Она нахмурилась, мысли ее опять вернулись к словам Роберто, перечеркивающим все эти четыре года. Была ли в этих словах правда? Может быть, Гай – просто невинная жертва шантажа, устроенного его «друзьями»? Может быть, она сыграла в нем ту роль, на которую они и рассчитывали?

Она глубоко вздохнула. Давно уже она не была в таком неладу с собой.

– И сколько же ты подслушал из того, что говорил твой отец? – волнуясь, спросила она.

– Большую часть.

– Он г-говорил правду?

Он ответил не сразу. Казалось, его внимание поглощено открывающимся за окном видом. Потом он сказал:

– Ты уже знаешь правду. Я был тебе неверен, и ты меня в этом уличила.

– Значит, он мне лгал?

– Нет, – медленно ответил Гай. – Было бы неверно утверждать, что он именно лгал, просто он излагал, события так, как сам предпочел бы их видеть.

– Что все это подстроили, – согласно кивнула она. – Что ты был невинной жертвой отвратительной шутки, а я – слепой, легковерной дурочкой, потому что поверила тому, что видела собственными глазами.

– Откуда это жадное желание все знать? – спросил он. – Ведь четыре последних года ты и думать забыла о том проклятом вечере.

– Потому что… Потому что… О Боже, – она подняла руку и прикрыла глаза, как бы мешая им видеть некоторые детали, которые настойчиво вставали перед ними. Детали, на которые она раньше отказывалась обращать внимание.

Быстрый взгляд через плечо Дерека Фаулера и его злорадная улыбка… Антея тоже злорадно улыбалась, когда, прижимаясь обнаженным телом к Гаю, приподняла голову… Сдавленный стон Гая… Его бессмысленный взгляд… Изумление, промелькнувшее в его глазах, когда он сумел пошире раздвинуть веки… И это изумление сменилось смятением, потом ужасом, потом отвращением. И наконец он смог хриплым голосом выговорить ее имя. Она медленно подняла на него глаза. Лицо ее стало мертвенно бледным.

– Если я теперь попрошу тебя объяснить, что тогда случилось, ты мне расскажешь?

– А ты об этом просишь?

Просит ли она? Ее охватила паника. А вдруг, если она скажет «да», Гай своими словами лишит ее опоры, лишит той правды, в которую она верила, на которой четыре года строила жизнь и которая служила ей оправданием эти четыре года?

– Да, – прошептала она, отводя в сторону взгляд. – Да, я прошу.

Последовало минутное молчание. Гай стоял рядом с ней, засунув руки в карманы брюк. Она чувствовала, что он в нерешительности, что внутренне сопротивляется необходимости ворошить прошлое. Потом он вздохнул, медленно подошел к окну и, повернувшись, оперся о низкий подоконник, чтобы смотреть ей прямо в лицо.

– А если я расскажу, что на самом деле произошло в тот вечер, – тихо сказал он, – ты, в свою очередь, объяснишь мне, что заставило тебя примчаться в Лондон и разыскивать меня?

Марни опустила глаза – она не хотела отвечать.

– Твой отец говорит, что все подстроили твои друзья, – повторила она, уходя от ответа. – Он утверждает, что эта женщина была с тобой без твоего ведома. Что ты был пьян. Но ведь ты никогда не напивался! – она вздохнула и встряхнула головой, потому что от битвы, которую вели в ее сознании правда и ложь, голова ее начинала кружиться. – Почему же там ты…

Странная улыбка тронула ее губы.

– Я уже ничего не соображал, – объяснил он, опустив взгляд и сложив на широкой груди руки. – Я пил весь день без перерыва. Меня беспокоила ты. Я раздумывал над поворотом, который произошел в наших отношениях… – он поднял взгляд, лицо его было грустным. – Марни… наш брак трещал по всем швам, и это началось задолго до той ночи. Мы не можем – никто из нас не может – считать подлинной причиной его краха только один этот случай.

– Я знаю, – ее голос был задумчив и грустен. – Но это была последняя капля, Гай. И ее могло бы и не быть, если бы…

– Если бы что? – спросил он. – Если бы я не сбежал к Дереку? Если бы ты не примчалась в Лондон, чтобы разыскать меня? Если бы Джеми не сказал тебе, что меня лучше всего поискать у Дерека? Если бы эту суку Антею не одолела жажда мщения, и она бы не решила разделаться с нами обоими и отомстить мне за то, что я предпочел ей тебя?

