— Мне страшно не хочется, чтобы ты уезжал.
— Спасибо, Виктор. Я и сам этому не радуюсь. — Шесть месяцев на борту корабля немногим лучше тюремного заключения. Потом не меньше года на Земле, выправлять документы, отыскивать юридическую фирму в Капштадте или Йоханнесбурге, которая возьмется вести длительные судебные процессы, которые наверняка последуют. — Надеюсь вернуться через пару лет. Сомневаюсь, что мне доставит большое удовольствие заново приспосабливаться к обычаям нашей дорогой родной планеты. — Кумбс допил коктейль и поставил стакан. — Можно мне еще один?
— Почему бы нет? — Грето допил свой стакан. — Алмаз, ты, пожалуйста, дай Дяде Лесси коктель-пить. И принеси коктельпить Папе Вику тоже.
— О'кей.
Алмаз спрыгнул с подлокотника кресла и побежал за шейкером. Кумбс наклонился и подставил стакан, чтобы Алмаз мог дотянуться до него. Пушистик наполнил стакан до краев, не пролив ни капли.
— Спасибо, Алмаз.
— На здо'овье, Дядя Лесси, — вежливо ответил Алмаз и понес шейкер, чтобы наполнить стакан Папы Вика.
Себе Алмаз наливать не стал. Он однажды попробовал спиртное и никогда не мог забыть последовавшего за этим похмелья; Алмазу не хотелось еще раз испытать что-нибудь подобное. Возможно, это была одна из тех вещей, которые имел в виду Эрнст Маллин, когда говорил, что пушистики разумнее людей.
Густав Адольф Браннард довольно попыхивал сигарой. Позади него в ветвях дерева щебетала пара существ, более или менее напоминающих птиц. Перед ним возвышались здания Мэллори-порта, чернеющие на фоне прекрасного заката — всех оттенков красного, желтого и золотого. С лужайки долетали голоса увлеченных игрой пушистиков — Флоры и Фауна Рейнсфорда и пары их гостей. Бен Рейнсфорд, невысокий лысый мужчина с торчащей во все стороны рыжей бородой, сгорбившись, сидел в кресле и смотрел в свой стакан с виски с содовой, который он сжимал обеими руками.
— Но, Гас, — попытался возразить он, — ты уверен, что Виктору Грего стоит доверять?
Для Вена это был слишком резкий поворот. Пару месяцев назад он был убежден, что не существует такой подлости, на которую Грего не был бы способен.
— Да, уверен, — Гас переложил сигару в левую руку и отхлебнул из старомодного бокала, наполненного чистым виски. — Просто присматривай за ним немного, только и всего, — несколько капель виски стекло у него по подбородку. Гас вытер их тыльной стороной руки и вернул сигару обратно в рот. — А почему, собственно, нет?
— Ну, все эти «до тех пор, пока суд не признает это недействительным», которыми пестрит текст соглашения. Ты не думаешь, что он готовит нам ловушку?
— Нет. Я знаю, что он делает. Он морочит голову жителям Терры — акционерам старой торговой компании. Заставляет их думать, что, если они не поддержат его, он расторгнет соглашения и заключит другие. Он хочет сам контролировать новую компанию.
— Ну, тут я на его стороне! — энергично сказал Бен. — Монополия там или не монополия, но я хочу, чтобы Компания работала на Заратуштру и приносила ей пользу. Но почему ты тогда хочешь отложить подписание соглашений?
— Да просто жду выборов, Бен. Мы же хотим, чтобы наши делегаты были избраны и чтобы конституция нашей колонии была утверждена. Как только это будет сделано, мы без всяких проблем сможем принимать любое законодательство, которое захотим. Но это дело с общественными землями вызовет сопротивление. Множество народу надеялись застолбить богатые участки на землях, которые по Решению Пендарвиса перешли в собственность государства, а теперь оказывается, что эти земли сдаются в аренду ЛКЗ на тысячу лет. А люди вряд ли захотят ждать так долго.
— Гас, множество людей, в том числе влиятельных, обрадуется, что правительству не придется вводить налоги, — ответил Рейнсфорд.
Бен был по-своему прав. На Заратуштре не существовало никаких налогов; Компания платила за всех. И теперь получается, что они не понадобятся и в будущем, даже для того, чтобы содержать новую комиссию по делам аборигенов. Все расходы на пушистиков будут покрываться за счет арендной платы за добычу солнечников.
— К тому же эти претенденты на землю неорганизованы, в отличие от нас, — продолжал Рейнсфорд. — Единственной оппозицией, с которой нам когда-либо приходилось сталкиваться, была Партия благополучия планеты Хьюго Ингерманна, а Ингерманн теперь стоит не больше дохлой утки.
