Изменить стиль страницы

Сравнительно высокий для японцев, Кэн казался малышом среди этих высоченных парней, в пределах шести футов каждый. Рядом с плацем, на террасе второго этажа казармы возвышалось начальство.

Все о чем-то весело переговаривались, шутили, но вот…

Молодой генерал с двумя звездами на погонах дал знак — внизу прогремела команда: «Смирна-а-а!» — и барабанная дробь рассыпалась над бетонным прямоугольником.

Начался так называемый «драминг-аут» — «выбарабанивание».

На плацу вслед за двумя барабанщиками, одетыми в парадную форму с белой широкой портупеей на белом широком поясе, шел, опустив голову, без фуражки и погон бывший военнослужащий, осужденный на ритуальный позор.

Совершивший преступление сначала подвергался товарищескому презрению, затем Эм-Пи должна была увезти его для отбывания наказания в главную тюрьму сухопутных сил армии США — Форт-Ливенуорт. Этот форт штата Канзас запомнился и еще, вероятно, за помнится многим. Надолго или навсегда.

По двое барабанщиков, впереди и сзади, непрерывным мелким градом дроби осыпали того, кто шел как во сне, под охраной караульного начальника.

Осужденный то вбирал голову в плечи, то пытался стряхнуть с себя оглушающую, дробящую мозг картечь барабанов. Но самое страшное было впереди.

Как только он приближался к шеренге солдат, обращенных к нему лицом, на уровне правофлангового раздавалась команда: «Кругом!» — и строй поворачивался к нему спиной.

Теперь уже он продвигался вперед вдоль спин. Вдоль тяжелых безучастных спин. И ни одного лица.

Презрение, барабанная дробь, хлещущая по ушам а впереди — федеральная тюрьма Ливенуорта — вот что ожидало клятвоотступника.

В голове Джина вдруг зазвучали знакомые со школы строки:

В мозгу могилу заступ рыл,
Кого-то хороня,
И люди шли, и звук шагов
Перерастал меня.
За упокой бил барабан,
И в такт гудела тьма
Сильней, сильней, и мнилось мне,
Что я сойду с ума.
Взяв гроб, со скрипом по душе
Процессия прошла.
И тут пространство принялось
Звонить в колокола.
Все небо превратилось в звук,
А все живое — в слух.
И с тишиной мы глаз на глаз
Одни остались вдруг.[65]

Когда тюремный фургон увез заключенного и разошлись команды «старичков» и тех, кто «помоложе», к вновь прибывшим подошел один из высших офицеров Форт-Брагга — полковник Маггер.

— Ну как, — спросил он, ощупывая глазами строй, — видели?

Строй молчал.

— Быть может, вы удивляетесь, почему вам не скомандовали повернуться к преступнику спиной? Пока вы еще не «зеленые береты». — И полковник произнес длинную речь: — Ребята! Сегодня вы мало чем отличаетесь от банды гарлемской шпаны, но, когда я кончу возиться с вами, вы станете сверхсолдатами, элитой армии, гордостью наших вооруженных сил. Ваше счастье, что вы попали сюда именно теперь. Последние восемь лет из-за безмозглых штафирок-политиканов сила армии и ее бюджет оставляли желать много лучшего. Теперь, слава богу, ввиду растущей угрозы со стороны мирового коммунизма, стремящегося к мировому господству, эти парни в Вашингтоне взялись за ум и начали укреплять армию — щит нашей нации. Эти скряги в конгрессе наконец-то ассигновали нашим вооруженным силам почти сорок восемь миллиардов долларов. Прежде всего по приказу президента мы начали приводить в форму наших рэйнджеров, наши специальные войска, особенно отрабатывая парашютно-десантные операции и модернизируя наше оружие, с тем чтобы максимально повысить его огневую мощь.

Пока у нас в армии всего шесть тысяч «зеленых беретов», но это только начало. Даже эти пижоны из морской пехоты и парашютисты-десантники не могут тягаться с нами. Наша задача — лупить партизан и самим партизанить, проводить диверсии, вести специальную стратегическую разведку. Мы снабжены самым современным оружием: самозарядная винтовка М—14, пулемет М—60, гранатомет М—79, транспортные вертолеты «чинук» и «ирокез». Скоро мы получим в подарок такое оружие, какое вы и в комиксах не видели новые противотанковые ракетные гранаты, бронированную разведывательно-штурмовую самоходку «генерал Шеридан», транспортеры с алюминиевой броней М—113, индивидуальные ракетно-летательные аппараты, водные «туфли» для форсирования рек и разные другие игрушки.

