Или — другой пример. Вернадский кратко прослеживает путь иаучной мысли от «пустого» пространства Ньютона к всемирному эфиру и дальше — к пространству-времени Эйнштейна, сделав такую оговорку: «Идея о физическом пространстве-времени не принадлежит Эйнштейну, а развивалась много раньше и имеет длинную историю. Корни ее идут в XVIII в.; научный, не философский вывод, был, мне кажется, впервые сделан венгерским математиком М. Паладием (1859–1924) в Будапеште».

Может показаться, что ученый демонстрирует свою эрудицию — и только. Слишком уже далеко от главной темы уходит он, обращаясь в прошлое. Однако Вернадского совершенно невозможно подозревать в самолюбовании. Бахвалиться своей эрудицией он не мог хотя бы потому, что она и без того явно видна в его работах. Кроме того, он никогда не считал эрудицию выдающимся, особенным достоинством ученого. Остается одно наиболее убедительное объяснение. Вернадский в своих специальных трудах уделял много (излишне много?) внимания истории науки потому, что… любил заниматься историей науки!

Эта область знания увлекала его не только поучительными фактами о тех или иных событиях духовной жизни. Ему хотелось выяснять закономерности развития научной мысли. Историю он связывал с теорией науки. Он исследовал науку как особый процесс, как необыкновенное явление природы.

За последние десятилетия обрела широкую популярность наука о науке (наукознание, науковедение). Ее начинают обычно с крупной монографии Джона Бернала о значении науки в развитии общества. Позже пришла пора обобщения количественных данных: роста числа публикаций, увеличение ассигнований на науку, усиление научной техники и пр. Получила признание мысль о необычайном подъеме науки и техники в нашу эпоху (о научно-технической революции).

В наукознании определились отдельные разделы, а число публикаций на тему науки и научно-технической революции продолжает увеличиваться. Количество не всегда переходит в качество, и многие авторы предпочитают повторять на разные лады (или критиковать) идеи Д. Бернала, Д. Прайса, Т. Куна и других известных исследователей. Но вот одна особенность: практически не встречаются ссылки на В. И. Вернадского. А ведь он едва ли не первым всерьез занимался науковедением. Еще в 1912 году Вернадский писал о наступлении эпохи расцвета наук о природе. По его мнению, дело не только в бурном прогрессе научной мысли. Впервые наука начала вторгаться во все сферы человеческой жизни, влиять на искусство, философию, технику, на бытовой уклад жизни и социальные условия. Наука — новый фактор всемирной истории.

Позже, развивая эти идеи, он отметил, что научная мысль активно вовлечена в изменение природы и стала, по существу, новым геологическим фактором, новой силой, опредляющей развитие нашей планеты.

Придя к этой мысли еще до 1927 года, Вернадский затем обобщил свои отдельные заметки в крупном труде: «Научная мысль как планетное явление». К сожалению, эта работа оставалась неопубликованной до самого последнего времени.

Знания, по мнению Вернадского, накапливаются неравномерно. Периоды относительно медленного прогресса науки сменяются периодами усиления («взрыва»).

«Мы живем в особую эпоху, находимся на гребне взрывной волны научного творчества». Отличается это время общим, практически одновременным наступлением на всей линии науки. Идет коренное изменение представлений о времени, пространстве, энергии, материи; вводятся новые понятия (кванты энергии, элементарные частицы, взрывающиеся галактики и звезды и т. п.). Научная мысль все дальше проникает в прошлое — на миллиарды лет (для галактик). Науки о человеке начинают соединяться с науками о природе.

Вернадского следует считать одним из основателей науковедения. Его замечания по истории науки обычно воспринимаются разрозненно. Однако они образуют единое целое и представляют собой исследования не только исторические, но и теоретические.

Двуликий Янус древних римлян стал с годами символом лицемерия. Подобные превращения характерны для богов. Боги не вечны. Сначала им преклоняются. Проходит срок, символы утрачивают свой сокровенный смысл, мифологические образы тускнеют, традиции забываются. Приходит черед ироническим усмешкам и сомнениям. Вот и Янус: некогда он олицетворял время. Одно его лицо смотрит назад, в прошлое, другое — вперед, в будущее. Смысл аллегории ясен: будущее открыто тому, кто хорошо видит прошлое, понимает его. Прошлое и будущее смыкаются, образуя то, что мы называем временем.

Вернадский постоянно помнил: на фоне прошлого современные воззрения выглядят выпукло, живо, в развитии (во времени). Появляется возможность для верной оценки новых достижений и для обоснованной критики.

Особенно важно обращаться к истории в периоды научных революций, когда легко заблудиться в лабиринтах новых идей и фактов. «История науки является в такие моменты орудием достижения нового».

В своих научных исканиях Вернадский не полагался на волю случая. Он старался знать как можно больше, сознательно и планомерно проводя исследования.

Но ведь случай подчас бывает счастливым. Отвергая всякие случайности и полагаясь только на выработанные самим собой ориентиры, ученый поневоле становится ограниченным, излишне прямолинейным, самоуверенным. Необходимы постоянные сомнения, поиски новых вариантов, неудовлетворенность и неожиданность.

Да, неожиданность! Она особенно ценится в науке. Именно ее никак нельзя заранее продумать, предусмотреть, ожидать.

Не полагаясь на случайность, Вернадский сознательно стремился использовать все ее преимущества. И в этом ему очень помогла история науки.

Случайность можно планомерно использовать. Скажем, надо выбрать из равнозначных объектов один. Знаменитый Буриданов осел, как известно, так и не смог предпочесть одну из двух совершенно одинаковых охапок сена, находившихся от него на совершенно одинаковом расстоянии. Чтобы избежать столь печальной участи, осел мог бы бросить жребий; какая охапка случайно выпадет по жребию, с той и начинать.

С научными идеями несколько иначе. Ломая голову над проблемой, ученый продумывает множество возможных вариантов ответа. Существуют даже специальные рекомендации, помогающие воспользоваться тем или другим методом поисков. Один из подобных методов взял на вооружение Вернадский.

Он обращался к истории науки, не ограничиваясь какими-нибудь конкретными, наперед намеченными областями знания. Среди великого множества идей и событий замечал вдруг нечто неожиданное для себя, сопоставлял это с настоящим. Не обязательно найденная идея должна была верно отвечать на вопрос. Надо интересоваться не только достижениями, получившими признание, но и, казалось бы, второстепенными, опровергнутыми идеями. Иногда даже ложная мысль может направить на верный путь.

Для него идеи прошлого становились генераторами идей будущего. Вернадский не был профессиональным историком. История науки помогала ему верно понимать настоящее, вести научные исследования и заглядывать далеко вперед. История интересовала его не как перечень тех или иных событий, летопись, хроника. Он даже не обработал и не издал своих лекций по истории науки. Он стремился познать закономерности истории, осмыслить события, уловить неявные течения, скрытые пути научной мысли.