В зале было накурено и пахло травой. Волосатые люди с бисерными феньками и крестами сидели прямо на полу, переговариваясь и негромко смеясь, что-то напевая или тут же на полу творя что-то из бисера и кожи. На появление Риты никто не обратил внимания. Она прошла по залу, переступая через вытянутые ноги, с кем-то здороваясь, кому-то кивая, напряженно высматривая кого-то в табачном дыму... Она подошла к небольшому возвышению, изображавшему сцену, и открыла дверь, ведущую не то в гримерную, не то в раздевалку – в маленькую комнатку, совмещавшую в себе все это. Там тоже было ужасно накурено, человек пять сидели на полу и передавали друг другу папиросу с травой.
— Где Ян? – спросила Рита ближайшего парня.
Тот поднял на нее стеклянные глаза и неопределенно махнул рукой куда-то в стену.
Рита увидела узенький коридорчик, протиснулась в него, пошла, пригибаясь, чтобы не удариться головой о низкие деревянные перекладины. Коридорчик заканчивался маленькой, причудливо расписанной дверцей. Рита толкнула ее.
Комнатка два на два, гитара с кошкой и Ян, свернувшийся калачиком на каком-то приспособлении для спанья.
— Ян, – позвала Рита, оглядываясь по сторонам в поисках предмета, на который можно было поставить бутылку.
Ян открыл глаза, разогнулся и вытянул затекшие ноги.
— Подъем! – сказала Рита, пристально глядя, как теплеют его глаза и светлеет лицо. Удовлетворившись его реакцией на свое появление, улыбнулась. – Будем пить водку.
Ян улыбнулся в ответ и вытащил откуда-то из угла два не очень чистых стакана. Рита привычно разлила.
— За тебя, – сказал Ян и выпил.
Рита повертела стакан в руках, словно желая в нем что-то увидеть, выдохнула:
— За меня, – и выпила тоже. Закурила и подняла на Яна больные и пьяные глаза.
— Я что-то не поняла, – сказала она, медленно выпуская дым, – зачем тебе нужно все это?
— Это очень просто на самом деле, – серьезно произнес Ян. – Я без этого не живу.
— Но ведь дерьмо все это! – завелась Рита. – Люди эти одуревшие, тетушки в беретах, волосатые с фенечками! Никому же этого не надо! Они же сожрут тебя, только дай им волю! А ты вместо того, чтобы в рожу вцепиться, нагрудничек на них надеваешь, да еще ложку протягиваешь: нате, родимые, ешьте!
— Ты не права, – мотнул головой Ян. – Это нужно не только мне. Если хоть одному человеку это по-настоящему в кайф, если хотя бы одному хоть в чем-то поможет, то ради этого стоит... А по большому счету я просто жду автобус. Ведь каждый ждет, как может.
— Постой, – сказала Рита и налила еще. – Я уже мало что соображаю, но ты знаешь, что Мак убрал людей с остановки? Там нет сейчас никого. И вчера не было.
— Я оставил там своих, – спокойно сказал Ян.
— Господи, – зашептала Рита, снова впившись взглядом в стакан. – Откуда ты взялся такой? Светлый, чистый...
Она быстро выпила водку и подняла на него сузившиеся от злости глаза.
— Тебя же размажут мордой по столу! Припечатают так, что больше не поднимешься! Неужели ты этого не понимаешь?!
Ян улыбнулся:
— До сих пор мне это удавалось.
— Что? – не поняла Рита.
— До сих пор мне удавалось подниматься.
Рита долго смотрела в его лицо, и глаза ее постепенно теплели, мышцы расслабились, и злобная гримаса упала на пол сброшенной маской.
— Ты или сумасшедший, или святой, – тихо сказала она.
— У меня сегодня концерт. Придешь?
— Нет, – снова помрачнела Рита и стиснула зубы. Ее затрясло, она крепко сжала ладони, переплетая пальцы, словно впечатывая один в другой.
— Время... – прошептала она побелевшими губами, и глаза ее вмиг стали пустыми.
Как лунатик, она медленно поднялась и, не слыша криков Яна: "Что с тобой? Маленькая, что с тобой?", двинулась в коридорчик, все убыстряя шаг и стукаясь головой о деревянные балки. Ян выбежал за ней на улицу, догнал, обнял за плечи:
— Давай, я помогу тебе.
