— Кто вы такие? Почему здесь?

— А тебя ждали, Слава. Мочить собирались. Уж больно ты неспокойный. Боится тебя наш коммерсант, работать нормально не может. Вот только силенок не рассчитали. Непростым оказался ты пацаном. Учтем на будущее.

— Так уж и мочить сразу?

— А ты не угомонишься иначе. — «Аксакал» рассеянно похлопал себя по карманам и обратился к Алине. Вот что, красивая. Довольно кресло просиживать. Сходи-ка ты лучше на кухню. Там на столе сигареты и зажигалка. А заодно накапай старику, — он толкнул в плечо Магоматова, — корвалола. Пожалуйста.

Алина бросила на меня вопросительный взгляд, и я согласно кивнул:

— Сходи.

— Так это у тебя дочку украл его недоносок? — Аксакал снова переключил внимание на меня.

— Да.

— Понимаю, чего ты так бесишься. Сам бы, наверное, еще не так… Знаешь, сынок, разойдемся сегодня, я чувствую с миром. Постреляли немного, побаловались. Остальное утрясем по базару. Только вот обзовись, расскажи старику любопытному, кто ты таков, почему не знаю тебя. Ведь не из мусорских, это точно. Это я вижу насквозь.

— Нет, не оттуда. И не из ФСБ. Не из ГРУ Не из армии. Есть одна фирма, да только тебе лучше о ней не знать. Наживешь неприятности.

«Аксакал» многозначительно покивал. Возможно, он считал, что я просто «гну пальцы». Но, с другой стороны, ведь не оставил он без внимания наше оружие. И нашу выучку…

У меня за спиной послышался шорох. Я немедленно оглянулся и увидел, как один из «больных» — тот, которого я тащил сюда за ноги — пришел в себя, принял сидячее положение и озирается, пытаясь зацепиться за что-нибудь мутным взором. Джон лениво оторвал зад от стула, достал из кармана трофейный ТТ и, неспеша подойдя к толстяку, рукояткой деловито стукнул его по макушке. Толстяк вновь погрузился в анабиоз, а я задал очередной вопрос:

— Теперь ты представься, папаша.

— Рамазом зови. Жил я когда-то в Абхазии. Молодым был… А потом все в России. От Хабаровска и до Кёника, поносило меня по горам, по долам. Да вот старым стал. Сейчас вроде бы как и на пенсии. А вроде бы как и при деле. Кому совет нужен, кому деньжат в долг, а кому и другая помощь. Например, как вот этому. — Рамаз кивнул на Магоматова, который в этот момент сосредоточенно вливал в себя корвалол. Алина забрала у него пустую стопку, кинула «аксакалу» на колени пачку «Мальборо» и зажигалку и поспешила занять свое кресло.

— Вроде бы как познакомились, — сказал я, дождавшись, когда Рамаз прикурит сигарету.

— Вроде бы как да, — передразнил он меня, жадно затянулся, поперхнулся дымом и зашелся в приступе свистящего надсадного кашля. — 3-зараза! — с трудом выдавил из себя. — И ведь не бросить эту отраву никак! — И сделал еще одну глубокую затяжку. — Слушай, Слава, что тебе расскажу. Слушай внимательно. Может, поможет это тебе отыскать дочку и этого пидара. Короче, снюхался он с одной кодлой. Мы их обзываем Ковровцами, хотя там сплошь ингуши и чечены. Есть, правда, и русские. Интернационал, мать твою! Отморозки! Крысятники! Поняток не признают, но фишки в общак засылают исправно. Потому их пока и терпят. Да ненадолго это. Есть там такой Хаджи, он кодлу и держит. Хаджи — погоняло, как в натуре его зовут, я не знаю. Был он смотрящим в Коврове, развел беспредел. В результате угодил на правило, а потом свалил сюда с корешами.

— Чем они занимаются?

— Как чем? — удивился Рамаз.

— У них есть какая-нибудь фишка? Специализация?

«Аксакал» снова скрипуче расхохотался.

— Хе-хе, Слава. Какие фишки? Какие специализации? Это просто стая диких голодных псов. Они готовы порвать любого, чтобы напиться крови. Старуху за триста рублей жалкой пенсии мочканут, не раздумывая. Отморозки и есть отморозки. Вот потому-то их и отстреляют скоро свои же.

— А что, со старухой, действительно, было? — поразился я.

— Да нет. Это я так, для примера. — Мой собеседник на секунду смутился. — Не фильтрую базар.

— Как их найти?

