Глава четвертая. Хозяин подземелья
Монах шел впереди с керосиновой лампой в поднятой ручище. Они спускались все ниже и ниже — по винтовой лестнице, по сводчатым переходам, по галерее, проходившей над большим залом, усеянным невысокими каменными надгробиями. Воздух стал тяжелым, душноватым. Сварог слегка помахивал Доран-ан-Тегом, вновь привыкая к нему после долгого бездействия. Рубин в навершии кроваво отблескивал.
– Где кончается ход, никто не знает, — тихо сказал великан-монах. — Если уж вас не удалось отговорить, остается только молиться за вас...
Сварог подумал, что впервые за него кто-то будет молиться, но промолчал, чтобы не суесловить.
Они остановились в сводчатом склепе. Там было две двери — та, в которую они вошли, и вторая, толстенная и тяжелая, дерева почти не видно из-под железных полос, усеянных серебряными трилистниками и силуэтами коней. Она была заперта на обычный висячий замок, не такой уж и большой — на купеческих лабазах можно увидеть гораздо внушительнее. Монах снял с пояса связку ключей и забренчал ими, перебирая.
– Дверь хорошо сохранилась для пяти тысяч лет, — сказал Сварог, не вынеся молчания.
– Ее периодически чинили и меняли, — отозвался монах. — Но никто никогда не спускался вниз. Оттуда тоже ни разу не появлялось... никого и ничего. Но это не успокаивает...
Наконец он нашел нужный ключ, вставил его в продолговатую скважину, повернул, разнял замок и дужку. Потянул дверь за чугунную ручку, и она отворилась с визгом, скрежетом.
– Вот теперь можешь доставать свою артиллерию, — сказал Сварог капралу.
Тот с превеликой готовностью извлек пистолет, накрутил ключом пружины во всех четырех колесцовых замках, опустил кремни к колесикам. Мара вынула меч. Монах молча роздал каждому по пучку добротно сделанных просмоленных факелов, чиркнул огромной серной спичкой, и все зажгли по одному. Кроме Сварога, которому ничего не мешало, как только он окажется вне поля зрения монаха, выжать огонь из пальца — в буквальном смысле.
Ничего страшного за дверью пока что не наблюдалось — довольно широкая каменная лестница, полого уходящая во тьму, по ней можно идти троим в ряд.
– Ну, с богом, — сказал Сварог. — Держать строй, что бы ни случилось.
– Дверь я буду держать открытой сутки, — сказал монах. — А там — уж не посетуйте...
Сварог молча двинулся первым, подумав, что при нужде он вынесет эту дверь топором в три минуты. Под сводами хватало места, чтобы шагать во весь рост. Пыли вокруг вопреки ожиданиям почти не было, и плохо верилось, что этой аккуратной кладке, где не выкрошился ни один кирпич, пять тысяч лет. Время от времени Сварог поднимал руку, они останавливались и настораживали уши, но, ничего не услышав, продолжали спускаться по невысоким ступеням. Ход плавно заворачивал вправо. Сварог оглянулся вверх — дверной проем светился далекой тусклой звездой. А там и скрылся за поворотом. Понемногу Сварог стал соображать, что спуск этот — нечто вроде винтовой лестницы огромного диаметра.
И вдруг она кончилась — последняя ступенька была уже не ступенькой, а каменным полом большого зала. Сварог первым шагнул в проем — и ослеп, вспышка белого сияния ударила в мозг. Шарахнулся, наугад махнув перед собой топором крест-накрест, слыша сзади крики и оханье, попытался все же что-то рассмотреть сквозь плававшие перед глазами разноцветные круги — и тут же, ожесточенным морганием смахивая застилавшие глаза слезы, заорал что было сил:
– Стоять! Спокойно! Друг друга порежете!
Потому что единственная опасность, какая им угрожала, — зацепить клинком друг друга. Светло стало оттого, что под потолком вспыхнуло не меньше десятка молочно-белых полушарий. Они вошли — и автоматически зажегся свет, крайне смахивавший на электрический. Только и всего.
Сварог оглянулся — его воинство, за исключением Мары и Делии, сгрудилось в проходе, не ступая в зал, выставив перед собой мечи и четырехствольную пушку. Раненых не видно, зато в испуганных числятся все.
