— Видно, мало мучила, — говорит он и уходит в свою палатку.

Динка присаживается па пенек у входа и, подперев рукой щеку, задумывается. Никич прибирает свою постель на нарах, переставляет что-то на столе и, выглянув из палатки, видит девочку:

— Ступай. Чего сидишь?

— А ты не будешь мириться? — спрашивает Динка.

— Опять тот же разговор… Я же тебе объяснил, — пожимая плечами, говорит Никич.

— Ну, так и я тебе объяснила, — отвечает Динка.

— Что ты мне объяснила?

— Что меня совесть мучает… — со вздохом говорит Динка.

— Ну, — разводит руками Никич, — ты сама виновата.

— А разве я говорю, что ты? Я только говорю: давай мириться, потому что меня совесть уже мучила. Но Никич не сдается.

— Иди, иди… Пусть еще помучает, — говорит он, легонько поворачивая девочку за плечи.

— Нет, — говорит Динка. — Уже хватит. Мне ведь без тебя скучно… Давай на правду мириться, дедушка Никич!

— Ну, гляди… чтоб этой грубости больше не было! — грозит пальцем Никич.

— Конечно. Я и сама не хочу — ты очень долго сердишься. С тобой надо по-хорошему, — соглашается Динка и, обхватив шею Никича, звонко чмокает его в щеку. — Вот и помирились! Ну, я пойду!

Старик озадаченно смотрит ей вслед и, махнув рукой, уходит в палатку.

Динка мчится к забору. Если Ленька пришел, ей надо сказать ему, что мама сегодня дома. Но Леньки нет, и солнце ужо садится. Как же быть? Ей же нельзя бегать каждую минуту и оставлять маму. Она так соскучилась по маме… Ей бы только знать, что Ленька приехал и заработал себе на еду…

— Лень! — тихонько зовет Динка, прижимаясь лицом к щели.

— Макака! — выскакивает вдруг из кустов Ленька. — Это ты тут? А я думал опять Алина, и запрятался, — шепотом говорит он.

— Мама приехала… — не слушая его, торопливо шепчет Динка. — Я не приду… У тебя есть еда?

— Я ел… Со мной один случайный случай вышел. Помнишь студента, того, в шинели, мы еще рыбу ему дали? — прижимаясь к щели, спрашивает Ленька. — Так я у него чай пил… и вот, гляди, что тебе принес. — Ленька просовывает в щель нагревшийся от его руки стеклянный шарик. — Он сам дал… Ты на свет погляди, там внутри вроде картинка… Пароходы плывут, лодки…

— Ой, — восхищенно шепчет Динка, — какой красивый шарик!

— Приходи завтра на утес… с утра приходи. Я тебе что расскажу… из-за чего у нас дружба вышла со студентом-то этим…

Но Динка занята стеклянным шариком. Бока его помяты и исцарапаны.

— Лень, а почему этот шарик вот тут поцарапан?

— Да он им сахар бил. Как стукнет при мне, я аж испугался. Такую-то драгоценную вещь портить., — Ленька вдруг замолкает и, пригнувшись, быстро скрывается в кустах.

— Дина, с кем ты разговариваешь? — окликает сестру Алина.

Динка прячет за спину шарик и отходит от забора.

— Я ни с кем не разговариваю.

— Нет, ты разговаривала, — раздвигая кусты и заглядывая через забор, говорит Алина.

Динка сердито выпячивает нижнюю губу.

«Вот еще какая искательница? Чуть-чуть Леньку не выискала», — недовольно думает она и, желая подразнить сестру, безразлично говорит:

— Я просто сказала: иди, иди себе, дурак!

Алина широко раскрывает глаза:

— Кому ты сказала?

— Да одному человеку, потому что он все ходит да ходит тут, — искоса наблюдая за сестрой, сочиняет она.

— Какому человеку? Где он ходил? Тут был какой-то мальчик… оглядываясь, говорит Алина.

— Ну нет… Это так один… с бородой… — пугает Динка. Но Алина вдруг успокаивается:

— С бородой? Так это дачник. Как же ты смеешь обругивать кого-нибудь через забор? Иди отсюда сейчас же! Вот я скажу маме! — хватая сестру за плечо, строго говорит Алина.

Динка понимает, что попала впросак, и, упираясь, кричит:

— Не толкайся!.. Я бородатому ничего не сказала. Я тому, который без бороды… гладенькому такому!

— Какому гладенькому? — снова останавливается Алина.

Динка чувствует, что попала в цель.

