Глава двенадцатая

В последний раз в храме гремел барабан. Диск солнца затягивало серой мглой, все золото города — мрамор и камень, фрески и позолота — потускнели. Странное свечение вокруг купола храма, которое заметила еще Юинард, стало очень сильным. Его яростный свет пронизывал воздух вокруг и превращался в корону из пыли. Наверху, на горе, дул свежий бриз, а внизу, на улицах, была атмосфера запертой комнаты, удушающая и напряженная. Несмотря на странный облик Ферн, никто не остановил ее на пути к храму. Стражники дали ей пройти, и никто не помешал дойти до апартаментов Иксэйво, где ее и нашел хозяин апартаментов, пришедший переодеться к церемонии.

— Ты сбежала, — сказал он, и по его лицу было видно, что он не знает, как на это реагировать.

— Конечно.

Черты его лица исказились, затвердели.

— Однако ты верна нашей сделке. Это разумно. По крайней мере, у тебя хватает ума понять, что альтернативы нет.

— Это не было сделкой, — напомнила она ему. — Я верна своей судьбе.

И в этот момент прекратилась барабанная дробь. Время Атлантиды истекло, городу оставалось жить немногим больше часа. Минуты и секунды утекали в бессмертие. Ферн спряталась за балюстрадой галереи около лестницы.

— Я арестовал девушку-нимфелина, — сказал ей Иксэйво. — Мой личный слуга приведет ее к тебе и будет следить, чтобы она не сбежала.

Стены еще вибрировали от последней дроби барабана, когда вошел мужчина, ведя на короткой цепи нимфелина. Девушка наклонила голову, и ее длинные черные волосы закрыли лицо. Когда она подняла голову, стали видны ее глаза: не голубые, не зеленые, они были цвета морской воды. Она молчала, Ферн тоже. Слуга привязал цепь к балясине балюстрады и ушел.

— Ты перешла на другую сторону, — сказала Юинард, инстинктивно понизив голос почти до шепота. — Ты нас предала.

— Я ни на чьей стороне, — ответила Ферн. — Я должна что-то сделать. Я попытаюсь. Вот и все. А почему ты не ушла с дельфином? Ты ведь была уже так далеко…

— Я жительница Атлантиды. Здесь мой дом. — Как Изрэйми, подумала Ферн и ей захотелось понять, где же ее дом. Она вспомнила деревню на Маунт Вез, но у нее перед глазами стоял дом из ее сна в тюремной камере, странный серый дом с черепичной крышей и мрачными окнами, в которых отражается небо. Дом, который на самом деле она никогда не видела.

— Ты можешь снять цепь? — спросила Юинард.

Ферн попыталась, но ей это не удалось.

— Это сделал Иксэйво, он освободит тебя, когда придет время. У него и для тебя есть дело.

— Я не хочу ему помогать!

— Ты будешь помогать не ему, — сказала Ферн. — Ты будешь помогать мне.

Ферн думала, что Юинард станет возражать, но для разговоров больше не было времени. Ферн показалось, что нимфа попала сюда очень вовремя, как будто заполнилась головоломка, задуманная судьбой. После нерешительного протеста Юинард девушки придвинулись друг к другу и стали смотреть в просветы балюстрады вниз, в святилище.

Снова начал грохотать барабан, но не громко, а мягко, в ритме пульса. На концах лучей солнца, нарисованных на полу, стояли священнослужители, наделенные особым Даром. Многие из них принадлежали к двенадцати старинным семьям. У них, как и у Иксэйво, были выбриты головы, й их одежды так плотно были вышиты металлической нитью, что стояли колом, будто деревянные. Их лица были обращены к центру, где прежде возвышался алтарь с Лоудстоуном.

Но древнего алтаря не было. Вместо него стояла Дверь, дверь без стены, возвышавшаяся посреди огромного пространства. Дверь была посажена в хрустальную арку, с обеих сторон увитую странными растениями из агата и яшмы, усыпанную грибовидными созданиями, чьи глаза из драгоценных камней поглядывали со шляпок поганок, а многочисленные лапки цеплялись за раму арки. Сама Дверь была черной, но ее панели были инкрустированы загадочными красно-золотыми иероглифами, ручка Двери была сделана из рубина, и крошечная рептилия из зеленых камешков украшала архитрав. На поверхности Двери не было видно замочной скважины. Монумент помешательству, подумала Ферн, фантазия ночного кошмара, выполненная из драгоценных камней, экстравагантная и грубая, абсолютно банальная, детские мечты королевы-ведьмы со вкусом дикаря. Врата в Смерть, как определила это Зорэйн, ворота из мира в мир, из Жизни в Бессмертие. Но Ферн видела эти Врата на верхней террасе и знала, что Иксэйво прав, это была Дверь, всего лишь Дверь, хотя она и не могла догадаться, куда эта Дверь ведет.

