явился пригласить ее к повелителю. Однако добродетельная провинциалка довольно резко отвергла приглашение. Король Франции, не привыкший к отказам, собрался расправиться с непокорной алансонкой. Но подвернулась другая, достаточно красивая и менее щепетильная мещаночка, решившая «согреть постель» венценосца — и честь Аделаиды была спасена. Не пострадали и ее ягодицы: в подобных случаях король обычно назначал порцию розог строптивице (конечно, не слишком высокородной). Следует отметить, что от шанса побывать в постели короля тогдашние француженки не отказывались. Это считалось особой честью...
После свадьбы с Ленорманом она поочередно родила ему трех девочек. Старшая и младшая были очаровательны, унаследовав красоту матери; средняя — Анна-Мария-Аделаида — оказалась попросту непривлекательной: низкого роста, с покатыми плечами и слишком продолговатым лицом; его, правда, украшали глаза — большие, темные, проницательные.