— Ну да, гладенькому… без бороды, без усов, лысому…

— Лысому? — в замешательстве переспрашивает Алина.

Но Динке хочется еще крепче припугнуть сестру.

— Он как подскочит к забору да как скривится вот так… — Динка, зажмуривает один глаз и скашивает на сторону рот, — да как моргнет на меня…

— Это какая-то ерунда… — серьезно глядя на нее, говорит Алина.

— А я ему говорю: иди, иди, дурак! — увлекается своим сочинением Динка.

Но Алина краснеет от гнева:

— Иди домой! Врушка! Несчастная врушка!

— Как хочешь… — пугаясь, говорит Динка и покорно идет рядом с сестрой.

Около террасы цепкие пальцы Алины выпускают ее плечо. От крокетной площадки доносятся громкий смех и веселые голоса…

— Крачковские пришли, — упавшим голосом говорит Алина и, взбежав по ступенькам на террасу, скрывается в свою комнату.

Динка кладет на ладонь стеклянный шарик, разглядывает его на свет, пробует языком.

— Вкусный-превкусный… Не конфетка, не игрушка, а неведома зверюшка… счастливо улыбаясь, говорит она.

А на площадке снова раздается общий смех и голос Крачковской:

— Ну что ж, Гога, отвечай, отвечай! Иначе твоя юная дама посадит тебя в галошу!

— Да побей меня бог, если я понимаю, о чем она спрашивает! — комически восклицает Гога.

— Я спрашиваю: из какого ребра сделал бог Еву? И еще: где находятся у человека берцовые кости? — уверенно звенит голосок Мышки.

Динка прячет за пазуху свой шарик и бежит на площадку.

На скамейке, покатываясь от смеха, сидят мама, Катя и мадам Крачковская. В серединке площадки, оправдываясь и пожимая плечами, стоит смущенный Гога, а рядом с ним торжествующая Мышка.

— Ну, как же ты не знаешь! Сколько ребер было у Адама? И потом, берцовые кости… Ведь это же устройство человека, и каждый порядочный джентльмен должен знать, как он устроен! — твердо повторяет Мышка выученную наизусть фразу.

— Ха-ха! Браво, браво, Мышка! — хлопают в ладоши Крачковская и Катя.

Мама вытирает мокрые от смеха глаза.

— Ха-ха-ха! — громко доносится с гамака, где сидит Костя.

— Я проиграл! Проиграл! Сознаюсь! — прижимая руку к груди, кричит Гога и, подняв с площадки брошенную кем-то сухую ветку, подносит ее Мышке. — Отдаю пальму первенства!

— Браво! Браво! — хлопают взрослые.

Динка, забыв про все на свете и наслаждаясь торжеством Мышки, выскакивает на площадку.

— Браво! Браво! — кричит она, тоже хлопая в ладоши. Стеклянный шарик выскальзывает из-под ее рукава и подкатывается под ноги Косте. Костя машинально поднимает его и, проводя пальцем по обитым и исцарапанным бокам, задумчиво говорит:

— Что это за игрушка? Где-то я уже видел такую…

— Это мое! — подскакивает к нему Динка.

Но Костя снова проводит пальцем по исцарапанным бокам и силится что-то вспомнить.

Глава шестнадцатая

СЛЕЗЫ — ЭТО РЕДКАЯ ВЕЩЬ

Крачковские и Катя с Костей уходят на Волгу. Костя обещал покатать их на лодке. Марина весь вечер дурачится и шутит с детьми, потом, забравшись вместе с ними на широкую кровать, рассказывает им про девочку, которая варит обед для всей семьи.

— Нравится вам эта девочка? — спрашивает она. Алине нравится, она не любит лентяек; Мышке тоже нравится, но она беспокоится, что этой девочке все-таки трудно варить на всех обед.

— А кто же приносит ей воду? Ведь ведра очень тяжелые… — говорит она.

А Динка молчит.

— А ты, Динка, хотела бы иметь такую подружку? — неудачно спрашивает мама.

— Нет! — трясет головой Динка. — Зачем она мне? Я не люблю бездельных людей.

— Как — бездельных? Я же только что рассказывала, что эта девочка такая помощница в семье: она варит обед и кормит всех взрослых.

— Ну, так я жалею ее, конечно, потому что у человека… ну, вообще у другой девочки много дела, а у нее все похлебка да похлебка… Они, наверное, запирают ее на весь день, что ли?

— Почему запирают? Она бегает и гуляет, как все дети, но она понимает, что взрослые придут с работы голодные и что им надо сварить обед.