– Назад, — кивнул Сварог. И сам вслед за Марой и Делией вернулся на лестницу.
Свет в зале тут же погас. Стоило Сварогу шагнуть со ступеньки на пол, лампы вспыхнули вновь. Облегченно переведя дух, Сварог так и не смог отделаться от безмерного изумления — очень уж эти штучки, автоматика высокого класса, не вязались с тем, что они оставили наверху. Тот, кто все это построил, знал и умел не в пример больше. Что же, история в свое время повернула вспять? И буксовала пять тысяч лет? Странный для истории поворот. Впрочем, не такой уж странный, если учесть иные разговоры о странностях технического прогресса, рожденных волей человека...
– Впечатляет, — сказала Мара.
– Смелее, — подбодрил Сварог остальных.
Они ничего еще не понимали, но, видя его спокойствие, один за другим выходили в зал, гася факелы, притаптывая их сапогами. Сварог оглядывался. На противоположной стене — огромное запыленное зеркало от пола до потолка. Слева — несколько дверей с закругленным верхом, то ли из темного стекла, то ли металлические. Справа — восемь или девять ступенек ведут в огромный полукруглого сечения туннель, освещенный такими же светильниками, — отсюда видны два. Пол выложен белыми, черными и красными каменными плитками в форме ромба, в нишах меж зеркалом и ступеньками стоят белые статуи рыцарей в латах (доспехи совершенно незнакомого фасона). Стены мозаичные, зелено-бело-черные — совершенно абстрактные узоры, никаких аналогий в современном декораторском искусстве. Это ничуть не походило на жилое помещение — контора, вокзал, присутственное место... Сварог вытащил компас. Все правильно — если войти в туннель и свернуть направо, как раз попадешь на тот берег. Если только туннель достаточно длинный и не сворачивает.
Контора, вокзал... Метро? Он тряхнул головой — казалось, вот-вот над головой захрипит динамик, послышится грохот поезда, и из шеренги дверей напротив к туннелю хлынет поток пассажиров. Оглядев своих — окажись они в аэропорту или на станции метро, выглядели бы не менее нелепо. И Сварог видел, что они ощущают эту нелепость, пусть и не представляя, в чем она заключается. Соприкоснулись два разных мира.
– Здесь все настолько не такое...— тихо сказала Делия. — Мы с отцом были во дворце императрицы, но там другое... Там мы не чувствовали себя чужими...
Сварог решительно направился к зеркалу. Он не ошибся — под ним и в самом деле что-то лежало на полу. И эта находка Сварогу весьма не понравилась. Белые человеческие кости — кисть пятипалой руки, все еще сжимавшая длинный, без пятнышка ржавчины кинжал с изогнутым лезвием и чашеобразной гардой, украшенной изумрудами. Концы лучевой и локтевой костей выглядели так, словно руку у ее обладателя попросту оторвали еще при жизни — и она пролежала здесь неизвестное количество веков, а то и тысячелетий, пока плоть не исчезла. Рука с кинжалом выглядела здесь совершенно инородным телом — как и компания Сварога.
Стоя почти вплотную к зеркалу, Сварог взглянул в него. Почему нигде нет пыли, кроме как на зеркале? Зеркало не понравилось еще больше, чем сжимавшие оружие кости. Вроде бы зеркала темнеют, старея, да еще пыль толстым слоем—и все равно, как-то не так оно отражало, словно бы и не себя Сварог там видел, отражение держалось в глубине, да и колыхнулось вовсе не в такт его движениям...
Он всадил в зеркало лезвие топора — сам не понимая, что делает и зачем. Показалось даже, топор сам ударил, потянув за собой руку. Сварог отпрыгнул — но никакого ливня рушащихся с дребезгом осколков не последовало. Остался глубокий косой разрез — но не знавший преград топор вошел едва до половины лезвия... Разрез медленно, но явственно для глаза затягивался, отражения в темной глубине дернулись, словно отступая. Сварог выругался вполголоса. Остальные напряженно уставились на него издали. Из разреза тремя медленными полосами поползла тяжелая густая жидкость, черная с алым отблеском. Казалось, силуэтов в глубине зеркала прибавилось, они собрались в кучку.