— А что касается обвинения в совращении, если вы действительно верите, что пушистики по умственному развитию соответствуют несовершеннолетним, то почему вы сочли нужным, чтобы десяток пушистиков поставили отпечатки пальцев под соглашением об аренде Каньона Желтого Песка? Несовершеннолетние не подписывают подобные документы.
Браннард засмеялся.
— Ну это как раз была просто забава для пушистиков, — сказал он. — Они хотели делать то же самое, что делают Большие.
— Мистер Браннард! — Ингерманн произнес это тоном отца, которому его пятилетний сын только что сообщил, что банда разбойников в черных масках пришла и украла коробку с печеньем. — Вы полагаете, что я действительно в это поверю?
— Меня ни в малейшей степени не волнует, поверите вы в это или нет, мистер Ингерманн. Хотите ли вы сообщить мне еще что-либо?
— А что, этого недостаточно? — поинтересовался Ингерманн. — До суда остается меньше месяца. Если за это время вы измените свое мнение, и если в вас восторжествует благоразумие, — позвоните мне. А пока прощайте.
Обычно пилот автолета Виктора Грего не был безумным… ну разве что только в то время, когда он брался за рычаги управления. Каньон Желтого Песка находился на расстоянии трех часовых поясов к востоку от Мэллори-порта, и когда они прилетели на место, солнце стояло гораздо выше, чем тогда, когда они вылетали. Алмаз тоже это заметил и не преминул высказаться по этому поводу.
На посадочной площадке, расположенной на крыше здания Дома Правительства, их встретил сержант морской пехоты.
— Мистер Грего! Мистер Кумбс и мистер Браннард сейчас находятся у губернатора, в его кабинете.
— Никто не явится сюда, чтобы попытаться арестовать моего пушистика? — спросил Грего.
Сержант улыбнулся:
— Нет, сэр. Хоть он и обвиняется во веем, кроме космического пиратства, государственной измены и убийства, как и остальные, но начальник полиции Фейн сказал, что не станет арестовывать никого из них, если они завтра явятся в Апелляционный суд.
— Благодарю вас, сержант. Ну что ж, тогда это мне здесь не нужно. — Грего отстегнул пистолет, обмотал ремень вокруг кобуры и бросил пистолет на заднее сиденье автолета, потом поднял Алмаза и посадил его себе на плечо. — Найдите себе занятие на пару часов, — сказал он пилоту. — Но не уходите далеко, чтобы мне не пришлось долго вас искать.
У эскалатора Грего сказал то же самое Алмазу, посмотрел, как тот несется вниз и мчится по саду в поисках Флоры, Фауна и остальных своих друзей. Потом Виктор вошел в здание и нашел Лесли Кумбса и Гаса Браннарда. Они вместе с Беном Рейнсфордом сидели за овальным столом в малом зале для совещаний. Они обменялись приветствиями, и Грего тоже присел за стол.
— Что за чертовщина здесь творится с этими арестами пушистиков? — сердито спросил Грего. — В чем они обвиняются?
— Они пока что ни в чем не обвиняются, — ответил Браннард. — Хьюго Ингерманн подал начальнику полиции колонии заявление против шестерых пушистиков. Он обвиняет Аллана Пинкертона, Арсена Люпена, Шерлока Холмса, Ирен Адлер и Мату Хари в преступлении первой степени тяжести — в грабеже, в хищении в особо крупных размерах и в преступном сговоре, а Алмаза — в укрывательстве и в соучастии. Но они не считаются обвиняемыми до завтрашнего дня, пока обвинение не будет зачитано в Апелляционном суде.
Апелляционный суд был чем-то наподобие древнего института жюри присяжных — он решал, следует ли начинать по данному делу судебное разбирательство. До тех пор пока обвинение рассматривалось Апелляционным судом, оно еще не являлось обвинением как таковым.
— Ну ладно, но вы же не допустите, чтобы суд принял это обвинение?
Прежде чем Браннард ответил, в зал вошли Джек Холлоуэй и Эрнст Маллин. Холлоуэй был вне себя, кончики его усов закрутились, а в глазах сверкала дикая ярость. Наверное, именно так он выглядел, когда избил Келлога и застрелил Борха. Эрнст Маллин выглядел потрясенным: он уже был вовлечен в одно судебное дело, связанное с пушистиками, и ему этого хватило по горло. Следом за ними вошли Ахмед Хадра и Фиц Мортлейк, капитан полиции Компании, опекун пяти обвиняемых пушистиков. После взаимных приветствий все расселись вокруг стола.
