— Боюсь, он пытается разработать схему для комплексной национализации сельского хозяйства, фабрик, транспортной системы — в общем, всей системы производства и распределения.

— Пусть он не пытается делать это самостоятельно, вы поняли?! — Треваньон заметил резкость своих слов и сменил тон. — Он не должен делать этого, пользуясь авторитетом Империи и силой десантников. Во всяком случае, пока я здесь. А когда мы вернемся на Один, я думаю, Вэнн Шатрек нас поддержит.

— Верно, Всенародное государство должны создавать сами адитьянцы. Чмидд, Хоужет, Жаннар — все этого хотят. Эрскилл стремится действовать законно и легально. Значит, ему придется ждать праздника в честь середины года, когда состоится заседание Совета и сможет утвердить конституцию. К тому времени он ее напишет.

Вэнн Шатрек выслал пару истребителей, чтобы исследовать спутники Адитьи. Их было два. Внешний, Адитья-Ба, представлял собой глыбу горной породы замысловатой формы, миль пятьдесят в диаметре. Он был едва заметен невооруженным взглядом. Внутренний, Адитья-Алиф, имел почти восемьсот миль в диаметре. Когда-то здесь находились база и судоверфь. Спутник был заброшен, когда под гнетом системы рабовладения на Адитье угасла экономика. Основные сооружения сохранились. Выглядели они скверно, но подлежали ремонту. Шатрек отправил всех специалистов „Мицара“, кого только смог освободить, ремонтировать судоверфь и раскапывать подземный город, чтобы сателлит можно было опять использовать как базу для кораблей. Он решил, что отправит „Ирму“ на Один с докладом об аннексии Адитьи, предложением использовать Адитью-Алиф в качестве постоянной имперской военной базы и просьбой о дополнительных силах десантников.

Князь Треваньон передал собственное сообщение. Описывая ситуацию на только что занятой планете, он не делал ничего, чтобы скрасить проблемы, стоящие перед проконсулом.

„Граф Эрскилл, — закончил он, — делает все возможное в обстоятельствах, от которых я намеренно уклоняюсь. Полагаю, юношеский идеализм весьма ценен в искусстве управления, если только он не приведет к эксцессам.

Мне известно, что коммодор Шатрек, которому тоже приходится разрешать весьма сложные проблемы, просит прислать дополнительные силы десантников. Считаю эту просьбу достаточно обоснованной и рекомендую выслать их поскорей. Я знаком также с его рекомендацией о создании постоянной военной базы на одном из спутников этой планеты и безоговорочно поддерживаю данный проект. Наиболее благотворно это повлияет на местное правительство. В дальнейшем я бы рекомендовал коммодора Шатрека на пост главнокомандующего Адитьи с соответствующими полномочиями. Он давно это заслужил“.

Эрскилл был удивлен, что Треваньон не вернулся на Один на истребителе, и откровенно волновался. О чем и сказал во время предобеденного коктейля.

— Я знаю, моя работа здесь закончилась в тот момент, когда Совет проголосовал за признание руководящей роли Империи, — ответил Треваньон. — Тем не менее решил остаться до праздника. На заседании Совет проголосует за вашу конституцию, и я буду рад возможности сообщить об этом премьер-министру. Кстати, как она продвигается?

— Пока только грубые наброски. Я не слишком беспокоюсь о ней, главные энтузиасты — граждане Хоужет, Чмидд, Жаннар и другие, ведь, кроме всего прочего, им по ней жить. Сословие Повелителей будет представлено в общем порядке. Свободные граждане будут избирать представителей в региональные избирательные органы, те, в свою очередь, — в центральные. Центральный Совет изберет верховные законодательные органы. В их функции войдет не только законотворчество, но и избрание председателя верховного Совета, который назначит руководителей управлений, а те выберут себе подчиненных.

Мне это не нравится. Недостаточно демократично. Голосование должно быть прямым. Но что делать, — недовольно добавил он, — им нужно время, чтобы научиться демократии. — Граф впервые высказал и признал этот факт. — Это будет конституционный орган с полномочиями на пять лет, потом они составят новую конституцию.

— А как с Советом Повелителей? Не думаете же вы, что они проголосуют за то, чтобы их выбросили за борт?

— В этой конституции мы защищаем Совет Повелителей, но он уже не имеет большой силы. Через пять лет мы избавимся от него окончательно. Вы ведь не собираетесь этому противодействовать? Не посоветуете бывшим Повелителям голосовать против, когда придет время?

— Конечно, нет. Я думаю, что ваша конституция — то есть Чмидда и Хоужета — строго говоря, политическое бедствие. Но она обеспечит некоторую стабильность. А это единственное, что имеет значение с имперской точки зрения. Государственный деятель Империи должен всегда остерегаться проявления симпатий к местным фракциям и интересам. И мне кажется, нет планеты, на которой я был бы более защищен от подобных искушений. Если господа Повелители хотят голосовать за то, чтобы им перерезали глотки, — мое им полное на то благословение!

Если бы он желал закончить все это театральным жестом, ему следовало бы послать за водой и умыть руки. Образно говоря, он так и сделал. Впоследствии князь наблюдал за адитьянскими событиями как зритель за надоедливым и глупым шоу — раз уж не на что больше смотреть. И мечтал о возможности вернуться на Один.

Премьер-министр между тем имел право на полный и беспристрастный доклад графа Эрскилла с этого нового сокровища в короне Империи. А потому он должен оставаться здесь до праздника, когда Совет Повелителей утвердит новую конституцию. Примут конституцию или отклонят — само по себе неважно. В любом случае Адитья будет иметь правительство, признанное таковым в Империи. Кроме того, Адитья не должна беспокоить ни одну из планет. Да и не сможет, достаточно долго, даже если свернуть аннексию. Но ни на одной планете, населенной разумными терранами, нельзя рассчитывать на стремление к миролюбию и уединенности.

В каждом терранине тлеет агрессивный огонек амбициозности, сколь бы унижен он ни был. Этот огонек может не угасать веками и тысячелетиями, но однажды вспыхивает от дуновения ветра ярким пламенем. Выражаясь несколько метафорично, Империя не могла позволить себе оставить без наблюдения котлы, готовые выкипеть в любой момент.

Каждый раз, когда Эрскилл заводил разговор о перебранках и соперничестве свободных распорядителей, Треваньон предостерегал его от опасности физических и эмоциональных перегрузок.

Гражданин Кажик и гражданин Эчхафар — все называли теперь друг друга гражданами — делили частично пересекающиеся сферы полномочий. Кажик хотел переименовать свое управление — он не обременял себя более воспоминаниями о Цезаре Мэртвине — в управление труда и индустрии. Михаил Эчхафар горячо возражал. Индустрия — сфера управления общественных работ. И тоже не упоминал Ораса Бортала. И они смертельно враждовали по поводу автоматического и телеуправляемого оборудования, привезенного „Императрицей Эвлалией“ в Астрагонию для ядерно-энергетических разработок.

Кажик был в контрах и с Якопом Жаннаром, который величал себя начальником военной полиции. Под видом внедрения нового кодекса предпринимателей Кажик прибрал к рукам всю частную военизированную охрану ферм и заводов Повелителей, сформировав из нее так называемую народную полицию. Жаннар настаивал, что охранники должны пребывать под началом его управления. Когда Чмидд и Хоужет поддержали Кажика, Жаннар начал требовать возвращения под его контроль регулярной армии. Коммодор Шатрек был более чем рад, когда избавился от адитьянской армии, так же, как и Пьер Рэвни, который непосредственно командовал ею. Солдатам-адитьянцам было все равно — тот ли, другой ли. И Жаннар был хорош, и Чмидд, и Хоужет. И даже, как ни странно, Кажик.

В те же дни военное положение, провозглашенное в день высадки, было отменено.

Летели дни. Один за другим шли приемы в новом проконсульском дворце для Повелителей Зеггенсбурга, приемы для Эрскилла и его людей во дворцах Повелителей. Эти мероприятия чрезвычайно раздражали князя Треваньона. Тратить время на поедание простеньких пирожных, запивая их приторно-сладким вином и любуясь на бесконечные представления бывших рабов — столь же жестокие, сколь и непристойные, — непростительная глупость. Беседы Повелителей были просто бредом.