Рита дернулась и повернула к нему искаженное злобой и болью лицо:
— Я ненавижу блаженных! Твое место на паперти перед церковью с кружкой медяков и небритой рожей для пущей жалости! Буду проходить мимо – плюну в кружку! Отпустишь сей грех? Простишь?!
Ян разжал руки, гадливо вытер их о джинсы, повернулся и медленно пошел обратно. Рита злобно рассмеялась вслед и бегом бросилась к двухэтажному особняку, стоявшему неподалеку.
Она еле открыла подъезд – пальцы так сильно тряслись, что ключ никак не мог попасть в замочную скважину, – взбежала вверх по лестнице на второй этаж и распахнула дверь в свою комнату. Лихорадочно выдвинула ящик стола и не поверила своим глазам: он был абсолютно пуст.
— Мак! – закричала она, чувствуя, что боль где-то уже совсем рядом, такая знакомая и сильная. – Мак!!!
— Ты звала меня, девочка? – Он стоял на пороге комнаты, равнодушно созерцая происходящее черными стеклами.
— Где? – спросила Рита.
— Ты что-то потеряла? – У Мака был вид ничего не понимающего человека.
— Где?! – заорала Рита и швырнула пустой ящик на пол.
— Ты, кажется, стала забываться, – спокойно сказал Мак. – Я тебе ничего не должен.
Боль пробежала по позвоночнику и на какое-то время застыла. Рита согнулась пополам и рухнула на пол.
— Мак... – простонала она. – Пожалей...
Боль снова ожила и занялась суставами. Рита выла уже совсем по-звериному, кусала губы и умоляюще смотрела на Мака. Он несколько мгновений наблюдал за ней с порога, потом шагнул в комнату, подошел к ней и уверенно стал снимать с нее джинсы.
— Мак... – прошептала Рита, извиваясь от дикой боли. – После... Все, что угодно, после... Только дай, дай, верни... Я не могу...
Но Мак, казалось, ее не слышал...
... Она уже почти в обмороке, полуголая, корчилась на полу, когда Мак встал, застегнул молнию на брюках и достал откуда-то из тайника коробочку. Открыл, умело набрал шприц и, закатав ее рукав, так же умело ввел это в вену. Потом сложил все обратно, поставил полку на место, положил коробочку в нее и молча вышел из комнаты. Рита осталась лежать, медленно приходя в себя, чувствуя, как боль уползает куда-то далеко-далеко, чтобы затаиться до следующего раза...
Над мертвой дорогой ветер крутил столбы пыли... Наступала ночь...
Утро пришло неожиданно и быстро. Рита лежала без сна, глядя в светлеющее окно. Там небо разделилось на две половинки ровной полосой. И на этой темной, почти фиолетовой полосе стояли, держась за руки, маленькая девочка и ангел с большими крыльями. Рита завороженно следила, как меняются очертания, тают крылья ангела и голова девочки, и сами они, словно нехотя, оседают, засасываемые той темной полосой, на которой стоят...
Скрипнула дверь, и вошел Мак. В серой полумгле утра он казался очень ладным изваянием, статуей, которую по ошибке одели в черные одежды и прицепили на нос черные очки.
— Я хочу поговорить с тобой, – сказал он и сел на край кровати. Рита сжалась в комок и обреченно закрыла глаза.
— Сегодня – день открытия первого памятника. День города, можно сказать. Моего города. Мне нужна королева бала. Ты будешь ей.
— Издеваешься? – спросила Рита.
Мак поднялся:
— Сегодня в два часа тебе принесут твой костюм. К трем будь готова. Я зайду за тобой.
— Ты смеешься, Мак? – полувопросительно-полуутверждающе сказала Рита.
Мак, не ответив, пошел к двери.
Она соскочила с кровати и у самого порога загородила ему дорогу:
— Мак, не надо, я не выдержу, слышишь? Ты же знаешь... – лихорадочно заторопилась она. – Это же полный бред, я загнусь прямо там, при всех, я не хочу, не хочу, Мак... Мне плевать на толпу и не плевать на себя... В конце концов, и тебе это все испортит...
Она уже поняла по каменной молчаливости Мака, что все это серьезно и отступать от своего решения он не намерен, но, несмотря на это, продолжала лепетать что-то, приводя все новые возражения, боясь замолчать хоть на секунду, чтобы не услышать его ответ.
Он перебил ее на полуслове: