– Соврав ей? Сказав, что у нее нет никаких данных, хотя она может стать самой блистательной моделью? О нет. Даже ради тебя я не сделаю этого.

– Ну спасибо. По крайней мере, я понял, что значу для тебя.

– Я предупреждала, что если она спросит, то скажу ей правду.

– Черт возьми, позволь мне кое-что тебе объяснить. Когда тот, кого ты любишь, наносит удар в спину, от предупреждений легче не становится.

Мона побледнела. Неужели это тот самый мягкий и тактичный человек, которого, как ей казалось, она знала? Жесткие черты лица исказила ярость.

– Я не заслужила от тебя обидных слов. И никогда не наносила тебе удар в спину. Я больше не останусь здесь, чтобы и дальше выслушивать оскорбления. – Она поставила стакан на столик и направилась к дверям. – Когда ты будешь говорить нормальным вежливым тоном, можешь позвонить мне.

Бросившись следом, Арни остановил ее.

– Хорошо, я не должен был этого говорить. Прими мои извинения.

Мона вернулась в комнату.

– Ты должен понять, что я не могла соврать Софи. Ведь речь идет о ее безусловной одаренности.

– Но ведь это всего лишь дело вкуса, не так ли? Это ты считаешь, что она обладает необыкновенными данными.

– Как и агентство «Бартон и Вэнс», которое перевидало моделей более чем достаточно. Мое мнение профессионально, есть у меня и моральные принципы. Софи понимала, что у меня за спиной стоишь ты. И дай я ей от ворот поворот, она бы просто нашла кого-то другого, а результат был бы тот же.

Арни издал глухой звук, напоминающий рычание.

– Успокойся, ну подумай сам, – взмолилась Мона. – Ты всегда так гордился ее умом, и не стоит удивляться, что она пустила его в ход, выбирая свою дорогу. Не в наших силах остановить ее, когда девочка поняла, в чем она по-настоящему талантлива, и даже не пытайся. Ты как-то говорил, что она должна в полной мере реализовать то, что ей дано от Бога, но она одарена более чем щедро, и у тебя нет права диктовать, какой из талантов ей следует развивать.

– Я действую только ради ее же блага…

– Это затасканная родительская отговорка. Постыдился бы пускать ее в ход. Неужели твои слова о независимых женщинах всего лишь сотрясение воздуха?

Перестань уговаривать меня! – заорал Арни. – Для меня способности Софи не пустые слова. Мы сегодня крупно поговорили с ней, вспомнив все наши давние стычки. И в ходе разговора она дала мне понять – именно ты убедила ее, что у нее есть право самой решать свою судьбу!

– Но так и есть! Она наделена здравым умом. Его у нее куда больше, чем у отца, если тебя это интересует.

– В любом случае я требую, чтобы ты перестала подрывать мой авторитет в глазах дочери.

– То есть не поощрять ее стремление найти свое место в жизни? – возмутилась Мона. – Иными словами, твоя дочь не имеет права на собственное мнение, отличное от твоего? Но она уже и сама во всем разбирается. А ты больше чем кто-либо придерживаешься допотопных взглядов.

– Полная чушь!

– Ради бога! – Она сложила ладони перед грудью. – Дай девочке строить свою жизнь, как она сама считает нужным. В этом и заключается свобода.

– Моя дочь абсолютно свободна, но она еще недостаточно взрослая, чтобы извлечь из нее максимальную пользу, и поэтому…

– То есть у нее есть право делать только то, что ты хочешь? Но настоящая свобода означает право самому принимать решения. Она не хочет быть юристом и самостоятельно пришла к этому решению. Это ее выбор, и его нужно уважать.

– Так и будет, когда она подрастет. А ты, помнится, повзрослела в шестнадцать лет, верно? – фыркнул он. – И был ли твой выбор правильным?

Судорожно сглотнув, Мона с трудом перевела дыхание.

– Это нечестно, не по-мужски! Ты попрекнул меня тем, что я рассказала тебе, доверившись…

– И я доверял тебе, но думаю, ты предала мое доверие. Из-за твоего вмешательства Софи восстала против меня. В шестнадцать лет она по закону имеет право жить самостоятельно, если в состоянии содержать себя. И теперь ей не составит никаких трудов подтвердить это, коль скоро она в списках лучшего агентства, не так ли? Плюс те заказы, что она будет выполнять с тобой.

– У нее нет никакой необходимости выполнять заказы в моей студии.

Ох да брось ты! – пренебрежительно оборвал Арни, расхаживая по комнате. – Так ты и позволишь другим пользоваться своей находкой, в то время как и сама можешь…

Гарленд умолк, когда увидел, что говорит с пустотой. Мона незаметно ушла…

7

Итак, теперь я выяснила все, что хотела знать об Арни Гарленде, грустно размышляла Мона, лежа ночью без сна. А итог, как я и опасалась, оказался достаточно неприятным.

Этот человек, что бы ни делал, привык идти своим путем, самоуверенно решив, что никогда и ни в чем не ошибается. И вдруг Софи, которой Мона, сама того не подозревая, пришла на помощь, возразила отцу и сказала «нет» в ответ на его требования. И их отношения, построенные, казалось бы, на способности Гарленда мягко убеждать оппонентов, дали трещину, что в других обстоятельствах могло бы показаться комичным. За всем этим крылось бычье упрямство мужчины, который впадал в ярость, встречая сопротивление.

Мона вздохнула – я сама далека от идеала, и с моей стороны нечестно требовать совершенства от других. И тут же поймала себя на том, что все доводы здравого смысла не могут смягчить боль в сердце. Ей хотелось думать, что и Арни чувствует себя не лучше.

Своего рода ответ она получила на следующий день, когда ее работу прервало появление курьера, который доставил длинную коробку с необыкновенной красоты орхидеей. Визитки не было.

Вечером, оказавшись дома, она поставила цветок в вазу и подумала, почему бы ей не снять трубку и не позвонить Арни. Пусть даже неизвестен отправитель, но изысканный способ напомнить о себе достаточно красноречив. Дважды она бралась за трубку и оба раза отдергивала руку.

На следующий день во время съемки одной капризной топ-модели в студию вошла Мэрилин и обратилась к Моне.

– Только не сейчас, – нетерпеливо бросила та.

– Я думаю, что вам стоит выйти, – сказала помощница, с трудом сдерживая смех. – Вам доставили нечто особенное.

– Еще одна орхидея?

– Можно и так сказать, – загадочно ответила Мэрилин.

Мона вышла, но не смогла двинуться дальше порога своего кабинета, потому что все кругом было завалено букетами орхидей. Они лежали где только можно, включая стол и кресла. На полу у стены стояли корзины с цветами и еще одна преграждала вход. Пришлось кое-как протискиваться, чтобы добраться до телефона. Арни сразу же сорвал трубку, видимо ожидая звонка.

– Ты непревзойденный клоун, – нежно сказала Мона.

– Я еще вчера ожидал, что ты позвонишь, а не дождавшись, решил, что ты никогда не простишь меня.

– Отсутствовала визитная карточка. Это мог быть и не ты.

– Кто еще присылает тебе цветы? Назови мне имя! Я убью его!

Они дружно рассмеялись.

– Я очень виноват перед тобой, – пробасил в трубку Арни. – Я не должен был выходить из себя и говорить о наболевшем. Прости меня, дорогая. Пожалуйста.

– Конечно. – Мону охватила радость. Пусть даже человек, которого она любит, сорвался, но ведь признает это, сам ищет примирения.

– Приезжай ко мне сегодня вечером, – взмолился Арни. – Я хочу как можно скорее увидеть тебя.

– Как только покончу с делами, – пообещала она.

Все было тут же забыто, включая горькие и печальные мысли, которые еще недавно терзали ее. Остаток дня Мона с трудом осознавала, чем занимается. Выскочив наконец за дверь, она заторопилась к машине, и всю дорогу до дома Арни ее сердце взволнованно колотилось от ожидания встречи.

В последний раз, когда Мона была здесь, он встретил ее на пороге, готовый к стычке. Сегодня Арни тоже ждал ее, но на этот раз все было по-другому. Глаза его не пылали гневом, и от их выражения хотелось смеяться и петь. Едва только она шагнула в дверь, как сразу же почувствовала объятия его рук, его губы и горячее трепетное дыхание.