Лапшу, подумал он, нести легче, чем картофель. Допив воду из фляг, они наполнили их кипяченой водой.

– Время для костра? – поинтересовался Мигель, когда они вымыли посуду.

– Не будем рисковать – нас могут обнаружить. Давай спать, а завтра выйдем пораньше.

Он едва сдержал свое разочарование. Они не занимались любовью с тех пор, как поцапались. Прошлой ночью Дасти заснула, едва прикоснувшись к подушке, и Мигель не решился беспокоить ее.

– Я бы хоть обнял тебя перед сном, – без затей признался он.

В ответ Дасти лишь улыбнулась, подошла к своей постели и расстегнула молнию спальника. Мигель нахмурился, решив, что его предложение отвергнуто. Она расстегнула и его спальник.

– Они одной модели, – объяснила Дасти, распахивая оба спальных мешка. Положив один на другой, она соединила их молнией. Не успела она сделать это, как он заключил ее в свои объятия и запечатлел на ее губах долгий поцелуй. Она с готовностью ответила. Когда они наконец начали хватать воздух ртами, Дасти хрипло предложила:

– Давай разденемся и заберемся в постель.

Мигель не заставил себя ждать. Несмотря на их торопливость, на холодном воздухе их успело здорово прохватить, и они дрожали как цуцики, но дрожь тел быстро перешла в страстное содрогание.

Он намеревался взять ее медленно, показать ей своими ласками, как сильно он ее любит. Но необычность обстановки распалила его. Расцвеченное звездами небо в рамке темных стен каньона… бледное, серебристое отражение луны на светлых волосах… журчание ручья… шелест ветерка в верхушках деревьев… одинокий вскрик ночной птицы… треск цикад… благоухание природы, сливающееся с ароматом ее тела.

Он чувствовал себя первобытным человеком, отнесенным к истокам времени, когда единственной заботой было выжить – найти пищу, укрытие, одежду и продолжить свой род. И здесь не место протяженным во времени, нежным любовным утехам, которым они предавались в его спальне. Здесь он требовал себе женщину, не домогался любви, а брал, наполняя свои руки ее обильными грудями, отыскивая женскую теплоту, скрытую между ее ног… и брал, и брал все, что она могла дать.

И Дасти давала с не уступающей ему яростью. Она погружала свои ногти в его спину и покусывала его плечи. Когда он обхватил ладонями ее ягодицы, она обвила ногами его талию и встретила его выпад своим собственным, требуя его, радостно принимая его, втягивая его все глубже в себя. Ее руки на его бедрах подталкивали его к мощному ритмичному движению, разжигавшему их чувства и лишавшему разума. Их восприятие сузилось до ощущения слияния раскачивающихся тел, пока смятение чувств не взорвалось катаклизмом экстаза.

Не в силах говорить, Мигель лишь постанывал, Дасти вторила ему, их тела успокаивались, наслаждение медленно отливало, оставляя после себя затухающие содрогания, похожие на те, что сопровождают пик землетрясения.

– Не надо, не двигайся, – прошептала она, чувствуя, как он шевельнулся.

– Не волнуйся, – едва вымолвил он, – я и не могу двигаться.

Он почувствовал, как она задрожала от смеха, и лишь затем услышал его. Он молился о пощаде, охваченный еще не отступившим полностью наслаждением. И он тоже засмеялся, и, все еще слитые воедино, они перекатывались с боку на бок.

– Я ведь не сделал тебе больно, а? – спросил он, восстановив дыхание, зная, что его выпады граничили с жестокостью.

– Если это было болью, – отозвалась она, – тогда я мазохистка. – Извиваясь, Дасти сползла чуть ниже и поцеловала его в грудь. – Я люблю вас, Мигель Сантьяго, – объявила она и ощутила успокаивающееся биение его сердца.

– И я люблю вас, Дасти Роуз.

Но еще долго после того, как она уснула, он таращился в звездное небо. Как мог его скромный домишко конкурировать с великолепием этих каньонов!

13

На следующий вечер Мигель впервые поставил под сомнение опыт Дасти. Осматривая еще одну замусоренную стоянку, они нашли компас той же модели, что и у ее отца, засунутый в упаковку из-под супового концентрата.

