Печальная и горькая история с Ирэн подтолкнула ее; Стиви села и написала длинное письмо Самсону. Не получив возможности сделать это в письме к матери, тут она объяснила, что было хорошего в их отношениях. Вспоминая того напуганного мальчика, которого показал он ей однажды, она протягивала ему руку, подчеркивая, что ему достаточно будет только позвонить, и она тут же приедет. Подписав письмо словами «с любовью», она отправила его, надеясь, что рано или поздно Самсон примет ее предложение.

Ощущая поддержку Бена, она отдавала себя тем, кто был готов получить помощь. И все последовавшие годы она часто находила в себе сходство с той мифической фигурой на картине Самсона, что боролась, изгоняя демонов, державших ее «путниц» в заложниках, пожиравших их жизни – а зачастую и жизни тех, кто был к ним близок.

Оазис не выдвигал никаких претензий или философских догматов, и все же, как и Анонимные алкоголики – общество, основанное самими людьми в отчаянной жажде помощи, – он работал.

Тем не менее при всех успехах Стиви никогда не позволяла себе успокаиваться. Ее приверженность своей работе все возрастала и возрастала, она ясно понимала, что никогда не перестанет учиться, что будет всматриваться в уроки жизни до конца своих дней.

Порой идеи приходили из книг и журналов, а иногда – неожиданно болезненным образом от самих женщин, которые нуждались в помощи.

На примере Вирджинии Фолсом, жены миллиардера из Денвера, попавшей в Нью-Мексико в разгар шумного бракоразводного процесса, который смаковала вся пресса, а также последовавший вслед за этим драматически неудавшейся попытки покончить с собой, Стиви поняла, что иные «путники» иногда попадают в Оазис с тайной целью, как деструктивной, так и грязной. Не успела Вирджиния приехать, как в прессе стали появляться сообщения, детально изображавшие ее моральные страдания от притеснений супруга и ее болезненные попытки покончить со всеми проблемами разом. Когда ей все это показали, Вирджиния упорно, со слезами отвергала всякую свою причастность к этим материалам. Однако после тщательного расследования Стиви установила, что, пытаясь увеличить размер суммы, которую она должна была получить в результате развода, та подкупила служащую из столовой, чтобы передавать в прессу сумбурную, истерическую клевету на мужа и сфабрикованные описания ее собственного лечения. Стиви уволила служащую и, с огромной печалью, отправила Вирджинию домой.

– У меня такое чувство, будто я что-то проглядела, – сказала она Бену. – Видимо, я должна была с самого начала догадаться, что с Вирджинией что-то неладно. Нужно было…

– Ты ведь не можешь читать чужие мысли, – решительно оборвал ее он. – У тебя замечательное чутье, но ведь ты доведешь себя до сумасшествия, если будешь стараться читать мысли каждой персоны, которая проходит через твои двери. Ты обречена на ошибки, Стиви, от них никуда не денешься… Так что смирись с этим и постарайся привыкнуть.

Хотя совет Бена звучал весьма здраво, Стиви смогла принять его лишь частично. Она воспринимала каждую ошибку как личный просчет, даже крах, и, как ни больно было это сделать, была вынуждена признать, что попадались люди, которым Оазис не мог помочь. В результате горького опыта она выучила сигналы опасности, которые помогали распознавать их: женщин, изолированных и замкнутых, пусть даже они не пили и не употребляли наркотики; упорно требовавших, чтобы в них видели важных персон, не таких, как все; не желавших и не умевших отказаться от своего деструктивного поведения, неспособных слышать ничего, что могло бы им помочь; женщин, постоянно злых, одержимых паранойей.

Хоть ее работа и предполагала непрестанную борьбу, Стиви находила в ней покой и полноту жизни, даже смысл своего существования. Ее отношения с Беном давали ей то чувство безопасности и надежности, о которых она всю жизнь тосковала, но никогда прежде не знала. Впервые в своей жизни она начинала думать, что у нее есть все, что ей нужно.

