Доктор Великанов заметил, что, повидавшись с сыном, степенная Ульяна Ивановна стала еще степеннее и величественнее, и он нашел, что к ней это очень идет.

Глава четырнадцатая

На следующее утро, несмотря на мороз, доктор Великанов самым решительным образом заявил о своем намерении идти в лес, на место летней стоянки, с целью разыскать и извлечь спрятанную печать. Ульяна Ивановна изъявила желание ему сопутствовать. Другим добровольцем, примкнувшим к экспедиции, оказался Санька-Телефон.

Зима, богатая в том году снегом и инеем, настолько изменила лесной пейзаж, что понадобилось часа полтора, чтобы разыскать знакомое место.

Печать оказалась в полной сохранности.

– Она цела, Ульяна Ивановна! – воскликнул доктор, осматривая маленький кружок. – Теперь дело за больницей.

– А зеленый абажур-то, батюшка? – Поди ведь, разбили его. Как вы без него обойдетесь?

Доктор Великанов внимательно посмотрел на Ульяну Ивановну и убедился, что слова ее шли от души и вовсе не были продиктованы иронией. Было ясно, что вопрос о зеленом абажуре становится актуальным.

– Дорогая Ульяна Ивановна, – весело сказал доктор, – бесспорно, зеленый абажур – превосходная вещь, в некотором роде – это венец комфорта, но не будем преувеличивать его значение. Я стал менее привередлив и был бы счастлив теперь работать при любом освещении.

Всю обратную дорогу доктор Великанов был оживлен и разговорчив.

– Теперь я могу не скрывать, Ульяна Ивановна, – говорил он, – что в иные минуты наших скитаний, когда мы подвергались серьезной опасности, случалось, что мое сердце сжималось от страха, но я могу быть доволен тем, что ни разу, ни при каких обстоятельствах я не терял самообладания. В невыносимо тяжелых для русского советского человека условиях фашистской оккупации я черпал утешение в сознании, что мог приносить пользу Родине и способствовать ее победе. Что же касается вас, Ульяна Ивановна, то я любовался вами…

– Вот уж нашли кем любоваться! – сказала Ульяна Ивановна и, зардевшись, потупила взор. – Вы, Арсений Васильевич, говорите – самообладания не теряли, а я сколько раз теряла…

– Когда же, Ульяна Ивановна? – удивленно спросил доктор.

– Первый раз в комендатуре, когда нас грабить начали; второй раз, когда на арбайт ходила. Здесь я уж совсем не выдержала.

Доктор спорить не стал.

– Я любовался вами, Ульяна Ивановна, – повторил он. – Меня восхищало ваше мужество, ваше уменье преодолевать трудности, ваш гуманизм и, наконец, ваше чувство собственного достоинства, которое не покидало вас ни на минуту.

Воздав должное личным качествам своей неизменной спутнице, доктор Великанов обратил красноречие к Саньке-Телефону.

– Я не могу тебя хвалить, мой юный друг, потому что похвалы могут тебя испортить, – сказал он, – но, на мой взгляд, ты обладаешь всеми качествами, чтобы стать замечательным советским человеком…

Доктор положил руку на голову Саньки.

– Никогда, ни при каких обстоятельствах не забывай того, что видел! Будь весел, добр, гуманен, но не будь благодушен. Всегда и везде помни, что твоя Родина молода, прекрасна и могуча и что есть люди, мечтающие погасить взошедшее над ней солнце. Выбери любую полезную профессию и трудись для Родины, но не переставай быть воином.

Короткий зимний день пролетел незаметно. Вечер уже ознаменовался неожиданным и очень знаменательным событием.

– Доктора Великанова и Ульяну Ивановну немедленно в партизанский штаб требуют! – важно сообщил, просунув в дверь голову, Санька-Телефон. – Чтобы сейчас же шли и оделись почище – банкет будет.

Обращаясь к доктору и сестре-хозяйке в третьем лице, Санька полагал, что таким образом достигается большая официальность и торжественность приглашения.

Но доктор Великанов не обратил на это внимания.

– Банкет? – спросил он. – Да ты, пострел, знаешь, что такое банкет?

– А то! – обидчиво ответил Санька.

– Что же это такое, по-твоему?