— Где у них норы, не знаю. — Рамаз прикурил еще одну сигарету. — А вот есть на Ленинском ночной клуб. Называется «Катастрофа». Там в кабаке и ищи их. Не ошибешься. Да только поосторожнее, Слава. Это тебе не мои ягнята, которых сегодня пострелял, словно в тире. Это волки. И волыны они обычно таскают с собой.

— Не помогут волыны, — неожиданно подал голос молчавший уже больше часа «араб». Рамаз улыбнулся. Кажется, он поверил, что не помогут.

— В том кабаке обычно много народа? — задал еще один вопрос я.

— Не знаю, — пошевелил бородой «аксакал». — Не был там никогда.

— А чего же? — Я поднялся со стула. Наша беседа явно подходила к концу. — У тебя есть, что еще рассказать?

— Рассказать нету. — Рамаз тоже поднялся с дивана. — А предложить могу. Если надо, человек пять пацанов зашлю тебе на подмогу. Мне этот Хаджи давно уже словно кость в горле.

Я про себя усмехнулся: «Красота! Каждый встречный готов поделиться со мной людскими ресурсами. Пантелеймоныч — работягами из горячего цеха, «аксакал» Рамаз — быками-бандюгами».

— Спасибо, конечно. — Я широко улыбнулся, а Алина в кресле хихикнула. — Прибереги пацанов для себя. А за нами, я же сказал тебе, фирма. Ох, и крепкая ж фирма!

Рамаз многозначительно промолчал и склонился над тремя полутрупами, сложенными в ряд на полу.

— Вот ведь еще морока, — пробубнил он себе под нос и обернулся ко мне: — Так Гадир может не менживаться, так понимаю?

— Без вопросов, — заверил я. — Он мне не нужен, и я даже не думал причинять ему зла. Просто хотел расспросить. Если бы не ты со своими быками, все бы закончилось простым разговором. Теперь я узнал, что хотел, и Магоматов мне больше не интересен. Пусть себе остается с миром.

— Отвечаешь? — обжег меня взглядом Рамаз.

— Мне что, повторить? — Я немного повысил голос.

— Не надо. Считаю, мы обо всем добазарились. — Рамаз снова грустно смотрел на три неподвижных тела. — И что мне прикажете делать с этими дохляками? Слава, поможете дотащить их до машины?

Я с ужасом представил, как это будет выглядеть. Но пренебречь почетной обязанностью выноса бесчувственных тел не мог. Это было «не по понятиям». И я обратился к Алине:

— Как насчет того, чтобы поработать грузчицей? А, милая девочка?

— Не называй меня милой девочкой, Слава. — Алина выбралась из уютного кресла. Глаза у нее были грустными-грустными. — Я, конечно, поработаю грузчицей. — Она сейчас обращалась только к Рамазу. — Как же вы, немощные, да без моей богатырской силушки? Вот только если сегодня я наживу себе грыжу, вырезать ее будут за счет вашего общака.

— Отвечаю, — расхохотался Рамаз. — Вперед! Потащили задохликов!

Ночной клуб «Катастрофа» расположился в «стекляшке» — стандартном двухэтажном строении, в каких в былые застойные времена первый этаж, как правило, занимала кулинария, а второй — парикмахерская и мастерская по изготовлению ключей. Но с той беззаботной поры, когда все было именно так, минуло больше десяти лет, и безликую типовую «стекляшку» уже давно плотно укутали красной кирпичной пеленкой, оставив для дыхания лишь узкие окна-бойницы и тесный дверной проем, который бдительно охраняли два юных бритоголовых швейцара-тяжеловеса.

Швейцары, безуспешно пытаясь изобразить на мятых рожах подобие любезной улыбки, содрали с меня за вход двадцать рублей, радостно сообщили, что сегодня для девушек вход свободный, и мы с Алиной очутились внутри почти настоящего пещерного грота. Несколько электрических светильников-факелов, размещенных на серых бетонных сводах, как могли, боролись с царившим здесь полумраком. Но эти усилия были тщетны, и вся польза от «факелов» сводилась только к тому, что они высвечивали из темноты бутафорские гипсовые сталактиты, гирляндами налепленные на потолок. Вход в дискотеку, где уже гремел хаус и мелькали огни цветомузыки, был стилизован под бесформенную крысиную нору. Впрочем, так же, как и проход на лестницу, ведущую на второй этаж в ресторан.

— Интересно, — заметила Алина, — почему они назвали эту шахту «Катастрофой», а не «Пещерой Лейхтвейса»?