– Такие продаются в любом спортивном магазине, – отрезала она, когда Мигель предложил вернуться и вызвать Парковую службу. – То, что у него был такой компас, еще не значит, что этот принадлежал ему.

– Как он оказался в пакете из фольги?

– Для сохранности. – Она зашагала дальше по тропе, прекратив дискуссию.

– Каких еще доказательств тебе надо? – настаивал Мигель, догоняя ее. – Так мы скоро наткнемся на их лагерь, и нас схватят, если ты будешь упорствовать.

– Я взяла с собой бинокль, и мы увидим их первыми.

– Большая от него польза в твоем рюкзаке!

– Ты согласился слушаться меня в походе, – напомнила она. – Если хочешь повернуть назад, давай!

Они сердито уставились друг на друга.

– Я не оставлю тебя одну! – крикнул он. – Но уже середина вечера, а ты говорила, что до руин два дня пути. Не пора ли нам проявить немного осторожности?

– Ладно! – Она смахнула со спины свой рюкзак и достала полевой бинокль. – Когда дойдем до поворота, я осмотрю все, прежде чем мы двинемся дальше. О'кей?

– Прекрасная мысль. Как она не пришла мне в голову? – Он усмехнулся, довольный ее уступкой. Она все еще сердилась, но, судя по смягчившемуся выражению ее глаз, скорее притворялась.

Они продолжили свой путь. Ножные мышцы Мигеля, не привыкшие к девяноста фунтам на его спине, протестовали сегодня с утра, но постепенно размялись, и он уже наслаждался уединенностью этого глухого уголка и начинал понимать, почему Дасти так нравились пешие походы. Можно было ощутить себя так, как будто они единственные люди на Земле, если не обращать внимания на окурки, которые теперь оскорбляли его лучшие чувства. Гнев Дасти испарился, заметил он, когда они добрались до поворота тропы. Она с преувеличенной осторожностью выставила бинокль за угол скалы. Он не только не обиделся, но и рассмеялся вместе с нею.

– Не видно индейцев? – спросил Мигель громким шепотом, прикрыв ладонью глаза и приняв заговорщицкий вид.

– Индейцы – мы! – прошептала она в ответ, опуская бинокль и приглашая его жестом следовать за ней. – Ты же видел ковбойские фильмы, – добавила она нормальным голосом, когда они обогнули скалу, – белые – злодеи в этом кино.

– Ладно, – легко согласился Мигель и взял ее руку. Палящее солнце, едва слышное карканье ворон в поднебесье почти заставили забыть, что привело его в этот удивительный уголок. Но когда Дасти, осматривая следующий отрезок тропы, увидела знак, это слегка омрачило его легкомысленное настроение.

– Знак указывает, что тропа закрыта, – заявила она, глядя в бинокль, – но я не могу прочитать весь текст. Давай подберемся поближе. – Она опустила бинокль и зашагала было, но Мигель ухватился за рюкзак и остановил ее.

– Позволь взглянуть мне, – потребовал он, и Дасти протянула бинокль. – Не похоже на официальное объявление. – Он разглядывал знак. – Не вижу даже упоминания Парковой службы.

– Поэтому и нужно подойти поближе.

– Постой минутку и подумай, а? – Мигель опять остановил ее за рюкзак. – Это именно то доказательство, которое мы искали. Поставь себя на место мазуриков. Они должны были придумать что-нибудь, чтобы туристы не наткнулись на них. Что может быть лучше, чем сыграть на чувстве самосохранения?

– Нельзя быть уверенными, не осмотрев объявление поближе. – Она попыталась стряхнуть его руку с рюкзака, но Мигель не только не отпустил ее, но и сильно встряхнул.

– Парковая служба должна быть в курсе, поедем и сообщим им об этом.

– Но что если это их объявление? Мы просто потеряем четыре дня! – Она приняла решение и упрямо выпятила подбородок.

Он неохотно отпустил ее, его сердце забилось сильнее от дурных предчувствий. Объявление явно сделано от руки – слова нацарапаны кое-как белой краской на старой доске. Более мелкими буквами написано предупреждение о камнепаде дальше по тропе. Однако при помощи бинокля они не обнаружили других предупреждений.