Это был уже сверхоптимизм, хотя обычно Бен не страдал таким пороком.
— Бен, каждый раз, как ты подумаешь, будто Ингерманн сдох, тебе тут же придется стрелять в него снова. Он только прикидывается дохлым.
— Хотелось бы мне, чтобы у нас была возможность пристрелить его на самом деле вместе с остальными.
— Ну, в отличие от остальных, против него у нас нет доказательств, потому мы не можем этого сделать. Хотя, возможно, то дело единственное, в чем он действительно не был виноват: он даже ничего о нем не знал, пока его не схватили и не начали допрашивать. Ниффльхейм, мы не можем даже лишить его звания адвоката!
Они с Лесли Кумбсом потратили на это уйму сил, но Ассоциация адвокатов состояла из юристов, а юристы привыкли мыслить прецедентами. Большинство из них сами защищали интересы нечестных клиентов и неплохо на этом наживались. Они не хотели, чтобы лишение Ингерманна адвокатской практики послужило прецедентом против них самих.
— А теперь он защищает Такстера, Ивинсов и Новиса, — сказал Рейнсфорд. — Он и их вытащит, если ты за этим не проследишь.
— Не вытащит, пока я главный прокурор!
Гас снова вынул сигару изо рта и глотнул виски. Хотелось бы ему на самом деле чувствовать себя так уверенно, как он говорил.
Помощник судебного исполнителя открыл дверь и посторонился, пропуская Хьюго Ингерманна вперед и глядя на него так, словно перед ним какое-то мерзкое насекомое. Теперь все в Верховном суде смотрели на него именно так. Ингерманн мило улыбнулся.
— Благодарю вас, помощник, — сказал он.
— Не беспокойтесь, мне за это платят, — сказал облаченный в форму помощник. — Очень надеюсь, что жребий выпадет на меня, когда ваших клиентов поставят к стенке. Очень жаль, что вас не поставят вместе с ними. Я бы заплатил за привилегию расстрелять вас.
А если он пожалуется главному судебному исполнителю колонии, Макс Фейн скажет:
— Черт побери, я бы тоже за это заплатил.
Комната с металлическими стенами была маленькой и пустой. Единственной мебелью были приваренный к полу стол и полдюжины стоящих в ряд стульев. В комнате пахло дезинфекцией, как и во всей тюрьме. Ингерманн вытащил пачку сигарет, достал одну и закурил, потом положил пачку и зажигалку на стол и быстро огляделся. Конечно, он не мог увидеть скрытых камер — может, их тут и не было, — но был уверен, что микрофон где-то обязательно есть. Он все еще осматривался, когда дверь открылась снова.
Вошли трое мужчин и женщина. На них были сандалии и длинные балахоны, а больше, возможно, ничего. Их переодели, прежде чем привести сюда, и переоденут — после обыска — снова, прежде чем развести по камерам. С ними был другой помощник судебного исполнителя. Он сказал:
— Два часа максимум. Если захотите выйти раньше, воспользуйтесь звонком.
Потом дверь открылась и снова закрылась.
— Не говорите ничего, — предостерег Ингерманн. — Возможно, в комнате есть «жучки». Садитесь, курите.
Сам Ингерманн остался стоять, глядя на них: Конрад Ивинс, низкорослый, необыкновенно подвижный и аккуратный, теперь держался напряженно и выглядел изможденным. Он был главным покупателем драгоценностей у Компании; грабеж был его идеей — его и его жены. Роза Ивинс зажгла сигарету и теперь сидела, глядя на нее и положив руки на стол. Эта женщина уже была мертва и примирилась со своей судьбой; на ее лице застыло спокойствие безнадежности. Лео Такстер, мускулистый черноволосый мужчина, со щеками, синеватыми от плохого бритья, и с отвисшей нижней губой, был ее братом. Он был главой ростовщического рэкета и банкиром теневого Мэллори-порта; и именно благодаря ему у Ингерманна появилась значительная недвижимость к северу от города. Как раз в одном из этих зданий, в пустующем складе, содержались пятеро пушистиков, пойманных на континенте Бета; там их обучали проползать через вентиляционные люки в подземные хранилища драгоценностей Компании и заменять настоящие солнечники поддельными. Фил Новис, самый молодой из четырех, трясся от страха, но старался не выказывать этого. Это он со своим партнером Мозесом Херцкердом, бывшим топографом-разведчиком Компании, поймал пушистиков и доставил их в город. Херцкерд здесь не присутствовал: ему досталось слишком много пуль в ночь неудачной попытки грабежа.