– Так все-таки это подстроили?

– Да, – он тяжело вздохнул. – Я приехал на ту пирушку таким пьяным, что с трудом держался на ногах…

«Я уложил его, чтобы он проспался…» Марни закрыла глаза, внезапно ощутив приступ тошноты – в ушах опять, спустя много лет, явственно зазвучали насмешливые слова Дерека Фаулера. Потом тот взглянул через плечо на кого-то, стоявшего на лестнице, и глаза его странно блеснули – он что-то просчитывал… и кивнул кому-то головой.

– Черт побери, я ведь ни о чем и не подозревал до тех пор, пока не услышал, что ты меня зовешь, – безжизненным голосом говорил Гай. – Я открыл глаза и увидел, что ты стоишь и смотришь на меня, бледная, как смерть. Помню, я подумал – а в голове у меня все шло кругом после выпитого виски, – зло заметил он, – что, черт возьми, случилось, что ты так выглядишь? – Он мрачно улыбнулся и покачал своей темной головой. – А потом эта сука подвинулась, и я увидел ее и… – он пожал плечами, – … остальное ты знаешь.

– О Боже, Гай, – прошептала она.

Ей даже не пришло в голову подвергать сомнению то, что он сказал. Каким-то образом она чувствовала, что он говорит правду. Только теперь, с опозданием на целых четыре года, она узнала наконец полную, хотя и жестокую, правду.

– Прости меня…

– За то, что поверила тому, чему нельзя было не поверить, – он покачал головой.

– Но мне следовало выслушать тебя, Гай! – выдохнула она. – Мне следовало хотя бы дать тебе возможность объяснить!

– Что объяснить? – спросил он. – Как объяснить, что не следует верить собственным глазам, а надо поверить чужим словам? – он глубоко вздохнул. – Послушай, Марни… если бы мы поменялись ролями, я бы не стал тебя слушать. И я бы не поверил.

– Думаешь, мне от этого легче? – жестко заявила она. – Знать, что на протяжении четырех лет я наказывала тебя за то, в чем ты не был виноват! Четыре года бессмысленной, глупой борьбы на радость нашим врагам… Четыре года, выкинутых из жизни!

– Я и не предполагал, что мы это обсуждаем для того, чтобы ты себя лучше чувствовала, – насмешливо заметил он. – Я считал, что мы просто говорим друг другу правду!

– И эту правду ты давно должен был заставить меня выслушать! – закричала она. – Эту правду ты мог заставить меня выслушать, если бы считал необходимым!

– Ты пытаешься представить все так, что мне это было безразлично? – не веря своим ушам, спросил он. – После того, как я четыре года позволял тебе вытирать ноги о мои чувства, ты действительно осмеливаешься?..

– О Боже, нет, – вздохнула она.

Этот его взрыв негодования, конечно, был оправданным. Опять этот стереотип противоречия, борьбы! Не успела она поверить в то, что они оказались жертвами в игре, которая разбила их мир, как опять обвиняет его Бог знает в чем!

Она вдруг отчетливо поняла, что на самом деле Гай должен был быть обвиняющей стороной, а ей самой следовало просить прощения.

Просить прощения за очень многое… За погибшего ребенка. О некоторых вещах – слава Богу – он и не подозревает! И никогда не узнает, мрачно поклялась она себе. Никогда.

Как и было объявлено, они поженились двумя днями позже. Сначала местный чиновник сделал соответствующую запись, а потом их союз благословил католический священник, либеральный образ мыслей которого плюс щедрое подношение в фонд церкви позволили ему забыть тот факт, что молодожены уже однажды заключали брак, а потом развелись.

– На этот раз пожизненный приговор, Марни, – торжественно проговорил Гай по пути домой. – Как ты думаешь, ты его сможешь выдержать?

Она не имела ни малейшего представления о том, что он сказал своему отцу, когда они заперлись в кабинете Роберто накануне вечером. Но все страхи отца он развеял, потому что с тех пор Роберто просто сиял от удовольствия. Не без их помощи, конечно, потому что Гай не упускал случая заставить Марни продемонстрировать их вечную любовь друг к другу в его присутствии.