«Она будет пытаться открыть Дверь в Смерть», — сказал Хермит, но память почти не сохранила его инструкций, и Ферн казалось, что она слышит другой голос, ясный, но раздающийся издалека. Этот голос говорил: «Вещи не всегда являются тем, что вы себе представляете». И это звучало так, будто говорила она сама, но в каком-то другом месте и времени.

Вошли два служителя с горящими жаровнями, душистый дым от которых поднялся к галерее. Позади них выступала Зорэйн. Она была в платье до колен, сделанном из шелка такого же тонкого, как и ее вуаль, усыпанная бриллиантами. Под этой одеждой просматривались все детали ее тела: выпуклости грудей с сосками, черными, как виноградины, рубин в ее пупке, треугольная тень волос внизу живота. За ней, как хвост кометы, летел конец вуали, окрашенный в оранжевый, красный, розовый и малиновый цвета. Волосы ее были убраны в виде высокой конической башни, обвязанной золотыми нитями, и этот рог над головой Зорэйн Ферн узнала, хотя не понимала почему. Тонкая золотая патина покрывала веки и скулы Зорэйн, а губы блестели, как полированный металл. На груди ее висел ключ.

Иксэйво следовал за ней на расстоянии нескольких шагов. Он не смотрел на галерею, но занял позицию неподалеку от лестницы. Служители с жаровнями тоже отошли в стороны. Зорэйн в одиночестве шагнула в центр солнца-звезды и остановилась, глядя на Дверь.

Все необходимые приготовления были сделаны. Ферн разглядела круг, нанесенный бело-серым порошком внутри звезды-солнца. Нет, не круг, а полукруг, диаметр которого проходил у порога Двери. Зорэйн провела рукой, что-то произнесла, и по кругу пробежало пламя, которое отгородило Зорэйн от ее помощников. Все линии, прочерченные на полу, начали пульсировать и мерцать, излучая сияние. Священнослужители начали монотонное пение, Ферн уловила только одно слово, благоговейный термин, обозначающий смерть. Пение стало громче, и Ферн осознала могучие способности языка. Слово образует идею, идея создает веру, вера творит мир. Храм был наполнен верой, и Зорэйн, стоящая в центре, плавными жестами ею управляла, ее трепещущие пальцы оставляли в воздухе светящийся след. Губы двигались, произнося заклинания, сначала невнятно, потом все громче и громче, и наконец ее голос заглушил пение священников.

— Смерть живущим! Открой Врата, открой Путь! Открой ключу — ключ — ключ! — Зорэйн подняла ключ, и с ее рук на Дверь прыгнула змейка огня, которая обвивалась и танцевала вокруг поганок, вокруг агатовых клешней, трогая и оживляя их. Пение священнослужителей изменилось, оно стало глубже и еще громче. Из укрытия в аркаде чьи-то руки вытолкнули в круг хрупкую фигурку. Это был мальчик лет десяти-двенадцати, почти обнаженный. Он с испугом оглядывался по сторонам. Ферн вцепилась в поручень балюстрады. Зорэйн, отпустив ключ, который стал покачиваться на цепи, свисающей на ее груди, схватила мальчика за плечо и, с силой обернув его, поставила перед собой. Она подняла другую руку — в ней блеснул нож. Мальчик дрожал и силился закричать, но его голос утонул в хоре заклинаний. Занавес огня взвился вверх и устремился к куполу. Сквозь голубую пелену огня Ферн увидела, как опустился нож, увидела, как клинок погрузился в грудь мальчика. Нож был настоящим, плоть была настоящей, и настоящим был язык крови, лизнувший пол. Зорэйн стояла, расставив ноги над упавшим мальчиком, вздрагивая в экстазе, и огонь стал слабеть и опускаться. За Дверью сгустилась тьма, и круг замкнулся.

«Ей не нужно было его убивать, — промелькнуло в сознании Ферн, — которая никогда еще не видела, как убивают людей. Ей не нужна была жертва. Это нужно было лично ей, но не ее Дару…»