Обещаю вам, ребята, что вы за всю жизнь не пролили столько пота, сколько прольете здесь, в Форт-Брагге. На вас не останется и унции жира, одни только мускулы, крепкие, как сталь. Я отучу вас пачкать пеленки, отмою вам мозги от грязи, что прилипла к вам в «гражданке». Словом, Форт-Брагг станет местом вашего второго рождения. Но помните: легче негру попасть в ку-клукс-клан, чем солдату стать «зеленым беретом»!

Пройдя полный курс подготовки, вы должны быть готовы в любой момент вылететь к черту в пекло: во Вьетнам, Лаос, Таиланд, Эквадор или Эль-Сальвадор, на Кубу или в Венгрию! Не исключено, что нам придется подавлять расовые беспорядки, спровоцированные коммунистами, в нашей собственной стране. — Полковник вытер платком вспотевшее, багровое лицо и скомандовал: — В казарму!

Когда в длинном коридоре казармы Битюк скомандовал: «Раздеться догола!» — Берди растерялся.

— Я пропал, — шепнул он Джину

— Почему?

— Мне нельзя раздеваться, у меня набрюшник.

— Ты хранишь в нем деньги, Берди? — попытался пошутить Джин.

— Это против пуповой грыжи, — грустно отмахнулся тот.

— У тебя грыжа?

— Пока нет. Но этот набрюшник мне пошила мама.

— В таком случае спрячь его.

Берди разделся, спрятал набрюшник в карман пиджака и стал в строй.

Голым он был очень смешон, этот нескладный Берди Сутулая спина с резко обозначившимися лопатками, худые руки, сухие ноги, тело в пятнах и каких-то фиолетовых точечках — видимо, следы бывшего фурункулеза.

Он выглядел нахохлившимся, кособоким, неуклюжим.

— Ты, конечно, рожден для войны, — глядя на него, съязвил Мэт.

— А ты для стриптиза? — вступился за Берди Бастер.

Огромный Бастер, со скошенными, сильно развитыми боковиками, дышал угрожающей мощью. На его гигантской груди, среди замысловатых наколок явно отличалась простотой и изяществом одна: уличный фонарь, под фонарем — скамейка, над скамейкой надпись: «Жду крошку ровно в семь».

— Не слышу ответа, Мэт, — сказал Бастер.

— Не люблю трепаться голым, — отмахнулся Мэт.

— Я подожду, пока ты снова оденешься, — сказал Бастер.

…Все, что произошло в течение двух последних суток, до того навалилось на Джина, что он даже как-то сник, двигался, подчиняясь ходу новой жизни, как во сне.

Только уколы самолюбию выводили его из этого странного состояния. Тогда он ощетинивался, готовый постоять за себя.

Жизнь словно переломилась пополам.

Где-то там, на том берегу, остался Нью-Йорк, дом в Гринич-Виллэдж, мама, Наташа, окна в сад, послушный ему руль «де-сото», колледж, друзья, свобода.

А здесь все, что начиналось, было сковано новыми, еще не осознанными законами жизни.

И люди были совсем другие, с другими инстинктами, реакциями.

Даже слов на вооружении у каждого, так показалось Джину, стало значительно меньше. Зато вечно вертелось на языке, бесконечно повторяясь: «Да, сэр. Нет, сэр».

Джина сразу же отвратил от себя красномордый Чак. И поразил жестокостью беспощадный «драминг-аут».

Вот только смешной, неуклюжий Берди да неутомимый Бастер отогревали его своим присутствием…

…Вслед за Бастером Джин подошел к первому окну, назвал свой номер и получил брезентовый рюкзак с замком. В других окнах он получил брюки, куртку, «джамп-бутсы» на толстой каучуковой подошве, белье, судки, столовый прибор и, наконец, в последнем окне — медальон.

вернуться

64

Стихи выдающейся американской поэтессы Эмили Дикинсон. (Прим. переводчиков.)