Конечно, можно было бы устроиться продавщицей или официанткой, но и там заработок низкий, да и работать тяжело – от такого отказываются даже безработные.

Сатико пришла в отчаяние. Выход был только один – работа в ночных барах, там женщина может заработать столько же, сколько платят в американской армии, а то и больше. Она знала это от подруг, которые уже пошли по этому пути. Чем плохо? В центре города сколько угодно баров и ресторанов, примут где угодно…

В глубоком раздумье Сатико брела по улице Гоя, не зная, как ей быть. И тут в глаза ей бросилось написанное толстым фломастером объявление: «Требуются на работу девушки. Высокая зарплата, великолепные условия». Оно ровным счетом ничем не отличалось от множества таких же объявлений, расклеенных у входов в бары и рестораны, но Сатико, привлеченная красочностью здания и изысканной вывеской «Международная общественная сауна», захотела заглянуть сюда.

Когда она поднялась на второй этаж, навстречу ей вышла полная дама лет пятидесяти. Она производила впечатление доброй мамаши, но в уголках глаз, окруженных первыми морщинками, таился чувственный блеск. Это была хозяйка заведения. После объяснения Сатико она приветливо кивнула ей и тут же коротко рассказала обо всем: работа с семи вечера до двух ночи, жалованье – пятьдесят тысяч иен в месяц. Этих денег кое-как на жизнь хватит. Время, конечно, позднее, но ничего не поделаешь. Одно беспокоило Сатико – сам характер работы. Ведь ей придется иметь дело с обнаженными мужчинами. Не покатится ли она по дурной дорожке?

– Значит, только… помыть тело и сделать массаж. А клиент ничего со мной не сделает? – выразила свои опасения Сатико.

– Конечно, нет. Гость ничего плохого тебе не сделает, – беспечно ответила хозяйка. Затем, понизив голос, словно по секрету, сказала:

– Будешь делать только это. Но ведь знаешь мужчин… некоторые недовольны, если делаешь только положенное… Ну, для таких есть «специальное» обслуживание. Особый массаж, в том месте. Понятно? Но за это платят отдельно, из них половина – мне. Вот и все. Ну как? Очень прибыльная работа.

Хозяйка, растянув в приторной улыбке рот, заглянула в лицо Сатико. Сатико невольно вспомнила Джони, хотя давно бы ей следовало его забыть. У нее было чувство, что она постепенно катится вниз. «Правильно ли я поступаю? Может, лучше устроиться хостесс? Но развлекать пьяных мужчин, выколачивать из них деньги – это противно. А, не все ли равно, где работать?» Сатико уже устала от размышлений. «Думай не думай, а теперь другого выхода нет». И она решилась.

– Ну как? Хотите работать? Все будет хорошо. Тревожиться не о чем, – весело заключила хозяйка, наблюдая за стоявшей в раздумье Сатико, и расплылась в улыбке. – Да, еще одно. У нас много клиентов-американцев. Вы можете говорить по-английски?

– Да, по-английски свобо… немного умею.

Сатико хотела было сказать «свободно», но передумала. К чему рассказывать первой встречной историю о своей работе, своей жизни?

– Ну и прекрасно. Когда сможете прийти? Мне бы хотелось, чтобы вы приступили прямо с сегодняшнего вечера.

– Я начну завтра. С семи часов.

Сегодняшний вечер Сатико хотела провести дома с малышом, матерью и бабушкой.

Хозяйка заведения не спросила даже ее имени. Вместо этого она сообщила ей номер комнаты, где ей отныне предстоит работать. Теперь ее будут звать не по имени, а по этому номеру. Нет особой нужды знать имя, адрес и прошлое женщин, работающих здесь. Сатико согласилась, что и для нее так будет удобнее. Она стала Номером двенадцать.

За всю неделю, что она проработала здесь, никогда не было столько клиентов, как в тот роковой вечер. Они шли один за другим – пять человек, потом наконец выдалась небольшая передышка. Хотя Сатико уже немного привыкла к работе, но, обслужив одного за другим пятерых солдат, она ощущала страшную физическую и душевную усталость. У нее не было сил даже спуститься на второй этаж, в гостиную, и она так и осталась на третьем. Опершись о подоконник, она смотрела на улицу. Шторы были тяжелые, темно-синие, и через щель между ними виднелись яркие огни Центрального проспекта. Стояла глубокая ночь, но на улицах, где ослепительно сверкала реклама, все еще бродили американские солдаты; сегодня их было больше, чем обычно.