– А вот! – Санька выразительно щелкнул себя двумя пальцами по шее. – В аккурат в семь часов начнется.

– Уж идти ли нам туда, батюшка? – в сомнении спросила Ульяна Ивановна доктора Великанова. – А ну и впрямь дебоширство получится? Наред в лесу одичать мог, да и посуда, чай, немытая…

– И все-таки мы пойдем, Ульяна Ивановна, – весело отозвался доктор.

– Что же, вы и пить тоже будете?

– Обязательно!

Ульяна Ивановна с недоверием и любопытством посмотрела на доктора, но так и не поняла – смеется он или говорит правду.

Но, по-видимому, доктор не шутил. Разыскав в чемодане бритву, он не без торжественности приступил к ее правке.

– Никак бриться думаете? – спросила Ульяна Ивановна.

– Всенепременно! – ответил он.

– Усы и бороду или одну только бороду?

– И усы и бороду, Ульяна Ивановна.

– Тогда, Арсений Васильевич, воротничок и галстук надеть придется?

– Разумеется.

– Так я приготовлю. Да и самой, должно быть, нужно кое-что поискать.

Минут через сорок наши герои с немалым изумлением рассматривали друг друга. Перед Ульяной Ивановной стоял настоящий городской доктор Великанов. Доктор же увидел рядом с собой шуршащую шелками даму – уже седую, но в высшей степени представительную.

Все более настраиваясь на праздничный лад, Ульяна Ивановна извлекла из каких-то тайников небольшой флакон «Духов трефовой дамы» и кружевной носовой платок. Каково же было ее удивление, когда доктор, услышав запах духов, попросил:

– Брызните, Ульяна Ивановна, чуточку и на меня.

Еще раз с удовольствием осмотрев себя и друг друга, наши герои надели шубы. Напялив на голову свою шляпу, доктор подошел к зеркалу.

– Я нахожу, Ульяна Ивановна, – сказал он, рассматривая себя, – что в общем получился довольно стройный ансамбль: шляпа и воротник из Злой Греты прекрасно гармонируют друг с другом.

Как ни была благодушно настроена Ульяна Ивановна, но это заявление глубоко ее возмутило.

– Собачий-то воротник гармонирует? – с негодованием запротестовала она.

– Я, конечно, вовсе не утверждаю, что рыночная ценность этого воротника равна стоимости бобра, – мягко возразил доктор. – Но самое понятие ценности нуждается в некотором уточнении. Цена этого воротника – несколько десятков сохраненных жизней партизан, Ульяна Ивановна. Затрудняюсь определить, скольким миллионам это равняется и может ли вообще быть переведено на миллионы, но такой воротник меня вполне устраивает.

Выйдя на улицу, Ульяна Ивановна была ошеломлена совершенно неслыханной вещью – доктор Великанов взял ее под руку. Хотя и было темно, ей показалось, что все Большие Поляны смотрят в эту минуту на нее и на доктора Великанова. И от этого грудь Ульяны Ивановны заволновалась глубоко и порывисто.

Между тем, доктор Великанов продолжал рассуждать:

– В пору исторических потрясений очень многое становится условным и относительным. Пример с собачьим воротником может быть обобщен. Не является ли сегодняшний банкет, на который мы приглашены, одним из замечательных событий нашей жизни? И у меня есть все основания полагать, Ульяна Ивановна, что это далеко не последнее счастливое событие, участниками которого нам предстоит стать. У меня слишком много оснований для такого оптимизма.

Рассуждая таким образом, доктор Великанов довел Ульяну Ивановну до партизанского штаба, открыл дверь и… на глазах своей пораженной спутницы взлетел вверх.

Чудесного в этом ровно ничего не было. Доктор Великанов и Ульяна Ивановна настолько запоздали на банкет, и собравшиеся раньше их партизана успели организовать некий заговор. В ту минуту, когда пост у окна (это был Санька-Телефон) сигнализировал: «Идет!», все сгрудились у двери и с криком: «Качать доктора Перца!» дружно в него вцепились.

Зная комплекцию доктора и силу партизанских рук, наводивших ужас на самых дюжих немцев, мы без труда можем представить, как легко был оторван от земли доктор Великанов и как высоко взлетел он вверх. Справедливость требует, впрочем, отметить, что он не очень протестовал против такой встречи.