– Однажды вы сбежали от моего возмездия, – объявил Рэдалф Элану. – Но второй раз вам это не удастся. Я повешу вас и вашего сообщника на стене замка.

– Дедушка! – Уилл, оставив Джоанну с Самирой, поспешил к Рэдалфу. – Я слышал последние слова твоего обвинения. Неужели это так? Неужели сэр Люкас и сэр Спирос убили моего отца?

– Лживые имена лживых людей, – гремел Рэдалф. – Из собственных уст святого отца я услышал признание, что они его родичи, и тогда я тоже узнал их. Да, Уилл, это Элан из Уортхэма и Пирс из Стоуксбро вернулись на место своего преступления.

– Дедушка. – Юношеское лицо Уилла побледнело, губы твердо сжались. Он протянул к Рэдалфу правую руку. – Дай мне свой меч. Это мое право… нет, более чем право, это мой долг казнить нелюдей, которые убили моего отца. Разреши мне это, дедушка. Не передавай их во власть Бэрду. Возмездие должен совершить я, сын славного рыцаря Криспина.

– Итак, ты воистину мой наследник. – Рэдалф сверкающим от гордости взглядом окинул Уилла. – За те несколько недель, которые прошли со времени твоего возвращения из замка, где ты воспитывался, я начал страшиться, что мой внук стал слишком мягким. Да, дорогой мальчик, ты требуешь права мести, которое поистине принадлежит только тебе. Смело действуй, Уилл! Пусть свершится наконец правосудие. Коли убийцу в брюхо, как когда-то он заколол твоего отца. Стража! Крепко держите подлых убийц. Настал час казни. – И, бросив торжествующий взгляд на Джоанну, Рэдалф вытащил свой меч и вложил его в правую руку Уилла.

Двое солдат схватили Элана, заломили ему руки за спину и держали так, что он не мог шевельнуться. Двое других точно так же крепко держали Пирса.

– Я считал вас друзьями. – Уилл приблизился к ним и поднял меч Рэдалфа. – С открытой душой я пригласил вас в свой дом и оказал гостеприимство. Вы сидели за моим столом и ели вкусные блюда, которыми я вас угощал. Лжецы! Убийцы! Воры! Вы украли у меня жизнь моего отца до того, как я родился на свет. – Он направил меч на Элана и приготовился колоть.

– Нет! – Вопль Джоанны взорвал тишину зала. Она кинулась к Элану, закрывая его своим телом. – Если хочешь убить его, убей сначала меня!

Солдаты были так ошеломлены внезапным поступком Джоанны, что почти отпустили своих жертв. Элан высвободил руки и, крепко обняв Джоанну, спрятал ее за своей мощной спиной.

В тот же самый момент Пирс так же освободился от потрясенных стражников, державших его, и, когда его правая рука вырвалась из цепких рук, Роэз вложила в нее меч.

– Никто не видел, как я его подняла, – шепнула она. – Пусти его в ход.

– Он мне понадобится. – Пирс двинулся туда, где посреди зала одиноко замерла Самира. Рэдалф тоже шагнул к ней, протягивая вперед руку, чтобы схватить ее за запястье. Самира, увидев, что он приближается, отпрянула в сторону, и в ту же минуту Пирс встал между ними.

– Только пальцем коснись моей дочери – и ты умрешь, – произнес он низким угрожающим голосом.

– Дочери? – воскликнули Уилл и Роэз.

– Это правда, – сказала Самира. Не обращая внимания на солдат, чьи вынутые из ножен мечи были направлены на нее и Пирса, она продолжала: – Я, дочь Пирса, барона Аскольского, этот титул мой отец заслужил своим мужеством в сраженьях. А теперь пришло время сказать всю правду. Дядя Эмброуз, убеди лорда Рэдалфа позволить тем, кто хочет раскрыть всю правду, сделать это.

– Только не я, – отвечал отец Эмброуз, приближаясь к ней. – Я не касался оружия с тех пор, как стал аббатом, но думаю, что эти воины скорее убедят Рэдалфа, чем служитель церкви.

– Какие еще воины? – взбесился Рэдалф, оглядываясь по сторонам. – Я не вижу здесь воинов, кроме дюжины моих, а они тебя не будут слушаться, жалкий поп.

Эмброуз лишь слегка кивнул головой, и монахи, которые пришли с ним, скинули свои рясы, под которыми оказались кольчуги и мечи. Когда Рэдалф, круто повернувшись на каблуках, рванулся к выходу звать подкрепление, он понял, что несколько пришельцев, став спина к спине, не позволят ни единой душе покинуть большой зал или войти в него.

Люди Рэдалфа растерянно оглядывались кругом, безмолвно ожидая приказа. Бэрд стоял одиноко и, положив руку на меч, следил глазами за Рэдалфом.

– Дьявольщина! Что это значит? – заорал Рэдалф на Эмброуза.

– Это мои воины, – ответил Элан, – воины Элана, эмира Трапанийского, первого помощника эмира эмиров королевства Сицилии. – Он продолжал перечислять список своих титулов и почетных званий. В зале становилось все тише, по мере того как находившиеся в нем начинали понимать, что имеют дело не просто с мошенником, объявленным «вне закона». Покончив со своими титулами. Элан сообщил и все титулы Пирса. Завершив и это, он, обняв за плечи Джоанну, направился через весь зал туда, где посередине стояли Пирс и Самира.

– Мама? – Уилл кинулся к матери, и она, протянув ему руку, прижала сына к своей груди.

– Оставайся со мной и молчи, – приказала она. Рэдалф, однако, молчать не стал. Он начал бушевать.

– Схватите их! – бесновался он. – Этот человек покалечит мою дочь. Остановите его, я приказываю!

Ни один человек из Бэннингфорда не двинулся. Отчасти потому, что Бэрд молчал, а еще потому, что люди Элана стояли с мечами наготове. Во время этой неразберихи в зал привели Лиз, и теперь она стояла сзади Бэрда, наблюдавшего за происходящим, прислушиваясь ко всему с чуткостью дикого зверя, увидевшего добычу и приготовившегося ее схватить.

– Садитесь на свое кресло лорда, барон Рэдалф, – издевательски произнес Элан. – Эмброуз, позвольте начать диспут.

– Тут нечего обсуждать, – взбунтовался Рэдалф, не двигаясь с места. – Эти люди преступники, королевским указом они объявлены вне закона. Любому дозволяется их убить.

– Ты лжешь! – Джоанна вырвалась из объятий Элана и отпустила руку Уилла, чтобы встать лицом к лицу с отцом. Глаза ее сверкали гневом, накопившимся за восемнадцать лет лжи и заточения, но голос звучал твердо. – Элан не убивал Криспина, а Пирс не был пособником в этом убийстве. И ты это знаешь! Ты всегда это знал.

– Мама! – воскликнул Уилл, приближаясь к ней. – Ты переволновалась. Дай мне отвести тебя в твою комнату, а мы, мужчины, проследим за тем, чтобы справедливость восторжествовала.

– Я никогда больше ногой не ступлю в эту комнату-тюрьму, – объявила Джоанна. – Я скорее умру, чем вернусь туда. И никакая справедливость не восторжествует в этом зале без моих показаний. Вильям Криспин, тебе лгали всю жизнь, лгали обо мне, о твоем отце, об этих двух достойных людях, которых сейчас здесь ложно обвиняют. Меня принудили оставаться в этой комнате угрозами расправиться с тобой и Роэз, если когда-нибудь скажу хоть слово правды. Потому что я знаю, как был убит твой отец, кем и почему.

– Роэз, немедленно уведи безумицу, – приказал Рэдалф. – Моя дочь сошла с ума, несчастное создание. Поэтому я и охранял ее все эти годы.

– Я не сошла с ума, – возмутилась Джоанна, – хотя было время, когда мне казалось, что теряю рассудок.

– Пусть леди Джоанна поведает нам то, что собиралась, – вмешался Эмброуз, предупреждая новую ложь Рэдалфа. – У меня есть личные мотивы узнать правду о тех событиях, о которых она расскажет. Это ведь моего племянника убили. Я хочу услышать исповедь Джоанны.

– Она не скажет ничего заслуживающего доверия, – завизжал Рэдалф.

– Я сам решу – верить леди Джоанне или нет после того, как выслушаю ее, – твердо сказал Эмброуз. – Рэдалф, если вы не хотите садиться, сяду я. Я, согласитесь, старше вас, и кости мои ноют. – Он подошел к верхнему столу и опустился на стул, который обычно занимала Роэз. Его независимое поведение заставило всех в зале стать лицом к возвышению, так что само собой получилось, что Эмброуз занял положение судьи, в то время как те, кто стоял ступенькой ниже, выглядели теперь просителями.

– Рэдалф, я приглашаю тебя присоединиться ко мне. – В душе Эмброуз глумился над низверженным негодяем.

– Я останусь там, где стою, – издевательским тоном ответил Рэдалф. – Я не выношу самонадеянных претензий отцов церкви всех судить.