Уверенная в том, что она и Бен похожи на две половинки одного целого, действующие в совершенной гармонии, она была удивлена, когда в разгар совещания, на котором они каждую неделю обсуждали свои достижения и промахи, заметила, что он уставился в окно. Она замолчала, но он, казалось, долго не замечал этого. Неожиданно он обернулся и с горячностью, которую она до этого не замечала за ним, выпалил:

– Выходи за меня замуж, Стиви… прямо сейчас. Она недоверчиво посмотрела на него. Откуда это у него? – удивилась она. И почему такая спешка? Он запоздало улыбнулся и взял ее за руку.

– Понимаю, что это не самое романтическое объяснение в мире, но я предлагаю тебе руку и сердце. Просто скажи, что ты согласна выйти за меня замуж…

– Ничего не понимаю, – удивилась она. – У нас ведь все и так идет хорошо, Бен. Почему тебе так внезапно понадобилось жениться?

– Это вовсе не внезапно… Если бы я не был тебе безразличен, ты бы заметила.

Упрек, прозвучавший в голосе Бена, показался ей таким же поразительным, как и его предложение. Она отодвинула в сторону бумаги извиняющимся жестом.

– Хорошо, – сказала она, – прости меня, если я была слишком занята своими делами. Расскажи мне, Бен. Расскажи, в чем дело?

Он провел рукой по своим серебряным волосам, хотя выглядел при этом волнующимся мальчишкой.

– Мне требуется какая-то определенность в моей жизни, Стиви. Я не хочу, чтобы все продолжалось вот гак, как сейчас… ведь я просто плыву по течению.

– Как ты можешь так говорить, Бен? А я-то думала, что мы вместе создаем эту жизнь.

Он покачал головой:

– Оазис… это твоя жизнь, Стиви. Я же просто был твоим союзником… принцем-консортом, – добавил он с ноткой разочарования.

– Нет, – перебила его она. – Ты был жизненной необходимостью с самого начала.

– Не буду спорить, – мягко согласился он. – Но этого для меня недостаточно, Стиви. Я хочу иметь настоящую семью, не просто… договоренность. Я хочу, чтобы мы были семьей… может быть, даже родили ребенка…

С каждым его словом Стиви все меньше верила своим ушам. То, что предлагал Бен… все это так отличалось от того, что было нужно ей.

– Ты дашь мне какое-то время подумать над этим? – попросила она. – Мне нужно…

– Время… – ответил он тихо. – Я думаю, что это и есть ответ.

– Не надо так, – умоляюще сказала она, не в состоянии понять настойчивость Бена. После всех лет терпения и взаимопонимания почему он ведет себя так?

Когда администратор компании «Уолш Фаундейшн» позвонил Стиви и спросил, не может ли она приехать в Вашингтон, чтобы обсудить пожертвования на Оазис, каковые компания намеревается сделать в следующем году, она немедленно согласилась, с облегчением получив законное извинение для отсрочки ее ответа Бену. Его предложение совершенно выбило ее из колеи; Стиви не только начала догадываться, что не знает Бена вовсе, хотя была до сих пор уверена в обратном; еще ее угнетало открытие, что он хотел и надеялся на коренные изменения в их отношениях.

Поездка в Вашингтон необходима, сказала она Бену, так же как и ему необходимо остаться тут и присматривать за Оазисом в ее отсутствие. Поверил ли он ей, думала она, или понял, что опрокинул ее и без того хрупкое ощущение жизни, уверенность, что все у нее идет так, как нужно?

И все же лишь только она оказалась в самолете, как сознание вины охватило ее. Мольба Бена о настоящем доме и семье глубоко тронула ее. Он заслуживал большего, чем отговорки и увертки, и она видела, что обидела его, не ответив сразу спонтанным и радостным «да». Как могла Стиви рассчитывать на то, что он поймет ее колебания, когда и сама она не вполне их понимала? Было ли это из-за того, что предложение Бена застало ее врасплох – или в этом было нечто, что обидело бы его еще больше… мечта, которую она отодвинула далеко, но все-таки не забыла, мечта о любви другого человека?

Когда Стиви прилетела в Вашингтон, в аэропорту ее встретил Винсент Сазерленд, администратор «Уолш Фаундейшн», и пригласил в ожидавший их лимузин.