— Что вы собираетесь делать с этой дрянью? — начал Холлоуэй, едва коснувшись стула. — Вы собираетесь позволить этому кхугхрину сыну выступить с подобным обвинением?
— Если вы имеете в виду это дело с пушистиками, то нет, черт побери, — ответил Браннард. — Они не виноваты ни в чем, и все, включая Ингерманна, об этом знают. Он просто блефует, пытаясь заставить меня снять обвинение в совращении и порабощении, что позволит его клиентам отделаться обвинением в грабеже и хищении. Он думает, что я боюсь выдвигать эти обвинения — в совращении и порабощении. Он прав — я действительно боюсь. Но я все равно их выдвину.
— Но Боже ж ты мой!.. — взорвался Холлоуэй.
— А что там не в порядке с этими пунктами обвинения?
— Ну, что касается совращения, — начал Браннард. — Этот пункт базируется на том положении, что пушистики приравниваются к человеческим детям, не достигшим десяти — двенадцатилетнего возраста, а это является обратимым мнением суда, а не положением закона. Ингерманн считает, что мы скорее снимем обвинение, чем позволим поставить под сомнение статус пушистиков как несовершеннолетних, поскольку на этом основывается вся политика правительства в отношении пушистиков.
— И вы этого боитесь?
— Конечно, боится, — сказал Кумбс. — И я боюсь, и вы тоже должны этого бояться. Возьмите хотя бы соглашение о Каньоне Желтого Песка. Если для закона пушистики являются несовершеннолетними, то они не могут самостоятельно решать, что делать со своим имуществом. Властью в этом вопросе располагает правительство как опекун всей расы пушистиков, включая право на сдачу в аренду земель для добычи полезных ископаемых. Но предположим, что пушистики признаны взрослыми аборигенами. Даже аборигены, относящиеся к четвертому классу, имеют право распоряжаться своей собственностью, и, согласно законам Федерации, земляне не могут селиться в землях, «издавна являющихся местом обитания аборигенов четвертого класса», или добывать там полезные ископаемые, в каковые земли входит часть континента Бета севернее Змейки и Малого Черноводья, — включая и Каньон Желтого Песка, — без согласия аборигенов. Согласие, по законам Федерации, должно быть выражено путем голосования полномочного совета племени или позволения признанного вождя племени.
— Но, Господи Иисусе! — Холлоуэй уже почти кричал. — Откуда тут возьмется вся эта чертовщина?! У пушистиков нет племен, только маленькие семейные группы, по полдесятка в каждой. И кто хоть раз слыхал о вождях пушистиков?
— Ну, тогда все нормально, — сказал Грего. — Закон не может требовать исполнения того, что невозможно.
— Это только полдела, Виктор, — сказал Кумбс. — Закон, например, не может требовать, чтобы слепой человек проходил испытания, связанные со зрением. Закон, однако, может сделать и делает прохождение подобных испытаний необходимым условием для позволения управлять антигравитационной машиной. Слепой не может на законных основаниях управлять автолетом. Так что, если мы не получим позволения несуществующего племенного совета пушистиков, мы не сможем добывать солнечники в Каньоне Желтого Песка, ни на основании аренды, ни на каком другом основании.
— Ну что ж, придется вытянуть все, что можно, пока аренду еще не отменили. — Грего уже перебросил людей и оборудование с Большого Черноводья в каньон и соображал теперь, кого еще можно ограбить, чтобы ускорить разработки в Желтых Песках. — У нас еще есть месяц до суда.
— Я заинтересован в этом не меньше вашего, Виктор, — сказал Гас Браннард, — но это еще не все. Дело еще в Бюро опекунства. Если пушистики не являются несовершеннолетними, то их порабощение — или принудительный труд, по крайней мере, — не касается опекунов. И программы образования и здравоохранения. И хокфусин — раньше или позже какой-нибудь чертов доброжелатель начнет верещать о принудительном лечении. Здесь есть еще одна тонкость. По законам колонии, никто не может быть обвинен в убийстве, если убитый погиб в момент совершения преступления. В качестве несовершеннолетних пушистики не могут быть признаны виновными в совершении преступления. Но если они будут по закону признаны взрослыми…