— Где вы понабирали этих идиотов? — говорил Фуллер Зудину. — Кто вас просил их приглашать?

— Я думал… — попытался оправдываться Зудин.

— Он думал! У нас без вас есть кому думать. Ваше дело выглядеть. Идите к визажисту, через полчаса едем на встречу с избирателями!

Где и что должен Зудин говорить избирателям, придумывали в группе политологов, находившейся здесь же, на 11-м этаже. Зудину эти политологи казались совершенными бездельниками, но само их присутствие, конечно, придавало штабу респектабельность. На двери соседнего с ними номера висела табличка «Служба имиджа», и здесь он чувствовал себя более или менее уютно среди симпатичных молодых девушек — парикмахера, визажиста, стилиста, психолога и хореографа. Они обихаживали его перед каждым выходом на публику, а с девушкой-хореографом, учившей его правильно двигаться и танцевать под современные ритмы, у него вообще возникли доверительно теплые отношения, и, если бы не выборы, он бы, пожалуй, пошел дальше, но сейчас вся его жизнь, каждый час и каждая минута были расписаны безжалостным Фуллером, и он должен был подчиняться этому жесткому режиму. Один раз Зудин попытался сопротивляться, заявив: «Это все-таки моя избирательная кампания!», на что Фуллер спокойно заметил: «Неужели? Может быть, и деньги ваши?» И Зудин заткнулся.

Был еще отдел по работе с избирателями и специальная, сильно засекреченная группа, работавшая против других кандидатов, в основном методом сбора и сброса в прессу компромата. И была шумная, какая-то сумасшедшая группа обеспечения культурной программы, занимавшая два полулюкса, здесь можно было встретить известных артистов, вламывавшихся среди ночи со всей своей свитой и первым делом выяснявших вопрос о форме расчета (все предпочитали наличной валютой), мимо Зудина они проходили по коридору, не замечая и не реагируя, он был для них пустое место, но случалось, что сам Фуллер за руку приводил его в артистические номера со словами: «А вот и наш кандицат!» — тогда артисты начинали принужденно улыбаться, шутить и после бокала непременного шампанского «за знакомство» лицемерно желали ему победы. Зудину казалось, что и артисты, и, главное, Фуллер его презирают, относятся к нему как к некоему неодушевленному объекту, может быть, кукле и что он, Зудин, хоть и кандидат, но никакой не хозяин здесь и не начальник над Фуллером, а хозяева и начальники его предвыборной кампании находятся далеко отсюда, и он их, возможно, никогда не увидит и не узнает.

Однажды Зудин нос к носу столкнулся в коридоре 11-го этажа с тем самым «банкиром», с которым случайно познакомился в Ницце, и кинулся к нему, как к старому другу, но тот повел себя странно: стал говорить, что он буквально на пару часов и ему, собственно, нужен не он, Зудин, а Фуллер, «так что извини, брат, как-нибудь в другой раз», после чего скрылся за дверью люкса. «А зачем банкир приезжал, что-нибудь не так у нас?» — спросил потом Зудин у Фуллера. Тот посмотрел на него удивленно и сказал: «Какой банкир? А, этот… Это не банкир». «А кто?» — растерялся Зудин. «Не забивайге себе голову ненужной информацией», — ответил Фуллер.

В субботу с утра Зудина нарядили в джинсы и майку — с его же собственным изображением спереди и надписью «Тот самый Зудин!» сзади — и в таком виде возили в городской парк, где он лично катал ребятишек на ослике, пожимал руки их родителям и раздавал бесплатное мороженое. В обед его переодели в светлые брюки и яркую цветную рубашку и повезли в университетский городок, где уже ждали студенты, многие из которых подрабатывали в штабе Зудина — распространяли газеты, расклеивали плакаты и даже ходили агитировать за него по домам, правда, не слишком успешно, потому что граждане боялись открывать двери незнакомым молодым людям. Выступая перед студентами, Зудин сделал упор на то, что он — такой же, как они, можно сказать, один из них, более того — любой студент, который сегодня голосует за Зудина, может сам через несколько лет баллотироваться в губернаторы. «Если, конечно, к власти в нашей области не вернутся, боже упаси, коммунисты!» — это была ключевая фраза всех его выступлений. При слове «коммунисты» студенты заученно выдали: «У-у-у!» Вечером на Зудина надели смокинг и бабочку и повезли на площадь, где уже три часа шел рок-концерт звезд эстрады. Там он пытался что-то спеть в обнимку с Аликом Загмановым и даже станцевать с девицей из варьете-дуэта, при этом она расплющила об него свой бюст и томно заглядывала в глаза, на что порядком уставшая публика отреагировала, правда, вяло. Но потом началось самое интересное. Зудин подошел к микрофону и, тяжело дыша после танца, объявил, что вот сейчас здесь будет разыграна лотерея для молодежи города Благополученска и победитель ее получит путевку в… Тут он сделал паузу, площадь притихла, и он выкрикнул что было сил:

— Соединенные! Штаты! Америки!

На сцену выкатили стеклянный барабан, публика взревела и ломанулась к нему, так что дежурившие омоновцы едва сдержали натиск. Зудин предусмотрительно отошел в глубь сцены и предоставил проводить розыгрыш опытному в таких делах Яше Молькину.

— Ну-с, — сказал Яша, — у кого с собой есть комсомольский или партийный билет, поднимите руки!

Толпа разочарованно загудела, но несколько рук все же поднялось.

— А мы предупреждали, там в приглашениях было указано! — сладким голосом пел Яша. — Ну ладно, играем с теми, у кого есть. Откройте и посмотрите, с какой цифры начинается номер вашего билета. С цифрами семь, девять и одиннадцать — прошу сюда, на сцену.

В толпе закопошились, замигали зажигалки и спички. «Темно, не видно!» — крикнул кто-то. Наконец в разных концах площади раздались короткие вскрики и несколько человек стали пробираться вперед, держа в вытянутой над головой руке красные книжечки.

— Тэк-с, посмотрим! — сказал Яша, потирая руки и припрыгивая. — Девушка, неужели и вы состояли в комсомоле, вы такая молоденькая, мне просто не верится, сколько вам лет, если не секрет?

Девушка — высокая дылда в стоптанных босоножках и короткой юбочке, из-под которой торчали искусанные комарами худые ноги — неожиданно громко заржала и сказала в микрофон: «Пятнадцать».

— Ну? — сказал Яша, чуя интригу. — И откуда же у вас комсомольский билет? Надеюсь, вы никого не обокрали? Разрешите-ка… О! Девушка, а у вас и не комсомольский билет вовсе, а партийный! Где вы его взяли? Ах, папин! А где папа? Не знаете… Одну минуточку, я должен посоветоваться с нашим кандидатом. Евгений Алексеевич, можно вас…

Но Зудина уже и след простыл, он в это время мчался в сторону клуба железнодорожников. Там он вышел на сцену в строгом и скромном сером костюме с галстуком, в пояс поклонился залу, объявил, что с детства любит советские и особенно военные песни и что, если его изберут губернатором, он сделает все, чтобы старикам жилось спокойно и хорошо до самой смерти. После чего поцеловал ручку Алевтине Сандуновой, обнялся с Иосифом Кацем, успев шепнуть ему: «Вас Фуллер просил заехать за расчетом», и широким жестом пригласил всех зрителей в фойе клуба, где их ждал небольшой сюрприз. В фойе несколько бойких молодых людей, одетых в форму Макдональдса, бесплатно раздавали продуктовые наборы, в которых были: банка сгущенки, банка печени трески, пачка чая и пачка импортного печенья. Старики выстроились в очередь и даже приготовили ветеранские удостоверения, но выяснилось, что предъявлять их не надо, дают всем, тогда они еще плотнее сдвинулись, нетерпеливо подталкивая впереди стоящих и строго следя, чтобы никто не влез без очереди. На пакетах была все та же улыбающаяся физиономия и надпись: «Я сделаю вас счастливыми! Ваш Евгений Зудин».

И целый день, и весь вечер телевидение Благополученска крутило рекламные ролики, сделанные по единому принципу:

«Не платят пенсию? Голосуй за Зудина!». «Душат налоги? Голосуй за Зудина!». «Течет кран? Голосуй за Зудина!» и даже — «Болит живот? Голосуй за Зудина!».

— Убить его, что ли? — мрачно говорили к концу этого дня в штабе Рябоконя, а в штабе Гаврилова боялись даже наведаться к своему кандидату. Сам Паша беспрецедентную акцию Зудина расценил как личное предательство мэра Благополученска Эдуарда Скворцова.