Сатико рассеянно смотрела туда, где свет уличных фонарей сливался с неоновыми всполохами, и двигавшиеся в странно белесом, словно неземном, свете фигуры казались ей космическими пришельцами.

Сатико вдруг почувствовала себя страшно одинокой, точно во всей огромной вселенной осталась одна она. Ей до боли захотелось быть любимой. Глядя в одну точку, она бессознательно попыталась вызвать в памяти образ Джони. Ей вдруг показалось, что вот сейчас он подойдет сзади и обнимет ее…

– О чем задумалась? – раздался сзади громкий голос. Сатико оглянулась: сзади стояла ее товарка, Номер девять, подошедшая незаметно. Ее лицо, со слегка обвисшими щеками и уже начавшее покрываться морщинами, было густо напудрено и накрашено. Это было лицо женщины, познавшей сладость и горечь жизни. – Никак не привыкнешь?

– Да нет. Просто устала. Не могла понять, отчего так много сегодня клиентов, а оказывается, сегодня день жалованья, – ответила Сатико, поспешно закрывая створки своей души. Девятая пришла работать в банях на три месяца раньше Сатико. Узнав, что Сатико – новичок, она помогла ей, научила ее приемам массажа, обхождению с клиентами.

Из коротких рассказов Девятой Сатико узнала, что до этого, запутавшись в долгах, она торговала собой, приводила американских солдат в гостиницу. После «возвращения» Окинавы и введения «закона о запрещении проституции» хозяйку гостиницы арестовали и предъявили обвинение в «организации проституции». Девятой удалось улизнуть из того заведения, после чего она поступила работать в турецкие бани. Теперь она была «свободной», но и тут не оставила старые привычки и время от времени занималась привычным делом, делясь заработком с хозяйкой. Ей было явно за тридцать, но она скрывала свой возраст, умело пользуясь косметикой, и казалась привлекательной.

– Девятая! Двенадцатая! Гости пожаловали! – донесся со второго этажа голос хозяйки. Женщины обменялись взглядами: придется еще немного поднапрячься… На лестнице, застеленной ковром, послышался звук шагов: наверх поднимались два американских солдата. Они являли собой разительный контраст друг другу. Один был дюжий детина, с грубыми чертами лица, похожий на рыжего черта со сказочного острова чертей. Такие нередко встречаются среди морских пехотинцев.

У второго же было удивительно детское лицо и тщедушная фигура, он совсем не походил на солдата.

– Please, – повернулась Сатико ко второму – обладателю детского лица – и повела его в номер. Оба солдата, по-видимому, были навеселе: когда она приблизилась к нему, в нос ударил крепкий запах виски.

VI

В номере размером в шесть дзё стояли топчан, парилка и ванна в виде деревянной бочки. При желании номер годился и для любви. И действительно, многие банщицы, подобно Девятой, подрабатывали подобным способом.

Когда клиент разделся донага, он оказался крепче, чем можно было ожидать. Видимо, ежедневные жестокие тренировки наложили свой отпечаток.

Солдат сидел в парилке, а Сатико отирала ему полотенцем пот с лица. На ней были блузка с короткими рукавами и трусики. Тело Сатико, слегка располневшее после родов, с мягкими округлыми линиями, притягивало взгляд. Ее бедра, обтянутые трусиками, казались спелыми плодами.

– Помыть шампунем?

Сатико пригласила солдата в ванну, вымыла ему голову и, намылив мочалку, принялась растирать тело. Неожиданно ее рука, спустившись вниз, прикоснулась к чему-то мягкому. Взметнулась мыльная пена, забрызгала волосы и блузку Сатико.

Проводив клиента на топчан, она приступила к массажу. Сначала Сатико, уложив его лицом вниз, размяла тело от шеи до поясницы. Затем, взобравшись ногами на спину, спросила: – Так ничего? Можно? – и продолжила массаж, переступая ногами по голой спине. Каждый раз, когда она с силой надавливала ступней, солдат громко выдыхал: «У-ух, у-ух». Сатико знала, что такой массаж приятен мужчинам. Затем она перевернула его лицом кверху и начала растирать от головы до кончиков пальцев. И снова, когда она коснулась живота, из густой каштановой поросли показалось нечто подобное нацеленной в космос ракете. Сатико начала массировать ноги, стараясь не смотреть выше.